Спокойный Ваня - Павел Кожевников

освещённости. Граната оказалась светошумовой.

Медленно подняв забрало, я осторожно выглянул в коридор и увидел, как в квартиру заходит штурмовик. Его экипировка была полегче моей, но тоже внушала уважение. Массивный бронежилет с наплечниками, налокотниками и намудником. Не знаю, как правильно называется эта часть брони. На голове шлем с забралом вроде моего и закреплённым сбоку фонариком.

Штурмовик стоял на полусогнутых, держа перед собой короткий автомат, готовый к стрельбе.

На лестнице раздавалось шарканье многочисленных ног. «Да сколько же вас здесь?» — удивился я. Мысль про то, где их хоронить, тоже мелькнула, но, похоже, шутки кончились.

Штурмовик шарил фонариком по прихожей. Луч задержался на обломках унитаза и двинулся дальше. Я спрятался обратно и превратился в слух. Теперь шлем мне мешал, но снимать я его не спешил.

С лестничной площадки прозвучал предупреждающий возглас. Я понял только «ein» и «Pistole». Однако грамотные у них здесь патологоанатомы на выезде, или он следователь? По характеру ранению поняли, что я с пистолетом и один. А может знали, что в здание пробрался одиночка? В голову лезла всякая чушь, в то время как меня решили начать убивать. Убедился я в этом, выглянув в коридор. Луч фонаря уже был направлен в другую сторону.

Немец, стоящий в дверях, потянулся к поясу и медленно достал из подсумка гранату. Судя по ребристой рубашке, явно не светошумовую. Я не стал ждать. Немец был у меня на прицеле. Чуть довернув ствол, я прострелил ему оба бедра. Лучше, конечно, стрелять по коленям, но что у него за наколенники я не знал и решил не рисковать. В руку, держащую гранату, я тоже выстрелил, не надеясь её взорвать, а стараясь не дать это сделать немцу. Гранаты мне самому пригодятся.

Тактик из меня оказался хреновый. Я в этом убедился, когда шагнул к начавшему падать противнику. Раненного бойца быстро выдернули на лестничную площадку, а гранат ко мне прилетело больше, чем я хотел. И все с выдернутыми кольцами. Ребристые шарики весело запрыгали по полу прихожей.

Пришлось быстро вернуться на кухню и плотно прижаться стене. Начали взрываться гранаты. Открытый рот не сильно помогал от близких разрывов. По броне стучали рикошетирующие осколки. Ноги ниже колена, там, где кончалась бронеюбка, ощутили несколько болезненных ударов. Противовзрывные чуни, по-другому их сложно назвать, я одевать не стал и сейчас за это расплачивался. С другой стороны, смог бы я в них вообще сюда добраться?

Гранаты перестали взрываться, и я сразу ринулся к окну. Но короткий взгляд вниз показал всю бесперспективность побега в эту сторону. Немцев во дворе дома было много, и все таращились на меня. Отпрянув назад, решил прорываться через штурмовиков. Только они тоже не дураки оказались. В квартиру залетело ещё две гранаты, и одна из них, как назло, мне под ноги.

Попытался пинком отправить её назад. Раздался взрыв. Сильно дёрнулся пистолет в руке. Забрало покрылось трещинами, но вроде выдержало. Что стало с ногой, я не видел. Я вообще ничего не видел и не слышал. Голова была как деревянная. Рот-то я закрыл, а может, на таком расстоянии от взрыва это вообще роли не играет.

Левой рукой поднял забрало. Правая нога, которой я пнул гранату, на удивление не подломилась под моим весом, когда я на неё опёрся и вообще не сильно болела. Только было ощущение, что мне в сапог напихали острых камней.

В данный момент меня интересовала не она, а немец, заскочивший в квартиру. Пистолет в моей руке стрелять отказался, и я бросил его в лицо противнику, одновременно доставая второй из кобуры левой рукой. Немец не повёлся на уловку, или просто не увидел мой бросок в полумраке. Его автомат засверкал выстрелами. В это время в комнату просочились ещё два бойца.

Пистолет я держал во взведённом состоянии, и способность видеть в темноте у меня не пропала. Высадив всю обойму по незащищённым участкам на телах штурмовиков, я быстро перезарядился и принялся ждать следующих желающих расстаться с жизнью. Чесалась нога, которой пнул гранату, но опустить на неё взгляд я не рискнул. Слишком шустрые ребята мне противостояли.

Надеюсь, больше гранаты они кидать не будут. Три раненных немца должны были громко стонать. К сожалению, после взрывов я их не слышал. Как не слышал и того, что творится на лестнице. Но штурмовиков изначально было больше четырёх, это точно.

Попробовал сглотнуть, выпячивая челюсть. Не помогло. Вероятно, перепонки порвало в хлам.

Осторожно ступая, двинулся к ближайшему немцу. Шлем у него был залит кровью изнутри. Я ему удачно попал вбок, мимо пластин бронежилета, вот он кровью и харкал.

Я присел рядом и, скосив глаза вниз, нашарил у него на поясе гранату. Немцы обвешались ими, как новогодние ёлки игрушками. По виду обычная «лимонка». Выдернул кольцо и выкатил её на лестничную площадку. Следом ещё одну, с расчётом, что она скатится ниже по ступенькам. Голову просто отвернул в сторону, чтобы не прилетело в лицо осколком. Взрывы я, кстати, услышал. Именно ушами, а не всем телом. Значит, перепонки идут на поправку. Это хорошо. Без слуха воевать очень неудобно.

Через несколько секунд после взрывов в комнату закатилась ответная граната, на которую я тут же перекинул раненого немца. Благо он находился под рукой.

В это время в дверях нарисовались две фигуры с оружием на изготовку. Стрелять мы начали одновременно. Они из автоматов мне в корпус, а я прицельно из пистолета.

Я оказался точнее, и два новых тела упали на пол. Граната, между прочим, не взорвалась. Видимо, решили взять меня на испуг.

Бросил взгляд на свою ногу. Нижней половины сапога не было. Оставшаяся часть и штанина оказались изорваны в хлам. При этом нога выглядела вполне нормально, не считая многочисленных царапин.

Чудеса! Похоже, тело частично переходило в проницаемое состояние при серьёзной угрозе для здоровья. Рефлекс организма? Как бы себя изучить, и желательно без необратимых последствий? Становилось понятно, почему меня не ранили, стреляя практически в упор.

Попытался прислушаться к себе и почувствовать признаки энергетического голодания. Однако общее хреновое состояние, после перенесённых взрывав, не позволяло выделить нужное чувство.

Отодвинул эти мысли на потом. Сейчас были задачи поважнее. Изображая песню контуженого глухонемого немца, я начал бубнить как можно невнятней, слова из Рамштайн и одновременно перезарядил пистолет. Перешагивая тела, добрался до двери на лестничную площадку. На ней никого из живых не наблюдалось.

Сквозь вату в ушах и мой бубнёж, прорезались стоны, напомнившие о потенциальном гардеробе. Выбрал немца с подходящим размером обуви и