Пьяная Россия. Том второй - Элеонора Кременская

5

Валерке было плохо в больнице. Первые же анализы показали бы насколько он болен. В тубдиспансер он не хотел и потому пользуясь свободой передвижения, какая свойственна всем русским больницам вообще, даже в некоторых случаях свойственна психушкам, просто ушел из больницы.

Домой, в свою общагу он побоялся идти, думая, что тут его и схватят, все-таки кровь из вены на анализ уже взяли и потому пошел к первому, кто пришел ему на ум.

Приятель Валерки, из духовных людей, жил в центре, в двухэтажном старом доме. К нему направил свои утомленные туберкулезом стопы наш весьма находчивый герой. Прозвище у него было, в народе его давно уже прозвали Святым. А, как имя, что-то все подзабыли.

Он открыл двери сразу, будто ждал и обрадовался Валерке, будто самому дорогому брату.

Лицо у него было, как бы умытое, без морщин. Радость так и сияла в глазах. Без требований со стороны Валерки, без каких-либо объяснений провел Святой его на чистенькую кухню, накормил, напоил и уже усталого препроводил в маленькую комнатку, где уложил гостя на диван, укрыл байковым одеялом и оставил спать.

А Валерка, лежа на диване, стал вспоминать о Святом все, что знал.

Быстрый, подвижный, он, как синичка порхал между редакциями, где работал курьером. Всегда приветливый и скромный никогда и никому не мог отказать в помощи. И, конечно злыдни этим активно пользовались, помыкали им, как хотели, даже прозвали «шестеркой». Он не обижался, а только кланялся своим обидчикам в пояс. Основой такого поведения было одно объяснение – вера в Бога и мысль помогать всем и каждому, которая у него вылилась в своеобразное умопомешательство. С утра до ночи и с ночи до утра Святой горел в желании спасти ближнего. И везде, повсюду он видел одно – проявление к нему любви не кого-нибудь, а самой Богородицы…

Валерка не знал, был ли Святой когда-нибудь женат, но абсолютно точно знал, что он влюблен в Пресвятую Богородицу. Ее образы повсюду встречались в незамысловатой его маленькой квартирке. И все разговоры о Боге он сводил только к Ней, к разговорам о Ней и мог говорить часами, восторженно дыша и глядя на собеседника совершенно дикими расширенными зрачками.

Конечно, Святой лежал в дурдоме, столь явное умопомешательство власти города не смогли проигнорировать и даже при наличии безвластия в стране выписали ему пенсию по инвалидности. И теперь Святой не заботился о хлебе насущном, он даже об этом не задумывался, а пропадал целыми днями в церквах, питаясь иногда как птичка коркой хлеба да глотком воды, потому что на русскую пенсию да еще по инвалидности, конечно разве что хлеба и купишь да и то по половинке черного в день, остальное сожрет тоже государство, назначив, как известно, ни с чем не сравнимые цены на квартплаты и прочие «достижения» цивилизации.

Повсюду Святого знали, священники, соболезнуя ему, благословляли на исцеление от тяжкого недуга поразившего его душу. И, когда любопытный журналистский народ поинтересовался как-то у одного такого батюшки, почему он так соболезнует Святому, тот ответил тяжко вздохнув:

«Это не просто болезнь мозга и даже вовсе не болезнь мозга. Называется это состояние – Поражение. И люди, пораженные люди не могут жить, выпадают из ритма жизни, как бы отсутствуют. Они заняты только собой и полюбившимся им существом, неважно каким, Ангелом, Святым, Христом или даже Богородицей. Важно, что человек жить не может да и не хочет жить, как все нормальные люди, вить гнездо, рожать детей, строить дом. Он, как безумный все лезет и лезет к одной цели, к поразившему его в самое сердце Существу»… На вопрос, как с этим бороться, священник только плечами пожал и добавил, подумав, что, наверное, надо молиться за такого человека… На этом все и закончилось.

Валерка уснул. Впрочем, посреди ночи ему показалось, что кто-то лег рядом. Протянув руку, ощутил жесткую шерсть. Лениво подумал, что должно быть Святой завел собаку, хотя на сто процентов собак не переносил, слишком много сил они отнимали у своих хозяев и накорми, и выгуляй, и, и… Тогда, может быть кот? Рука Валерки последовала по шерсти к голове. Ощупав голову, сразу же перешел к рогам. Гладкие и холодные, они вызвали у него воспоминание о козлах, пасущихся где-то в горах. Святой завел козла, ну уж совсем безумная история.

Валерка испуганно подскочил и в один миг слетел с дивана, сорвал со стены икону Пресвятой Богородицы и выставил вперед себя.

