Молодость - Савелий Леонов

Клепиков послал Аринку к вокзалу, приказывая засевшему там Гагарину решительным ударом смять остатки гарнизона. Соскочив с коня, он выхватил у кого-то винтовку и начал стрелять по пулемету, выделявшемуся в темноте частыми вспышками.

Мятежники, наступая, палили с крыш и чердаков, из окон и подворотен… Защитники города заносили раненых товарищей в дома с просьбой дать приют и помощь. Им подолгу не открывали дверей, отмалчивались; заводили бесконечные разговоры через замочную скважину…

— Сдавайтесь! — кричал Клепиков, посылая из-за угла пулю за пулей.

— Эй! Шлите парламентера! — подхватили унтера и вдруг подняли для смеха белый флаг.

Стрельба прекратилась.

Красные, достигнув кладбищенской стены, окапывались.

— Не ходи, Долгих, это провокация, — сказал раздельно Октябрев.

Долгих что-то настойчиво доказывал.

— Ну, давай оружие… Прощай, — снова услышал Клепиков голос Октябрева.

Через минуту громкая речь Долгих уже разносилась по всей Сенной.

— Товарищи, вас сделали убийцами… Мироеды обманули тысячи крестьян…

Мятежники не спеша подходили к опрокинутому газетному киоску, который недавно служил средством защиты от пуль, а сейчас пригодился в качестве трибуны этому необычайному оратору.

Коренастая фигура Долгих, с забинтованной головой, в белой форменке, придававшей ему суровую красоту моряка, отчетливо выделялась над толпой.

«Надо задержать врага, выиграть время, — твердил ему внутренний голос. — Иначе погибнут твои боевые друзья, притиснутые к ограде…»

Долгих говорил, что руками спровоцированных селян авантюрист Клепиков, помещик Гагарин, заводчик Адамов, купцы и кулаки спешат воскресить свое былое могущество.

— Но этого не будет! Историю врагам не повернуть назад! Долой презренных изменников советской Отчизны!

Клепиков подбежал к мятежникам:

— Кончать с ним!

Он вспомнил выступление Селитрина на Ярмарочном поле, чуть не погубившее все дело… Горло его сжимал страх.

Но в ту же секунду рядом ударил выстрел. Растолкав потную толпу, Ефим разрядил маузер в продкомиссара.

Дикий вой ринувшихся вперед мятежников оглушил Клепикова и увлек в общую свалку. Возобновилась стрельба, разрывая желтыми вспышками предрассветную темноту. Мимо промчался Ефим, указывая в сторону кладбища, голос его тонул среди множества других звуков.

С трудом выбираясь из толчеи, Клепиков почувствовал необъяснимое беспокойство. Причину своего состояния он понял, когда очутился на Акатовской улице. Пользуясь замешательством, красные перевалили через кладбищенскую стену и постреливали уже где-то за чертой города.

Клепиков скрипнул зубами. Не было сомнения, что Долгих сознательно пошел на смерть, лишь бы дать возможность вырваться товарищам.

«Большевик», — содрогаясь всем существом, думал Клепиков.

Он вяло и безразлично спросил подъехавшую Аринку:

— Ушли?

— Проразинил Гагара…

…В здании уездного исполкома собрались чиновники, купцы, фабриканты… За столом сидел только что освобожденный из тюрьмы Адамов. Анархист Кожухов с трибуны разносил все доводы о форме правления. Он предлагал сжечь архивы, уничтожить коммунистов и издать декрет против частной собственности.

Клепиков остановился на пороге. Все притихли. — Город и уезд объявляют присоединившимися к Украине, — произнес Клепиков и вышел.

Люди переглянулись недоумевая… Лишь Адамов хитро ухмыльнулся. Он был доволен. Через несколько часов с Украины прибудут оккупационные войска.

Глава пятьдесят вторая

В полночь мятежники вывели из города пленных и остановились на берегу Низовки.

Своей пестротой и усталым видом толпа, обреченных напоминала деревенский сход, затянувшийся допоздна с решением мирских дел. Среди мужчин белел платок на голове молодой женщины, заброшенной сюда от домашнего очага.

Но посверкивание штыков по сторонам и резкие окрики конвоиров нарушали первое впечатление.

— Чего они собираются делать? — спросил у товарищей Костик, раздетый по дороге до кальсон.

Он был захвачен унтерами в одной из многочисленных атак на заставу Терехова, когда взрывом гранаты разбило «максим» и контузило пулеметчика. Израненный командир эскадрона Безбородко, с закрученными назад руками, тихо сказал в поникшие усы:

— Нехай им повылазе, хлопче… Вже не минуешь своей доли.

