Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев

которого публиковалась в журнале «Икор» и попала потом в досье ФБР?

Скорее всего, его изъяли в Москве в ЦС ОЗЕТ при оформлении направления в коммуну, но явно его не было в семье Ковалей. И Жоржу нужно было в начале 1934 года усиленно хлопотать о восстановлении документов и получении полноценного советского гражданства для поступления в институт по квоте ОЗЕТ. Чем он, безусловно, и занимался в Биробиджане, работая в Горпромхозе в качестве слесаря.

И в какой-то ветви альтерверса это ему удалось! В этом ветвлении Жорж, несмотря на американское гражданство, имел в августе 1934 года и советский паспорт. В моём распоряжении есть несколько документов[534] – писем от ответственного секретаря Комзета при ЦИК СССР Барщевского в инстанции, имеющие право оформлять паспорта, о выдаче советских паспортов иностранцам, работавшим в Биробиджане.

Так, например, в июне 1933 года Барщевский просил Паспортную комиссию Мытищинского района выдать «паспорт с правом проживания в Москве» Нудельману В. К., который

«в июле 1932 г. при содействии французской организации друзей СССР и О-ва Содействия ОЗЕТу СССР приезжал в СССР для работы в Биробиджане ДВК, где работал по 9/V-33 г. и уехал из-за климатических условий».

А ведь Жоржу паспорт был нужен по гораздо более уважительной причине – он уехал из Биробиджана не из-за климата, а для поступления в советский ВУЗ!

Так что в этом ветвлении Жорж, сумев получить в Биробиджане письмо от Барщевского, получил в Москве паспорт!

Но в «нашей действительности» эти хлопоты Жоржа не увенчались полным успехом (уехал он в Москву «неизвестно чьим» гражданином и поступал в МХТИ по рекомендации ОЗЕТа), однако они значительно ускорили вращение бюрократических шестерёнок – советское гражданство он получил постановлением Хабаровского Горсовета № 23 от 2 сентября 1934 г.[535]

Отметим, что произошло это под давлением из Москвы, где в это время находился Жорж. Подтверждает это он сам, когда пишет в своей автобиографии 1939 года:

«По приезде в Москву хлопотал о получении советского гражданства и получил в 1934 году».[536]

Как бы то ни было, первая половина 1934 года вполне ясна – Жорж работает в Биробиджане драноколом и слесарем, после чего уезжает в Москву и окончательно покидает места, обетованные М. И. Калининым для советских евреев:

«28 мая 1934 года «всесоюзный староста» Михаил Калинин заявил на встрече с еврейскими рабочими Москвы и представителями еврейской прессы, что преобразование области в республику – это вопрос времени: нужно лишь подождать, пока в «Биро-Биджане» будут сконцентрированы 100 тыс. евреев. Калинин подчеркнул, что правительство видит в Биро-Биджане национальное еврейское государство, являющееся основой для еврейской нации».[537]

И в этом есть «сермяжная правда» – после того, как Постановлением ВЦИК от 7 мая 1934 года Биро-Биджанский национальный район получил статус Еврейской Автономной Области, миссия пионеров-строителей «страны еврейской Утопии» закончилась.

Глава 4. Студент МХТИ им. Д. И. Менделеева

Поступление в институт

Хотя миссия пионеров-строителей ЕАО действительно закончилась, это совершенно не означало, что строители там больше не нужны. Более того, именно теперь и наступало время обустройства профессионалами отвоёванной пионерами у суровой природы территории.

Так, во всяком случае, казалось Жоржу. Ведь он приехал в Биробиджан не среди тех, о ком впоследствии в знаменитой студенческой песне пелось: «Люди сосланы делами, люди едут за деньгами, убегают от обиды, от тоски», а среди тех, кто едет «за мечтами, за туманом и за запахом тайги».[538]

Со второй половины 1934 года у Жоржа начинается новая полоса жизни – студенчество! И изменение социального статуса немедленно отразилось и на его внешнем облике – появилась очаровательная улыбка и весёлый оптимизм во взгляде:

04.01. Студент Ж. А. Коваль (1934–1935 гг.)[539]

Он стал студентом сознательно – ведь ещё в Америке, в 1929 голу, он, по свидетельству его сокурсника Мэрвина Дж. Класса, поступил учиться в Университет Айовы для того, чтобы применить потом свои знания для строительства «земли обетованной» для евреев в России, т. е. в Биробиджане.

Теперь, после двух лет работы в ЕАО, он убедился, что его любимая электротехника будет очень нужна для освоения биробиджанских земель. Так почему же он поступил в МХТИ на химико-технологическую специальность? Что могло заставить его столь круто изменить свои планы?

Учтём, что кроме «идейных устремлений» были и глубоко человеческие причины, которые, казалось бы, должны были остановить такой его выбор. Химических производств, требовавших специалистов инженерной квалификации, в то время в ЕАО не было![540] А это значит, что после окончания института он должен был покинуть ЕАО и работать за тысячи километров от оставшихся там отца, матери и братьев. Ни расставаться с землёй, уже политой его потом, ни покидать семью он, конечно не хотел.

Очевидно, что принять такое странное решение он мог только в результате какого-то очень мощного или хитрого внешнего воздействия. Вряд ли что-то могло заставить его совершить такой отчаянный шаг. Не было тогда такого кнута, боязнь которого могла толкнуть его к такому решению. Даже если предположить невероятное – Жорж испугался сложных вступительных экзаменов на электротехническую специальность, то всё равно в химики по собственной инициативе он не пошёл бы. Было много других действительно нужных для ЕАО специальностей: механики, строители, железнодорожники и т. д. Так что выбор альтернатив электротехнике был большим, но перечень подходящих, с точки зрения Жоржа, специальностей явно не включал химию.

А вот пряник… Его мне удалось отыскать с помощью «эффекта информационного затмения». Поскольку нет никаких свидетельств более вероятных причин странного решения Жоржа, я увидел такой «тоненький протуберанец» в сети эвереттических ветвлений его альтерверса – Жоржа кто-то убедил в том, что именно химическая технология является самой перспективной специальностью, которая будет остро востребована в ЕАО в перспективе нескольких лет.

И не так трудно отыскать этого «кого-то» – круг общения Жоржа в Москве в июле-августе 1934 года был весьма ограничен. Никаких «личных знакомых» у него не было, поэтому общался он в первое время только с представителями «принимающей стороны» в лице сотрудников ОЗЕТа, которые обеспечивали его и кровом, и пищей – как телесной, так и духовной. Они и были для него «системообразующими» источниками информации – сам он был подобен сухой губке, жадно впитывающей всё то, что сообщали ему «старшие товарищи» из ОЗЕТа. А после того, как они два года назад смогли «объединить семью», уговорив отца ехать в Биробиджан вместе с сыновьями, доверие к ним у Жоржа было почти