Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

плотнику, а не к прядильщику шелков. Если тебе нужно золото, благовония и изысканные яства, требуй их у тех, чьи сундуки полны золотом, а дом – рабами, но, если ты ищешь мудрости и знания, обратись к тем, кто их имеет. Здесь, на этой площади, ты вряд ли обретёшь злато, но можешь получить нечто стократ более ценное и надёжное, ибо хоть сам я и недостоен упоминания, но в моих устах Слово того, кто отворяет двери и указывает путь. Это Слово разрушает оковы и рассеивает мрак, оно приносит свет в души тех, кто воспринимает его, оно способно изменить каждого человека, дать ему цель и средство её достичь. Оно изменит мир, наполнив его сутью и смыслом.

Он несколько мгновений помолчал и спокойно продолжил:

– Те, кто не знаком с нашим учением, спросят меня, о ком я говорю? Чьё Слово я ставлю выше слов всех существовавших и ныне существующих пророков и учителей? Я отвечу вам: это Слово того, кому было дано откровение и открыта истина, того, кто был обещан всем народам, населяющим этот мир – и обещание ныне исполнено! Это Слово того, через кого в этот мир скорби и страдания придут изменение и исправление. Все больше очей зрят, всё больше ушей слышат то, что должны узреть и услышать. Каждому из вас ведом тот, о ком я говорю, но вы не можете этого осознать. Я здесь, дабы открыть вам глаза!

Палан порывисто прошёлся по ступеням храма и резко замер, устремив пылающий взор на притихшую толпу.

– Здесь, среди вас, люди самых разных народов. Мидоняне, кахамцы, эйнемы. Каждый народ чтит своих богов, даёт им свои имена и по-своему рассказывает предания о них. Кажется, что предания различных народов о богах не имеют ничего общего друг с другом. Истина в том, что каждое из этих преданий – не более чем бледная тень того, что есть. Люди подобны путникам, блуждающим в тумане, правда сокрыта для них, а те её крупицы, что удалось сохранить, невозможно отличить от вымысла и лжи. Так и должно было быть, ибо истина открывается, когда должно. Час настал, покровы сорваны, пришёл тот, кому было открыто тайное, дабы он указал миру прямой путь! Подобно каждому из нас, от был рождён от смертной женщины, он познал величие и ничтожество, испытал радость и страдание. Он был избран, чтобы стать тем, кто получит Слово и донесёт его до всех живущих.

– Кто он? Как его зовут? – выкрикнули из толпы. Проповедник улыбнулся.

– Имя его должно быть сокрыто, пока не сбудется то, чему надлежит сбыться. Мы, следующие прямым путём, называем его Указующим дорогу, ибо ему надлежит вести людей к цели и оберегать доверившихся от опасностей, поджидающих на пути. Не от смерти телесной он уведёт их, но от гибели духа, от неверного пути, от утраты собственной сути. Нелегка дорога верных и не всем суждено её пройти, но те, у кого достанет силы и стойкости, будут вознаграждены тысячекратно. Близится время разрушения старого мира и установления нового – мира правды и справедливости. Лишь достойные унаследуют изменившийся мир, прочих же ждёт забвение!

Скосив взгляд, Энекл приметил парочку не молодых, но и далеко не старых людей, внимательно слушающих проповедь. С виду обычные портовые рабочие, но цепкий взгляд и уверенные движения кажутся слишком знакомыми... Видимо, Нефалиму захотелось узнать о новом веровании побольше. Хорошо, если не устраняя проповедника.

– Меня спросили: значит надо попросту сесть и ожидать справедливого мира, что принесёт некий новый бог? В этом твоё учение? Я смеялся и не мог остановиться, ибо сложно придумать нечто, более противоположное Слову! Никто не приблизит и не построит новый мир, кроме нас. Новый, справедливый, основанный на чести и долге мир – наша работа, и прежде всего каждый должен построить этот мир в своём сердце...

Дослушав проповедь, Энекл не без труда протолкался к беседующему с почитателями Палану.

– А, Энекл, – тотчас узнал его хорагет. – Здравствуй. Как дела, как себя чувствует твой друг?

– Здоров, как бык, и всё благодаря тебе. Ты закончил, у тебя найдётся минутка?

– Благодари не меня, а того, кто разрешает и связывает, – улыбнулся проповедник. – Друзья, я отлучусь ненадолго. Возвращайтесь к своим занятиям, и пусть ваши сердца будут открыты Слову.

Энекл, рука об руку с Паланом, покинули площадь и расположились в глухом простенке, заваленом черепками битых кувшинов.

– Ты знаешь, что в толпе были уши царя? – спросил Энекл.

– Есть ли разница? – пожал плечами хорагет. – Слово предназначено для всех. Если эти люди желают его услышать, так и быть. Я здесь затем, чтобы его услышал каждый человек в Нинурте.

– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Кругом только и толков, что об Алгу. Многие принимают вашу веру, я слышал, среди них есть и знатные.

– То, что хорошо и правильно, несёт себя по миру само. Прямым путём могут идти и раб, и царь.

– С этим я спорить не буду, но очень многие этому не рады.

– Изменения, даже благие, трудно принять...

– Я хочу тебя предостеречь, Палан. Кое-кто на самом верху говорит, что вы смущаете чернь и рабов, развращаете молодёжь и вообще, что ваша вера – зараза, которую надо искоренять, пока не поздно.

– Ничего нового. Так было и у нас, в Плоской Земле. Однако же, Слово восторжествовало. Восторжествует оно и здесь.

– Только ты можешь до этого не дожить.

– Значит, я стану мучеником за веру, – спокойно сказал Палан, и Энекл нутром понял, что хорагет не рисуется, а попросту сообщает факт.

– Тебе так хочется умереть?

– Мне? Отнюдь, – Палан присел на слегка выпирающий цоколь дома и устало потёр виски. – Мне хочется дожить до того дня, когда повсюду воцарится новый мир и наслаждаться жизнью в нём, но, если придётся умереть, так тому и быть.

– Надеюсь, ты не станешь к этому стремиться.

– Ни в коем случае: самоубийство без важной причины – трусость, а трусость – тягчайший порок. Если потребуется умереть ради собратьев или другого достойного дела – я умру, но, если есть возможность спастись, не навредив другим, опустить руки и не сделать этого будет тем же самоубийством.

– Ну, я рад это слышать. Ладно, мне пора идти, береги себя, Палан.

– Конечно. Иди, Энекл, да направит тебя тот, кто отнимает и