Безбородко, вернувшись в город с людьми из отряда Быстрова, еще дваджы совершал удачные вылазки на главную клепиковскую переправу через Низовку. Разрушал паром, топил и обстреливал скопления противника. Однако третья вылазка кончилась печально: в разгар боя, среди ночной мглы, где Безбородко валил саблей разбегающихся бандитов, чья-то предательская рука кинула ему на шею татарский волосяной аркан…

Храбрым казаком слыл Безбородко. Он дрался с немцами и турками в мировой войне, а после Октября пришлось схлестнуться с «волками» Шкуро на родной Кубани, взрастившей его, круглого сироту, в ковцльной степи. Ни разу не дрогнуло сердце удалое от занесенного вражеского клинка. Но страшился Безбородко вот этой обдуманной, подлой расправы на примолкшем берегу.

«А то добре, що Ганна не пишла за мене, а пишла за славного моего кориша Петро Тютюнника, — думал он, желая хоть чем-нибудь утешить себя. — Одной вдовой буде меньше на свити».

Командовал конвоем толстяк Домогацкий. Выстроив унтеров против пленных, он весело, с хрипотцой, воскликнул:

— Господи, благослови… Здесь, краснопузики, и конец ваш! Чего головы повесили? Не охота на тот свет… А контрибуцию брать охота?

— Не смейся! Как бы еще плакать не пришлось, — сказал Костик.

— Надеешься?

— Уверен, что ты пойдешь на мыло — чесоточным лошадям зады тереть. Наши тебя под землей найдут…

Домогацкий вырвал у крайнего унтера винтовку, торопливой рысцой подкатился к парню.

— Очень ты разговорчивый!

Костик не успел отстраниться от кованного приклада и упал навзничь… Его швырнули в воду. Река вздрогнула и сомкнулась над ним, волнуя туманную дымку.

— Не надо, господа, тратить патронов, — горячился Домогацкий. — Я их по одному перекупаю! Кто следующий? Выходи, если горазд, на полюбовную! А может, даме уделить внимание? Пора! Из военкомовского отряда, вертихвостка…

Конвоиры нестройным галдежом поддержали предложение фабриканта. Но едва палач шагнул к женщине в белом платке, из толпы раздался гневный голос Безбородко.

— Бисовы души! Куркули скажени! Усих не замордуете, бо Россия — страна великой правды, сильнее вас!

— А ну, хохол, держись, коли вызвался, — загорланил Домогацкий, поворачиваясь в сторону кубанца.

В наступившей жуткой тишине послышалось шипение паровоза… Унтера тревожно посмотрели в сторону железной дороги, засуетились, лязгая затворами, толкая пленных к обрыву.

— Эй, что там у вас? — Из-за бугра вышел молодой крестьянин, возглавляя небольшой отряд.

Домогацкий оглядел рассыпной строй нежданных свидетелей расправы. Убедившись, что это мужики, ответил небрежно:

— Вот… кончать привели. Чтобы, значит, в городе не воняло…

— Неплохая затея, — похвалил новоприбывший, отталкивая широким плечом фабриканта. — Ну-ка, посторонись! Сами кончим…

— То есть, почему? — не понял Домогацкий.

— Давай, отходи прочь! — грозно тряхнул чубом вожак непостижимого отряда. — Навоевались, хватит! Осип, собери-ка винтовки!

Расторопный Осип Суслов уже выхватывал у конвоиров оружие. Унтера пытались было сопротивляться, но отряд сомкнулся, выставив штыки.

Обезоруженных конвоиров прижали к берегу. Домогацкий завопил:

— Божечка мой, да ведь это красные!

— Ото наши хлопцы! — радостно вскрикнул Безбородко, сбрасывая с затекших рук кем-то обрезанную бечеву. — Гей, к оружию! Ще не пришел час вмыраты! Зараз мы покажемо, як большевики с подлой контрой гуркуют…

Он взял у Осипа винтовку. Затем шагнул к Степану и, заглянув ему в глаза, сказал неожиданно тихо и мягко:

— Спасибо, друже! За всих спасибо! Не дав сгинуть людям… До гроба запомяну!

Из толпы выступила женщина… Она узнала Степана Жердева, узнала Суслова, нагруженного отобранными винтовками, но еще медлила, точно не веря своим глазам. Наконец робко окликнула:

— Ося…

— Нюрка! — и веселый Осип крепко обнял любимую жену. — Значит, нашлась… Ну, теперь нам век не разлучаться! Потому как эту нечисть…

Что-то клокотало у него в горле, он взял винтовку наперевес и стал рядом со Степаном. Быть мвжет, прочитал кириковский комбедчик в глазах жены те ужасы, что пережила она при разгроме отряда Быстрова, на городских баррикадах и здесь, у реки…

— Товарищи! — Степан поднял наган. — По врагам народа…