Молодость - Савелий Леонов

— А нешто в городе Советы? — удивленно спросили из дальних рядов. — Нам сказали, что немцы пришли…

— Молчи там, Солоха, дай послушать, — долетело с другого края поля.

Шум заметно стихал. Уже потеплело в человеческой душе, отравленной ядом чужой преступной воли. Забылось мучительнее ожидание смертного часа… Однако не зря шли с передовыми отрядами главари, темного заговора.

— Чего молчать? Чего слушать? — закричал Биркин, расталкивая народ. — Не видите — это Селитрин, организатор коммунии! Бейте анчутку, бог простит!

Селитрин повернул коня.

— Вот он — потомственный конокрад, апостол из шайки Клепикова! Это он ведет вас на погибель…

— Бейте! — повторил Биркин и замахнулся вилами, которые нес от Татарских Бродов.

Селитрин выстрелил. Но сзади его ударили по голове чем-то тяжелым и острым; конь испуганно шарахнулся и свалил всадника…

— Отсюда, слышь, и завертело нашего брата, — рассказывал кривой мужик, с ненавистью глядя на покойника. — Через какую чертячью корысть возле смерти стоим? Ему-то выходит теперича все едине!

— А Селитрин как? — Добили унтера.

Телега удалилась, а люди толклись кучками, продолжая обсуждать Бйркина. Кириковский Пантюха, насмешливо жмурясь, уверял:

— Насчет конокрадства — яснее ясного… И отец его, Авдей, тем же занимался. Силища—лошадь кулаком бил насмерть. Скопил много денег, княжеское имение хотел купить. Ну, доверился приятелю — и тот оставил Авдея в чем мать родила.

— Сынок был умней, пальца в рот никому не клал, — заметил кривой мужик.

— С тех пор сделался Авдей не то чтобы сумасшедший, а вроде какой зверюги. Убежал из дома в лес и жил на вековом дубу в четыре обхвата. Истинный крест, не вру! Ему с дуба-то, поди, всю округу видно. Несут бабы мужьям в поле обед — он догонит, натешится и еду заберет. Тогда сход вынес приговор: изловить лиходея! Взяли мужики пилы, топоры, нашли Авдеев дуб и диву дались. Дерево увешено горшками, кринками, чашками… Авдей поест, значит, а посуду — на сучок. Пантюха хихикнул.

— Только скрипнула внизу пила, он и давай лупить горшками. Народ, понятно, врассыпную… Потом кидать ему нечем стало: сидит, плюется. Дуб подпилили, начали валить. Сами хороводом вокруг — не убежал бы! Но Авдей, не долетя до земли, прямо с макуши шаркнул через людей и — в поле. За ним верхняки, да куда там! Он гончее жеребца.

— Не догнали?

— Нет. Правда, Авдей все возвращался к спиленному дубу. Вроде зайца: если выпугнешь из логова, и собака за ним увяжется… До ночи кружил. Потом прыгнул в ручей и давай пить. Вылез на берег и умер.

— То-то и оно, — протянул кривой мужик, раскуривая цигарку. — Какой бы, значит, ни был собачей лютости человек — смерть всех успокаивает. Пошли, что ли? Вон скачет сюда» кажись, и сам атаман.

Аринка ждала Клепикова, задумавшись. Она знала теперь: если с ним стрясется беда, это не вызовет у людей ни жалости, ни сочувствия.

С парома неслась забористая брань. Слышались крмандирские окрики Ефима.

«— Отличный: парень, но горяч, — сказал Клепиков, словно жалуясь Аринке на брата. — Решили мы через сады к военному складу прорваться. Завязалась рукопашная… А Ефим лег за пулемет и выпустил две ленты. Фактически уничтожил своих и чужих.

Отдав портсигар, Аринка спросила:

— Куда девались городские буржуи? Неужто передохли? Колотили бы красных!

— Не передохли… Адамов сам завалился и других утопил.

Конь под Клепиковым дрожал и нетерпеливо дергал повод. Мятежный командарм крикнул, отъезжая:

— Нашла батрачонка с пирогами? Ищи, Ариша, подкорми воинство!

Аринка долго, с тайной злостью и мольбой, смотрела ему вслед.

Глава сорок восьмая

Ночь была на исходе, прозрачная и легкая. Ветер угнал тучу, и сверкающее небо спешило убрать вороха своих сокровищ. Острый клин земли, на котором стоял город, оцепенел в безмолвии.

«Умри на валу, а склад должен уцелеть», — вспомнил Степан приказ Октябрева.

Он огляделся с береговой крутизны. Справа, под скалой, блестела, точно обмелевшая от звездной россыпи, река Сосна. Узкий деревянный мост связывал город с заречной луговиной, где темнели купеческие дома и лабазы слободы Беломестной. Слева журчала Низовка, оберегая дозором тенистые излучины Георгиевской слободы.

