Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

отцом Сефетарисом провинилась: то ли проворовалась, то ли ещё какое злодейство учинила, ну тот её за жабры и на воздух. И правильно: провинилась – отвечай. Наших воров, что и ртом, и задницей серебро загребают, кто бы так приложил, народу бы ой как легче дышалось. Ладно, к гарпиям их... А про гигантскую летающую бабу с крыльями я рассказывал?

– Тимерет? – поднял бровь Хилон, машинально водя пальцем по листу папируса.

– Да какая, к ламиям, Тимерет?! – Клевст расхохотался, точно услышал хорошую шутку. – Тимерет прекрасная, благословенная, нас, моряков, не обижает, кто из её тридцати трёх сыновей-ветров задуть собирается – знак даёт. Не дурак, так прочтёшь, а коль дурак, на дно тебе и дорога – рыб накормишь, хоть какой-то прок будет. А то тварь жуткая, вроде бы на бабу похожа, хотя кто знает, может и на мужика… В общем, как человек, но за спиной орлиные крылья, вместо рук и ног – лапы с когтями. Будто бы гарпия, но раз в сто больше. Такие, говорят, далеко-далеко на западе, на самом краю мира водятся, но и по эту сторону Запретных врат, бывает, залетают. Мой приятель, Антифон-кормчий, рассказывал: пристали они как-то на ночь к какому-то задрипаному островку неподалёку от Фтисса, ну, бирему на берег вытащили борт подлатать, всё чин по чину. Спать легли, а ночью-то всё и началось: крик жуткий, словно сотня человек разом застонала, да громко, аж в ушах закладывает. Ветер поднялся такой, что все навесы посдувало, треск, шум, гам, ну точно враги напали или землетрясение какое. Все, само собой, повскакивали, глаза продрали, ну, тут, при луне, и увидали: здоровенная тень на фоне неба, крылья расправила, башку задрала и воет, тварюга, так, что наизнанку воротит. В общем, кто тогда себе ляжки только водой обгадил, того с тех пор храбрым считают. Утром проснулись, а бирема вся ломаная-переломаная, точно на камень налетела, насилу заклепали, чтоб хоть как-то до Орола дотянула. Видать, этой скотине крылатой летать наскучило, устала или ещё чего, присела повыть, ну в темноте бирему с камнем и спутала.

– Так может они на камень и налетели? – усмехнулся Хилон, подливая моряку вина из глиняного кувшинчика. – А гигантскую гарпию придумали, чтоб портовый надзиратель за порчу корабля не взыскал.

– Э нет, ты, не знаючи, человека не обижай! Антифон – парень правильный, болтать попусту не станет. Можешь ему верить, как мне самому! – Клевст твёрдо припечатал кулаком по столу, да так, что посуда подскочила с жалобным звяканьем.

– Ну ладно, с этим ясно, лучше вот что расскажи: значит, ты говоришь, Тефей стал собираться к силетам в сефетарионе, как с Башта вернулся?

– Ну да, так и есть, ходил мрачный да задумчивый, точно папаша, которому тройню вынесли. Видно, уходили его там, в Баште, золотомордые знатно. В осмеоне сказал Фалену и Гиаканфу, что устал и хочет отдохнуть, а в эниксионе, по первому снегу – ты хоть знаешь, что такое снег? – к силетам и умотал. В одиночку, только варвары с ним были, на этих их «санях». Он даже оделся как варвар, из эйнемского только какие-то книги взял и ещё какие-то безделки... Ты только не подумай, я за Тефея – прими Урвос его тень получше – горой. Он мужик был хороший, правильный, и отец его человек справедливый, да и за тебя постою – ты же теперь, вроде как, Евмолпу сын. Так что, Диониды мне по сердцу, однако, скажу тебе по чести, маху дал наш Тефей с варварами: на языке их пёсьем болтал, точно и не эйнем, с вождями ихними дружбу водил, одевался по-ихнему, еду их жрал, от которой у цивилизованного человека кишки узлом заворачиваются… Есть у них там одна гадость, маслом называют, вот только оно не из оливы или там винограда, а из коровы: белое, жирное, съешь – будто топлёного сала напился. Дрянь дрянью, а у варваров – любимая еда, только богачи жрут… – Клевст брезгливо скривился. – Ну гарпия с ним, с коровьим маслом. Знаешь, нет, у Тефея там, стыдно сказать, баба была.

– Правда? А ты её видел?

– Видел конечно, – моряк недовольно поморщился и отхлебнул из кружки. – Дикарка, а красивая, зараза: лицо широкое, румяное, глазищи огромные, задница круглая, крепкая... Нет, всё понятно, девка ладная, ну так подол ей задери, да и отведи душу, а чтоб эйнем к варварке лип, как мокрый хитон к афедрону... Один оролиец даже болтал, что Тефей на ней, будто бы, женился по-ихнему варварскому обычаю, ну мы ему рожу расквасили да из таверны пинком: нечего на достойного гражданина наговаривать! Верно говорю?

– Да уж... – Хилон задумчиво покачал головой. – А как её звали?

– Кьярá.

– Кьяра?

– Кьярá, у дикарей все слова на последний слог тянутся.

– И что, часто он с этой девушкой встречался?

– Да почитай постоянно. Как к варварам поедем, так на неделю, на две к её родичам и заезжаем, а однажды она в Орол прикатила, с отцом, братьями и прочим сбродом – торговать, будто бы. Тефей её тогда у себя поселил и жил, как с женой, месяца три. Местным хоть бы что, у них такое в обычае, а вот наши не обрадовались. Пафрей, кормчий «Мурены», даже сказал ему было, что это не дело, а тот только посмеялся. Скажу по чести, кому другому, а не Тефею, такие штучки бы даром не прошли. Веришь, нет, но он варваров, что в наших городах жили, наравне с эйнемами судил. Представляешь, варвар эйнема в суд вызывает, и тот перед этой бородатой обезьяной в шкуре ответ держать должен! – от возмущения, моряк даже дёрнул себя за бороду.

– А вообще, силеты, какие они? – спросил Хилон, припоминая заметки Тефея.

– Да дикари дикарями, – махнул рукой Клевст. – Что ты, варваров не видал? Бородатые, белокожие, высокие, волосы у кого тёмные, у кого посветлее, у кого вообще рыжие. Живут в лесу, одеваются в лисьи да оленьи шкуры, штаны, сапоги и эти их «друфату» – что-то вроде шерстяного одеяла с узорами, надевают как наш гиматий, только до колена. Строя не знают, но дерутся как бешеные, копьями, дубинами либо мечами. Железо и медь у них неплохие, колонии покупают, и олово тоже. Некоторые, кто в городе живут, наряжаются по-нашему, кое-кто так похоже, что и с эйнемом спутать можно – пока рот не