Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— Merci bien, cousin[35].

— D'accord, mon ami[36], только с одним условием: ирландские монахини не должны слышать нас.

— Вы не выглядите бедным человеком, судья, — сказал Джон Сен-Жак.

— Значит, внешность столь же обманчива, сколь и давным-давно забытое звание, которым вы так великодушно воспользовались... Должен также добавить, что мои требования не отличаются экстравагантностью, так как я один на белом свете, а заботы о моем теле не требуют каких-либо роскошеств.

— Выходит, вы тоже потеряли свою подругу?

— Это не совсем так. Моя жена оставила меня еще двадцать девять лет назад, а мой тридцативосьмилетний сын — теперь он процветающий адвокат на Уолл-Стрит — носит ее фамилию, и, когда любопытствующие задают ему вопросы, он отвечает, что никогда меня не знал. Я его не видел с тех пор, как ему исполнилось десять лет, — это было не в его интересах, понимаете ли.

— Quelle tristesse[37].

— Quelle чепуха, кузен. Этот мальчуган получил свои мозги от меня, а не от той дуры, которая его выносила... Однако мы отошли от темы. Частица чистейшей французской крови во мне подсказывает еще одну причину (без сомнения основанную на предательстве) для сотрудничества с вами. Я искренне хочу помочь вам, но ведь я должен подумать и о себе. Мой новый престарелый друг может отправиться обратно и доживать остаток дней своих в Париже, мне же, кроме Бостона, некуда поехать. За многие годы я обнаружил всего несколько способов добывать средства для сносного существования. Следовательно, я должен осадить те глубинные мотивы, прислушиваясь к которым я хочу помочь вам. Поймите: с той информацией, которая мне теперь известна, я и пяти минут не продержусь на улицах Бостона.

— Это прорыв, — сказал Джон Сен-Жак, внимательно глядя на Префонтена. — Извините, судья, но вы нам не нужны.

— Что-о? — протянула Мари, подскочив на стуле. — Пожалуйста, братик, нам нужна любая помощь!

— Только не в этом случае. Нам известно, кто его нанял.

— Разве?

— Конклин знает, он назвал это «прорывом». Сказал, что человек, который следит за тобой и детьми, воспользовался услугами судьи. — Брат кивком указал на сидевшего напротив бостонца. — Его услугами. Потому-то я и раздобыл катер, который стоит сотню тысяч долларов, чтобы добраться сюда. Конклин знает, что представляет собой его клиент.

Префонтен вновь бросил взгляд на старого француза и заметил:

— Вот теперь самое время для слов «quelle tristesse», сэр герой. Я остался ни с чем. Моя настойчивость принесла мне только ободранную шею и опаленный скальп.

— Вовсе нет, — вмешалась Мари. — Вы — юрист, поэтому не мне вам объяснять, что подтверждение фактов — это тоже помощь. Возможно, потребуется, чтобы вы рассказали все, что знаете, кое-каким людям в Вашингтоне.

— Подтверждение фактов можно получить в суде, милочка, под присягой в зале суда — поверьте моему личному и профессиональному опыту.

— Мы не обратимся в суд. Никогда.

— Да?.. Ясно.

— Вряд ли это возможно, судья, и вряд ли при таких обстоятельствах. Тем не менее, если вы согласитесь помочь нам, вам хорошо заплатят... Только что вы сказали, что у вас есть веские доводы в пользу того, чтобы помочь нам, — причины, которые могут оказаться вторичными по сравнению с вашим отношением к собственному благосостоянию...

— Вы, часом, не адвокат, милочка?

— Нет, я — экономист.

— Дева Мария, это еще хуже... Так что там насчет моих доводов?

— Они имеют отношение к вашему клиенту, тому человеку, который нанял вас, чтобы выследить нас?

— Имеют. Его августейшую — как цезаря Августа — персону следует хорошенько вздрючить. Оставлю в стороне достоинства его интеллекта и прямо скажу: он самая настоящая проститутка. В свое время он, подавая большие надежды — большие, чем я ожидал, — променял все на цветистую мишуру, бросившись в погоню за личным Граалем[38].

— О чем это он, черт его дери. Мари?

— О человеке, обладающем огромным влиянием или властью, которых он не заслужил, как я понимаю. Сидящий перед нами осужденный преступник осознал, что такое моральный долг.

— И это говорит экономист? — спросил Префонтен, опять притрагиваясь к ссадине на шее. — Экономист, размышляющий о своем последнем неправильном прогнозе, который привел к неудачной покупке или продаже акций на фондовой бирже и убыткам, которые кто-то смог перенести, а кто-то, числом поболе, — нет?

