Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

полюбил, что съел две дюжины за один присест!

– Боюсь, с моим возлюбленным отцом не сравниться никому, придётся вам мне помочь.

– И в этом, и во всём, что попросишь! – воскликнул один из аристократов. – Слава царице Кинане!

Вверх тотчас взлетели серебряные кубки. Диена скривилась, точно вместо сладкого вина ей предложили снадобье для очищения желудка. Чашу она поставила, едва прикоснувшись к ней губами.

– Так ты намерена тронуться в путь завтра? – спросил Амфидокл. – Очень жаль, мы были бы рады, если бы вы погостили у нас ещё.

– Я бы с радостью, но боюсь... – начала было Кинана, но её прервал шум у входа. Дверь с размаху отворилась, и на пороге предстал коренастый воин в доспехе лохага, сопровождающий покрытого пылью молодого парня. Бедняга валился с ног от усталости, а на его светло-зелёном хитоне Кинана, с замершим сердцем, увидела тёмные пятна.

– Архиг-синтагмат, прошу прощения, что прерываю, но у него неотложные вести, – доложил лохаг. Вид воин имел совершенно растерянный.

– Ты позволишь, царица? – спросил Амфидокл, нахмурясь. – Говори!

– Архиг-синтагмат, я иппей Кинфер, третья ила, Менотские гиппотоксоты, – тяжело дыша сказал гонец. – Я только что из Ликимна... – он нервно сглотнул пересохшим горлом. – Ликимн пал.

Страшные слова упали, словно камни. Повисло гробовое молчание, Кинана явственно слышала частый стук собственного сердца

– Что-о?! – грозно сдвинул брови начальник гарнизона, отставив кубок. – Что за чушь?! Как пал?!

– Он говорит, гисеры, архиг-синтагмат, – мрачно сказал лохаг. Кто-то из аристократов охнул.

– Меня послал Пелевт, – выдохнул гонец. – Почти сразу, когда началось... Меня и ещё десятерых. На полпути напоролись на налётчиков… Я прибыл один.

– Как это случилось? – бесцветным голосом спросил Амфидокл, костяшки его пальцев, сжимающих подлокотник, побелели.

– Рано утром, архиг-синтагмат. Никто ничего и не понял. Забили тревогу, все повыскакивали на улицу, тут вдруг стена ка-ак завалится. Мы и оружие схватить не успели, а варвары уже были в крепости. Пелевт велел скакать к тебе, предупредить, мы еле выскочили. Он сказал, варваров тридцать тысяч, не меньше, и они идут сюда. Готовьтесь.

– Боги, Ликимн, не верю... – тот аристократ, что рассказывал о мёде, покачал головой. – Этого не может быть!

– Проморгали, зараза! – воскликнул Эорол, один из амфидокловых пентикостов. – Где были ваши разъезды?! Как вы подпустили тридцать тысяч варваров к воротам?!

– Не знаю, тагмат. Я спал, вернулся из разъезда. Мы почти до самой границы доходили, никого не было, клянусь Вязом Даяры.

– Варвары умеют двигаться быстро, – сказал лохаг, Кинана вспомнила его имя: Каллиник. – Налётчики тихо перехватили наши разъезды, а дальше всё войско одним махом от леса до Ликимна. Там ходу полдня, но эти и за ночь могут.

– Но как они обрушили стену?! – спросил аристократ.

– У страха глаза велики, – отмахнулся Эорол. – Небось ворота были плохо заперты, те их сходу и сломали...

– Довольно! – Амфидокл резко поднялся с ложа. – Ликимн взят, это точно?

– Да, архиг-синтагмат, – кивнул гонец. – Мы, когда отъезжали от крепости, видели их значки на внутренних стенах. Ликимн пал.

– Их тридцать тысяч?

– Так сказал Пелевт, мне показалось, что больше. Крепость точно затопило...

– Кто ими командует известно?

– Мы разобрали знаки Ангвеземеста, архиг-синтагмат.

– Ангвеземест... – пробормотал себе под нос Амфидокл. – Плохо дело, очень плохо. Госпожа царица, мне и командирам нужно срочно идти, ты дозволишь?

– Дозволяю, – Кинана обвела сотрапезников взглядом. – Почтенные гости, боюсь, обед окончен. Вести недобрые и у всех нас немало забот, я не держу вас. Амфидокл, я присоединюсь к тебе позже.

– Да, царица, – кивнул комендант.

– Белен, нам нужно поговорить, – ни на кого не глядя, Кинана вышла, и её спутники, переглянувшись, направились следом.

Жареные перепела, блестя уже начинающим застывать мёдом, медленно остывали на блюде.

***

– Мы должны остаться в Эгоре, – царица обернулась к Белену так резко, что тот отпрянул.

– Это безумие! – от возмущения, Диена отбросила церемонную вежливость. – Нужно выезжать сегодня, пока варвары не сюда не добрались! Немедленно собирайтесь и едем в столицу!

– Ты можешь убираться, – бесстрастно бросила Кинана, не повернув головы. – Хоть в столицу, хоть в Царство Урвоса.

– Госпожа, – быстро сказал Белен прежде, чем Диена успела начать склоку, – Диена права. Я обязался привезти тебя домой и сделаю это. Подвергать тебя опасностям войны – неразумно. Если я это сделаю, я подведу царя.

– Ты что, не понимаешь, Белен? – раздражённо сверкнула глазами царица. – Ликимн пал! Он должен был продержаться, пока с юга не вернутся войска, которые туда отправил мой муженёк, а пал за одну ночь. Дальше Грейя, которая вообще не крепость, а между ней и варварами Эгора. Эгора – врата Равнинной Герии, если её не удержать, Грейя тоже падёт, и варвары рассеются по стране. Они разграбят всё, что можно и что нельзя, и твой царь вместе с войском останется без хлеба. С гисерами придётся воевать зимой и на пустой желудок, а в остальной стране начнётся голод. Ты подведёшь царя, если это допустишь!

– Царица Кинана, я всё прекрасно понимаю, но что мы можем сделать?

– В гарнизоне тысяча воинов не считая жителей, а у тебя в отряде сотня бойцов – это десятая часть! Но дело даже не в этом. Я царица этих людей, они в меня верят, если я сейчас сбегу, они это увидят и могут дрогнуть. Если я останусь, они будут сражаться намного отважней! Я не должна оставлять этих людей, иначе мне незачем быть царицей!

– Ты и не царица – ты царская супруга, – ядовито вставила Диена. – Ты отправишься в столицу и оставишь мужское дело мужчинам.

– Не чужеземным нахлебникам решать, кто царица Герии, а кто нет! – презрительно сверкнула глазами Кинана. – Белен, я из дома Аэропидов, для герийцев это многое значит. Я должна остаться!

– Царица, даже если так, в этом нет смысла, – спокойно ответил келенфиянин, видимо, решив не относить «чужеземного нахлебника» к себе. – Варваров тридцать тысяч, а в крепости одна, с тобой или без тебя, Эгору возьмут, только так у них ещё будет ценная добыча – ну или тебя убьют.

– Пусть лучше убьют меня, чем тысячи герийцев, а это