– Ну и зря, – ворчливо и спокойно заметил кто-то, едва различимый в темноте, с дивана. – Она тебе ничем не поможет, это уж точно. Даже если ты слезами зальешь ей весь подол платья, все равно не поможет.

– Это почему же? – возразил Валерка. На удивление он чувствовал себя уверенно, мозг у него работал ясно и четко. Только сердце предательски трепыхалось в груди и дрожали руки.

– Да потому, что ты убийца! И не возражай мне, – твердо сказал кто-то черный с дивана. – Бесполезно. Убийцами у нас считаются те, кто бросил детей без попечения. А уж о тебе и говорить нечего, ты столько всего натворил, что и перечислять устанешь…

– Значит, ты моя смерть?

– Я?! – с дивана польщено засмеялись. – А, что я похож на Ангела Смерти?

– Я не знаю, – прошептал потерянно Валерка и рванул к двери.

– Святой, Святой! – закричал он и в ту же минуту потерял сознание.

А черный с достоинством встал с дивана, снял с головы рога, взял их под мышку, будто мужик шапку и обойдя Валерку пошел к Святому.

Святой сидел на кровати, поднятый криком Валерки, глядел на своего черного гостя.

– Ты зачем его на мой диван уложил? – ворчливо заметил черный.

– А куда же мне его еще было укладывать? – смятенно возразил Святой. – Ты уж прости чертушка, я для тебя могу и кресло-кровать разложить.

– Ладно уж, я домой схожу, лучше отдохну в Садах Смерти, чем в объятиях этого придурка, – и черный кивнул в сторону неподвижно лежавшего Валерки.

– Гони ты его к черту! – посоветовал он напоследок, телепортируясь в свой мир.

Святой только вздохнул, не мог он прогнать ближнего. Но на утро Валерка очнулся и сам убежал из дома Святого, он хорошо запомнил ночное происшествие, для него бывшее большим потрясением.

А Святой помолившись перед образом дорогой его сердцу Богоматери, устремился в церковь. Хотя бы таким походом в храм Божий он пытался унять жар неисполнимого желания, которое разрушало его изнутри.

Люди. Они, будто пленники волшебного царства, выпадают из реальности, забыв о действительности. Заколдованные, кто в раннем детстве, кто в юности, а кто и в зрелом возрасте, они так и не спускаются со своих облаков. Они питаются исключительно сказками и волшебными историями, которые нередко придумывают для себя сами, оплетая сами себя легендами и фантазиями. Ничего другого, кроме этих сказок для них и не существует. Эти люди заколдованные. Но не злые волшебники их околдовали, о нет, они сами причина собственного несчастья. Сами к себе применили чары, сами себя сглазили и очаровали.

Таким человеком и был Святой. В его квартире действительно жил черт, один из малых сих. Святой этому не удивлялся и не пытался с ним бороться, а даже частенько в силу своего характера варил для черта кашу и кормил его, а тот ворчал, что каша не соленая или наоборот пересолена. Святой ему угождал и даже как-то купил небольшие мягкие тапочки, чтобы черт не стер до мозолей свои копытца, черт стал жаловаться на боль и жесткий пол, на который ему приходилось наступать, надо думать, что в аду ходить, все-таки, помягче. В данном случае о подковах для черта нечего было и думать, Святой подковать не смог бы, а для кузнеца такая «лошадка» была бы в диковинку… И никто в целом городе не знал про столь странное соседство. И никто в Поднебесной не задумывался о таком соседстве, мало ли кто как из них развлекается? И никто, конечно в малом ангельском войске возглавляемом Богородицей не думал о таком соседстве, в общем-то довольно странном даже для них… Но факт остается фактом. И только сумасшедший Валерка Терпелов, торопливо преодолевающий последние метры до своей общаги, остановился, внезапно сообразив, что черт вел себя довольно-таки по-домашнему, как будто и диван, и комната, все это ему принадлежит да и Святой не пришел Валерке на помощь.

«Вот это да, вот так Святой!» – прошептал потрясенный догадкой Валерка…

6

«Пугало было не Селиван, а вы сами, – ваша к нему подозрительность, которая никому не позволяла видеть его добрую совесть. Лицо его казалось вам темным, потому что око ваше было темно. Наблюди это для того, чтобы в другой раз не быть таким же слепым».

«Пугало». Николай Лесков

Он стоял у окна, и я видела его руки и тонкие чувствительные пальцы державшие смычок и скрипку. Красивая грустная мелодия лилась из-под его тонких пальцев, приводя в трепет мое сердце.