Быть может, вот так замирал родной край перед грозной опасностью много веков тому назад и на его боевых валах Скапливался русский народ, вооруженный кремневыми самопалами, рогатинами, топорами… Вздымалась пыль Дикого поля, тысячи степных коней несли припавших к гривам всадников с кривыми ятаганами. Всадники кидались вплавь. Но их осыпали камнями, разили свинцом, и они тонули в пене водоворотов.

Степан достал записку Быстрова, долго смотрел на знакомый почерк. Не выходили из половы последние слова друга: «В случае чего… не забудь о моих ребятишках. Вот питерский адрес».

— Эх, Ваня! — вслух произнес Степан, с душевной горечью и скорбью. — Пригрел ты змею… Отплатил тебе бритяковский выродок!

Нет, не пришлось вместе укреплять Красную Армию. Пропал Быстрое, доверившись чужаку. Франц рассказал Жердеву подробности разгрома отряда и о замысле Ефима обезглавить город нападением на исполком…

Степан повернул к складу, хмурый, сосредоточенный. Шел мимо окопов, занятых бойцами. Уже началась перестрелка в садах, что тянулись берегом Низовки до самой площади. Откуда-то сверху, нагнетая воздух, ударил бомбомет.

Подошла Настя с карабином в руке.

— Окопы надо углублять, — сказал Степан, — колючая проволока требуется… Встретим твоего милого по всем правилам! — жестко добавил он, едва ли сознавая, как больно ранит ее сердце.

Он готовился к упорству и беспощадности. Страшная гибель Быстрова предостерегала его от новых промахов и легковерья в смертной схватке с врагом.

Настя отправилась исполнять поручение. Она любила Степана теперь еще больше за великую преданность человеческой дружбе. Ефим перестал для нее существовать. Вчера она мучилась и горевала, что у ребенка не будет отца, а сейчас видела в этом счастье.

Из коленчатого рва опять полетела на бруствер земля. Люди подносили бревна, камни, мешки с песком. Степан примечал фронтовиков старой армии, красноармейцев, прибывших домой после ранения — те не подведут. Жердева по-матерински обняла Матрена. За спиной солдатки висела тяжелая винтовка системы «Гра», стрелявшая медными пулями.

— Сахарину привез, — сказал Степан.

— Не забыл! — всплеснула Матрена руками. — Как же детям отправить?

— Я оставил матери, не беспокойся. Осунувшееся лицо женщины засветилось тихой радостью:

— Спасибо… век буду помнить!

Утром стрельба возобновилась на всех участках. Пользуясь малочисленностью гарнизона, группы мятежников просачивались в город и внезапно нападали на заставы с тыла. Так удалось Клепикову овладеть мостом через Сосну. Хлынувшие из Беломестной унтера перекололи чекистов Сафонова и закрепились на Сергиевской горе. Среди дня они проникли на мыловаренный и спирто-водочный заводы, штурмом взяли баррикады у вокзала. Нарушилось единство и огневое взаимодействие осажденных.

На площади возле склада появился здоровенный мужик в летней поддевке. Опустил на булыжник приклад ружья, невозмутимо справил нужду.

— Своих ищешь? — спросили из окопа.

— Искал своих — попал к вам, — отозвался Петрак. — Да плевать мне… Все равно до завтра ваши кости собаки успеют обглодать. Никуда не выскочите! Кругом обложено! Скоро немцы с Украины придут…

— А если бронепоезд начнет обкладывать? Ведь придет такая штучка, с шестидюймовыми гостинцами!

— Ваш бронепоезд придет после дождика в четверг… Да и то, ежели большаком. Чугунку мы разобрали.

Петрак помолчал и хвастливо добавил:

— Начисто перебьем, не хуже военкомовского отряда… Ворон кормить!

Из окопа выстрелили.

Петрак застегнулся. Крикнул, злобный, криворотый:

— Палить в белый свет и дурак сможет! Ты выдь сюда, на штычок!

На бруствере вырос Франц. Петрак тотчас укрылся за фонарным столбом, поджидая. Он подпустил мадьяра поближе и выкинул черный, смазанный салом штык. Франц отскочил, удивленный проворством бывшего хозяина.

Завязался поединок. Степан вначале хотел удержать Франца от бессмысленного риска, но потом, возмущенный наглостью бандита, молча следил за боем. Защитники склада волновались, иные поощряли товарища советами.

Франц не отгонял Петрака от столба. Он нападал то с одной, то с другой стороны — ему только штык занести. Между тем криворотый, отражая удары, каждый раз неуклюже поворачивался и выпрастывал винтовку. Это и решило участь кулацкого сынка. Мадьяр обманул его ложным взмахом справа, сделал стремительный выпад в левый бок, и враг пошатнулся… Поддевка зацепилась за столб, в сумке звякнули патроны.