Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— Я не привык к такому обслуживанию, — сказал он, бесцельно вглядываясь через перила балкона в раскинувшуюся перед ним перспективу с каждой секундой становившихся все более светлыми вод Карибского моря. — Когда просят что-то принести, я всегда думаю, что обращаются ко мне.

— Больше этого не будет, — произнесла Мари и тихо, преодолев внутренний барьер, добавила: — Жан-Пьер.

— Думаю, можно жить и с этим именем...

— А почему не здесь?

— Qu'est-ce que vous dites, madam?[39]

— Подумайте об этом. Париж может оказаться не менее опасным для вас, чем улицы Бостона для нашего судьи.

Судья, о котором зашла речь, был погружен в задумчивость, но тут tia столе расставили несколько бутылок, стаканов и ведерко со льдом. Мгновенно очнувшись, Префонтен налил себе какого-то экстравагантного напитка из стоявшей ближе всего к нему бутылки.

— Я должен задать вам вопрос-другой, — многозначительно сказал он. — Можно?

— Валяйте, — отозвалась Мари. — Не уверена, что смогу или захочу отвечать, но попытайтесь.

— Выстрелы, распыленная аэрозолем на стене краска, — мой «кузен» сказал, что и краска, и эта надпись входили в полученные им инструкции...

— Да, mon ami. Так же, как и громкий звук выстрелов.

— Но почему?

— Все должно выглядеть так, как требовал Шакал. Выстрелы — еще один штрих, который должен был привлечь внимание к этому событию.

— Почему?

— В Сопротивлении нас научили этому — не то чтобы я когда-либо был кем-то вроде Жан-Пьера Фонтена, но малую лепту в освобождение Франции я внес. Это называлось «подчеркиванием»: делалось своеобразное заявление, чтобы всем было ясно, что ответственность за акцию несет подполье. Об этом знали абсолютно все.

— Но почему здесь?

— Медсестра Шакала мертва. Теперь никто не сообщит ему о том, что его инструкции выполнены.

— Галльская логика. Совершенно непостижимая.

— Французский здравый смысл. Совершенно неоспоримый.

— Почему?

— Завтра к полудню Карлос будет здесь.

— О Боже мой!

Вдруг зазвонил телефон. Джон Сен-Жак дернулся было вскочить со стула, но сестра опередила его. Она быстро выскочила в гостиную и сняла трубку телефона.

— Дэвид?! — с надеждой воскликнула Мари.

— Это Алекс, — произнес на другом конце линии задыхающийся голос. — Боже, я непрерывно накручивал этот чертов диск на протяжении трех часов! С вами все в порядке?

— Мы живы, хотя и не должны были быть живыми.

— Старики! Это парижские старики! Джонни успел...

— Джонни-то успел, но они на нашей стороне!

— Кто?

— Старики.

— Это совершенно не имеет смысла!

— Нет, имеет! Мы контролируем ситуацию. Что с Дэвидом?

— Я не знаю! Телефонная линия отключена. Повсюду какая-то чушь! Я задействовал полицию...

— К черту полицию, Алекс! — возопила Мари. — Задействуй армию, морскую пехоту, ваше чертово ЦРУ! Вы нам должны!

— Джейсон не разрешит. Сейчас я не могу пойти против него.

— Тогда вот что, послушай: завтра Шакал будет здесь! Вы обязаны что-то сделать!

— Ты не понимаешь. Мари. На поверхность всплыла прежняя «Медуза»...

— Будешь мужу моему рассказывать эту чертову сказку о «Медузе»! Шакалу на это наплевать, и он прилетает сюда завтра!

— Дэвид будет на месте, и ты это знаешь.

— Да, знаю... Потому что теперь он Джейсон Борн.

— Братец Кролик, сейчас не та ситуация, что тринадцать лет назад, да и ты на тринадцать лет постарел. От тебя не будет никакой пользы, а напротив, один вред, если ты немного не отдохнешь. Выключи свет и вздремни чуток на том огромном диване в гостиной. А я посижу на телефоне — все равно никто не позвонит, потому что кто же звонит в четыре часа утра...

Голос Кактуса постепенно удалялся — Джейсон прошел в темную гостиную: его веки были словно налиты свинцом, на ногах — пудовые гири. Он упал на диван, медленно закинул, одну за другой, ноги на подушки. Посмотрел в потолок. «Отдых — это оружие, битвы проигрывают и выигрывают...» Слова Филиппа д'Анжу. «Медуза». Его сознание подернулся черным цветом, и он заснул.

* * *

По всему дому, похожему на пещеру, словно звуковой торнадо, непрерывно, оглушающе, откликаясь гулким эхом, заверещала визгливая, пульсирующая сирена. Борн судорожно повернулся на бок и спрыгнул с дивана, поначалу растерянный, не понимающий, где он находится и — какое-то ужасное мгновение... — даже кто он.