— Мое мнение никогда не было таким влиятельным, но уверяю вас, что вы верно описали то множество экономистов, которые никогда на деле не рисковали, а только теоретизировали. Очень безопасная позиция... А ваша — нет, судья. Вам может потребоваться защита, которую мы обеспечим. Ваш ответ на это предложение?

— Иисус, Мария и Иосиф, какая вы хладнокровная...

— Приходится, — сказала Мари, не сводя глаз с человека из Бостона. — Я хочу, чтобы вы были на нашей стороне, но умолять не стану. Я просто оставлю вас без всего — и возвращайтесь на бостонские улицы.

— Вы на самом деле не адвокат? Или, по крайней мере, не его благородие главный палач?

— Выбор за вами. Я жду ответа.

— Кто-нибудь может мне объяснять, что, черт подери, здесь происходит?! — заорал Джон Сен-Жак.

— Ваша сестра, — ответил Префонтен, не сводя ласкового взгляда с Мари, — только что завербовала рекрута. Она весьма ясно объяснила возможные варианты (их легко поймет любой адвокат), а ее железная логика в придачу к ее симпатичному личику, увенчанному золотисто-каштановыми волосами, превратили мое решение в единственно возможное.

— Что?..

— Он на нашей стороне, Джонни. Забудь об этом!

— Для чего он нужен?

— Не говоря о зале суда, молодой человек, могу указать вам еще дюжину разных причин, — ответил судья. — В некоторых ситуациях не следует вызываться волонтером, если тебе не гарантирована, кроме судебной, более надежная защита.

— Это правда, сестренка?

— Во всяком случае, почти, братик, но решать Джейсону — черт, — Давиду!

— Нет, Мари, — сказал Джонни Сен-Жак, буравя взглядом сестру. — Решать будет Джейсон.

— Извините, я должен иметь представление об этих именах? — перебил Префонтен. — «Джейсон Борн» — именно это имя было нанесено краской на стене виллы.

— Таковы были полученные мной инструкции, кузен, — заметил псевдогерой Французской республики, оказавшийся на деле не столь уж и ненастоящим. — Так было задумано.

— Не понимаю... Так же, как не понимаю, о чем говорит второе имя — Шакал или Карлос, о котором вы оба довольно-таки жестоко спрашивали меня, когда я еще не решил, умер я или жив. Я думал, что Шакал — фикция.

Старик, которого звали Жан-Пьер Фонтен, взглянул на Мари, та кивнула.

— Карлос-Шакал — легенда, но не фикция, это суперубийца, которому сейчас около шестидесяти; ходят слухи, что он болен, но он по-прежнему одержим невероятной ненавистью. Это человек со множеством личин, некоторые из них нравятся тем, у кого есть причины любить его, другие ненавидят его, считая, что он квинтэссенция зла, — и у всех есть резон считать себя правыми, поскольку их суждения зависят от точки зрения. Я сам — яркий пример человека, имевшего обе эти точки зрения, но в конце концов мой мир вряд ли похож на ваш, как вы совершенно справедливо заметили, святой Фома Аквинский.

— Merci bien.

— Но ненависть, которая овладела Карлосом, словно рак, пожирает его стареющий мозг. Одному человеку удалось обойти, обмануть его, присвоив себе его убийства, взяв ответственность за работу Шакала, тем самым каждый раз — убийство за убийством — доводя его до сумасшествия. Карлос всеми силами старался исправить свой послужной список, пытаясь сохранить образ самого могущественного наемного убийцы. Этот человек ответствен за смерть любовницы Шакала — даже больше чем любовницы: его опоры, его возлюбленной с детства, его партнера. Это единственный человек из сотен, а может, и тысяч посланных правительствами разных стран, который когда-либо видел Шакала в лицо. Человек, который проделал все это, был созданием американской разведки. Странный человек, три года ежедневно игравший со смертью... Карлос не успокоится, пока не накажет... этого человека и... не убьет его. Этот человек — Джейсон Борн.

Пораженный рассказом француза, Префонтен подался вперед.

— Кто же он, Джейсон Борн? — спросил он.

— Мой муж, Дэвид Уэбб, — ответила Мари.

— О Боже, — прошептал судья. — Пожалуйста, дайте что-нибудь выпить.

— Роналд! — крикнул Джон Сен-Жак.

— Слушаю, босс! — откликнулся охранник, сильные руки которого всего час назад удерживали хозяина на вилле номер 20.

— Принеси нам немного виски и бренди, будь добр. В баре должно что-то быть.

— Сейчас, сэр.

Оранжевый шар на востоке внезапно прибавил огня, и его лучи мгновенно разогнали остатки предрассветного морского тумана. Молчание было нарушено словами старого француза, говорившего по-английски с сильным акцентом.