Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

ждать.

– Готов. Как думаешь, сегодня до чего-нибудь договоримся?

– Почти месяц прошёл. Самое время что-то решить. Сколько телёнка ни откармливай, резать придётся всё равно.

***

– Итак, время идёт, а мы всё ещё сомневаемся, – Проклид с самым суровым видом восседал на скамье советника, уперев руку в бедро. – Опасность, что исходит от Эфера и его союзников осознаём мы все, в услужение эфериянам пойти не готовы. Кажется, всё ясно. Пока мы готовились к Синоду и рассылали гонцов, время терпело, но сейчас настала пора действовать. Считайте это тираннией, но сегодня никто не покинет этот зал, пока мы не решим, что делать. Надо будет, станем тут есть и спать.

Помимо Проклида в экклесии находились ещё человек двадцать: сенхейские советники, включая Евмолпа с Гепсиллом, и военачальники.

– Какие у нас силы? – спросил Анексилай. В изгнании он одевался с подчёркнутой скромностью, воздерживался от пирушек и гетер, в общем, вёл образ жизни, приличный скорее урвософорцу, чем анфейскому богачу. На вопросы он отвечал: «негоже веселиться, когда Родина страдает» или «каждый обол должен служить не веселью, а освобождению Родины». Всем этим Анексилай снискал себе расположение сенхейцев. Ахелийцы, сумевшие бежать от смуты признали Менетеида своим вожаком и стекались под его знамёна, а он вооружал их на собственные деньги, заложив даже фамильные ценности.

– Сенхея может выставить семь тысяч пеших и семь сотен всадников, – сказал Микеид. – Боевых кораблей у нас около пятидесяти. Кроме того, есть четыре сотни твоих анфейцев и пятьсот воинов уважаемого Тоила. Их можно, пожалуй, считать и за тысячу, а то и за две, – он с кивнул в сторону архонта хоросфоров. Гигант в красном хитоне, огладив разделённую на три косы бороду, с достоинством поклонился в ответ. Хоросфоров Анексилай нанял, едва прибыв в Сенхею, и страшно даже представить, во сколько ему обошлась целая тысяча жрецов Хороса.

– Что слышно из Анфеи, Анексилай? – спросил Проклид. – Может ли исходить угроза от анфейских войск?

– Сомневаюсь. В Анфее продолжается резня, ищут моих сторонников. Большинство казнённых я никогда не встречал и даже не знал, что такие люди существуют. Пока анфейцы заняты этим, ни о какой войне речи быть не может.

– Так давайте нападём на них! – воскликнул Зевагет, молодой наварх, снискавший славу в борьбе с пиратами. Его чёрные глаза горели весёлым задором, – Флота у них больше нет, мы быстро займём гавань, высадим войска и перебьём этих мясников. Вернём нашим гостям их дом!

– Ты, кажется, забыл, Зевагет: Анфея теперь под покровительством Эфера, – недовольно заметил Евмолп. – Нападём на них – нападём на всех их союзников. Нас тогда сочтут нарушителями мира, и Эфер будет в полном праве навалиться на нас всей мощью. Мы это уже обсуждали, не так ли?

– Так что же, раз эти мерзавцы легли под Эфер, они теперь неприкосновенны?!

– Нет, это не так. Мы не зря созываем Всеэйнемский Синод. Нужно, чтобы он вынес порицание Эферу и объявил случившееся в Анфее преступлением, тогда мы будем вправе покарать злодеев, а тот, кто им станет помогать, будет выглядеть дурно. В одиночку мы не сможем воевать со всеми союзниками Эфера, нам надо заручиться поддержкой.

– Как это ни печально, но досточтимый Евмолп прав, – сказал Анексилай. – Время освобождения ещё не настало. Нападение навлечёт тяжкие последствия на Сенхею, к тому же, истинное положение вещей в Анфее неясно. Говорят, в Сапфировое море вышел большой эферский флот, но куда он направился, мне неизвестно. Я не исключаю, что в Анфею. Тогда анфейская гавань может стать ловушкой.

– Сограждане, я всё-таки в очередной раз призываю всех одуматься, – длинное лицо Гепсилла побледнело от волнения. – Неужели вы и впрямь собираетесь воевать с Эфером? Ведь это безумие! Я понимаю чувства Анексилая, Хилона и прочих анфейцев, они хотят вернуть то, что у них отняли, но неужто из-за нескольких изгнанников мы развяжем кровопролитие, в котором погибнут тысячи?!

Узнав, что Гепсилл будет присутствовать на советах, Хилон выразил было сомнение, но сенхейцы уверили, что на советника можно положиться. Гепсилла называли в народе Справедливым. Кто-то другой, настолько приверженный Эферу, вряд ли удостоился бы в Сенхее столь почётного прозвища.

– Никто не станет воевать с твоим Эфером, Гепсилл, если он проявит благоразумие, – сказал Проклид. – С нашими друзьями поступили несправедливо, и ты сам с этим согласился, ведь так? – Гепсилл дёрнулся было, но смолчал. – Мы оповестим обо всём эйнемов и призовём Эфер к ответу. Если они поступят по справедливости, войны не будет.

– О какой справедливости ты говоришь, Проклид? У эфериян и их союзников есть свои интересы, и они их защищают, это их право. Если они не согласятся – а они не согласятся – что тогда? Война? Из-за нескольких человек, пусть нам и приятных?

– Неужели сияющая благость Эфера так тебя ослепила, Гепсилл, что ты не видишь ничего кроме неё? – вспыхнул Эолай. – Захватив Анфею, Эфер встал прямо у нас на пороге! Это угроза для Сенхеи и для всех остальных тоже, и, если сейчас ничего не предпринять, завтра будет поздно!

– Эфер никому не угрожает! Они возглавляют самый большой союз эйнемов со времён Верренской войны, и установили в нём справедливые и разумные порядки, они распространяют демократию и свободу. Если бы не наша близорукость, мы были бы не соперниками Эфера, а друзьями, но раз мы проявляем враждебность, то и им приходится отвечать тем же.

– Послушай, Гепсилл, это уже много раз обсуждалось, и я не хочу спорить о том же самом сейчас, – сказал Проклид. – В отличие от тебя, другие не согласны пойти в услужение Эферу. Я хочу, чтобы ты понимал: война уже началась и Синод – это всего лишь битва, которая определит, кто будет на нашей стороне. Если тебе так противна мысль о борьбе с Эфером, скажи, и мы освободим тебя от обязанности участвовать в совете. В этом не будет бесчестья. Всё лучше, чем делать то, что претит.

– Я буду делать то, что решит экклесия, даже если это безумие. И буду защищать свой город во время войны против кого бы то ни было.

– Вот и славно. Если бы анфейские эферофилы поступали так же, нам бы сейчас не пришлось всё это обсуждать, а если бы Эфер распространял свои драгоценные демократию и свободу честными