— Кактус! — взревел он, выскочив из безвкусно обставленной гостиной в коридор. — Кактус! — заорал он вновь, услышав, как голос заглушается быстрыми, ритмичными завываниями сигнала тревоги. — Где ты?

Ничего. Он подбежал к двери кабинета и схватился за ручку. Дверь была заперта! Он отступил на шаг и двинул по ней плечом — один раз, второй; на третий — он собрался со всеми силами, какие у него только были, и стремительно врезался в нее. Дверь качнулась, потом подалась, тогда Джейсон начал молотить по ее центру ногой до тех пор, пока она не разлетелась в щепки; он прошел внутрь, и то, что он там обнаружил, вызвало у этой машины для убийства — творения «Медузы» и прочих — яростный гнев. Голова Кактуса лежала на письменном столе в луже крови. Труп... Нет, не труп! Правая рука шевельнулась:

Кактус жив!

Борн подбежал к столу и осторожно поднял голову старика. Ревущий, оглушающий, всепроникающий сигнал тревоги делал бессмысленным — если он вообще был возможен — любой разговор. Кактус открыл глаза, дрожащей правой рукой он цеплялся за пресс-папье и согнутым указательным пальцем постукивал по крышке стола.

— Что такое? — заорал Джейсон. Рука продолжала двигаться к краю пресс-папье, стук учащался. — Внизу? Под ним? — Почти незаметным движением головы Кактус утвердительно кивнул. — Под столом! — сообразил Борн. Он встал на колени справа от Кактуса и стал ощупывать дно плоского верхнего ящика, затем сбоку — и наконец нашел! Кнопка! С максимальной осторожностью он передвинул на несколько дюймов влево тяжелое кресло на колесиках и осмотрел кнопку. Под ней маленькими белыми буквами на черной пластинке было написано: «Вспом. сигн.».

Джейсон нажал на кнопку, ив то же мгновение завывавший, будто стая демонов, сигнал прекратился. Наступившая тишина была почти столь же невыносима, и приспособиться к ней было почти так же невозможно.

— Как тебя ранили? — спросил Борн. — Сколько прошло с этого момента?.. Если можешь говорить — тогда давай шепотом, на это не уйдет много сил, понимаешь?

— О, братец, ты уж слишком, — прошептал Кактус, превозмогая боль. — Я же был таксистом в Вашингтоне, парень, — пойми, что это значило для черного. Я уже бывал в таких переделках. Это не смертельно, малыш, просто у меня пуля в верхней части груди.

— Я прямо сейчас доставлю тебе врача — кстати, твоего друга Айвена, — но, если можешь, скажи, что произошло, пока я опущу тебя на пол и взгляну на рану. — Джейсон осторожно положил старика на коврик рядом с оконной нишей и тут же разорвал на нем рубашку: пуля прошла сквозь мякоть левого плеча. Короткими, резкими движениями Борн разодрал рубашку на полосы и плотно перевязал ими грудь, подмышку и плечо Кактуса. — Это не Бог весть что, — сказал Джейсон, — но даст тебе возможность продержаться некоторое время. Давай, продолжай.

— Он здесь, братец! — Кактус слабо кашлянул и растянулся плашмя на полу. — У него большой, мамочкин, пятьдесят седьмой «магнум» с глушителем. Он сделал меня через окно, потом разбил его и пробрался внутрь... Он... он...

— Успокойся! Не говори ничего, все обойдется...

— Я должен. Там, снаружи, — мои братья. У них нет пушек: он их всех возьмет по одному!.. Я притворился покойничком, а он спешил, он и сейчас спешит! Посмотри-ка туда. — Джейсон повернул голову в том направлении, куда указал Кактус: на полу валялось около десятка книг, скинутых с полки, висевшей на стене. Старик продолжал рассказ, но с каждым словом его голос звучал все слабее: — Он подошел к книжной полке, словно боялся чего-то, искал, пока не нашел то, что хотел... тогда направился к двери, держа свой пятьдесят седьмой наготове, — следишь за мной?.. Я подумал, что теперь он примется за тебя, — поскольку увидел сквозь стекло, как ты вышел в другую комнату. Тогда, скажу тебе, я стал работать своим правым коленом как мускусная крыса, когда ей хвост прищемят, потому что я нашел эту кнопку еще с час тому назад и знал, что должен его остановить...

— Успокойся!

— Я должен рассказать тебе... Я не мог пошевелить рукой, потому что он бы увидел, но наконец я попал коленкой по этой пищалке, и сирена чуть не скинула меня со стула... Свинячий ублюдок растерялся: захлопнул дверь, закрыл ее на замок и смылся отсюда через окно. — Кактус откинул голову назад: боль и упадок сил делали свое дело. — Он там, братец Кролик...

— Этого достаточно! — приказал Борн, осторожно приподнявшись и погасив настольную лампу — остался только слабый свет, падавший сквозь разбитую дверь из коридора. — Я звоню Алексу, он пришлет врача...