Вся ваша ненависть - Энджи Томас

кто узнал про Криса, как и подобает умелой шпионке. Тогда она сказала мне: «Гуляй, моя хорошая, не стесняйся», – и рассказала пару историй о своих похождениях, о которых мне лучше было бы не знать.

– Какого черта, Старр? – хмурится папа. – Ты встречаешься с белым пацаном?

– Мэверик! – одергивает его мама.

– Успокойся, Мэверик, – говорит дядя Карлос. – Он славный парень и хорошо с ней обращается. Это же главное, разве нет?

– Ты тоже знал? – Папа смотрит на меня, и в глазах его читается смесь злости и боли. – Ему ты сказала, а мне нет?

Вот что случается, когда у тебя два папы. Рано или поздно ты обидишь одного из них и будешь чувствовать себя отвратно.

– Давай выйдем, – строго говорит мама. – Быстро.

Папа сердито косится на Криса и вслед за мамой идет на задний двор. И хотя двери там из толстого стекла, я все равно слышу, как она на него кричит.

– Ладно, Деванте, – говорит дядя Карлос. – Пойдем, я покажу тебе подвал и стиральную машинку.

Деванте окидывает Криса взглядом.

– Парень, значит? – усмехается он и поворачивается ко мне. – Можно было догадаться, что у тебя бойфренд белый. – А потом уходит за дядей Карлосом.

И как, блин, это понимать?

– Прости, – говорю я Крису. – Мой папа ужасно себя повел.

– Могло быть и хуже. Хорошо хоть не убил.

И то правда. Я жестом приглашаю его сесть за стол, а сама занимаюсь напитками.

– А что это за парень с твоим дядей? – спрашивает Крис.

Содовой у тети Пэм не водится. Только сок и вода – обычная и газированная. Впрочем, я уверена, что у бабули в комнате есть заначка «Спрайта» или «Колы».

– Деванте, – отвечаю я и беру две маленькие пачки яблочного сока. – Он впутался в неприятности с Королями, поэтому папа привез его пожить с дядей Карлосом.

– А чего это он так на меня пялился?

– Смирись уже, Мэверик. Да, он белый! – доносится с заднего двора мамин голос. – Белый, белый, белый!

Крис краснеет. И краснеет, и краснеет, и краснеет.

Я протягиваю ему пачку сока.

– Именно поэтому Деванте так на тебя смотрел. Ты белый.

– Окей? – произносит он вопросительно. – Это что, тоже какой-то прикол чернокожих, который мне не понять?

– Если честно, малыш, услышь я такие слова от кого-нибудь другого – я бы жутко выбесилась.

– Какие слова? «Прикол чернокожих»?

– Ага.

– А разве это не оно?

– Не совсем, ведь не только чернокожие так говорят. Аргументы могут звучать по-разному, но суть всегда одна. Возьмем хоть твоих родителей. Разве они не были против, что мы встречаемся?

– Ну не сказать, чтобы против, но мы это обсудили.

– Значит, «прикол» не только чернокожих, верно?

– Справедливо.

После, сидя за столом, я слушаю подробный пересказ Криса о том, что происходило сегодня в школе. Бастовать никто не решился, поскольку возле школы патрулировала полиция, готовая чуть что применить силу.

– Хейли с Майей про тебя спрашивали, – говорит Крис. – Я сказал, что ты заболела.

– Могли бы написать и спросить сами.

– Думаю, им стыдно за вчерашнее. Особенно Хейли. Ох уж этот белый стыд. – Он подмигивает мне.

Я смеюсь. Мой белый парень говорит о белом стыде.

Мама орет:

– И мне очень понравилось, как ты настоял на том, чтобы вывезти из Садового Перевала чужого ребенка, а собственных вывозить не хочешь – пускай горят в этом аду!

– Хочешь, чтобы они жили в пригороде во всей этой фальши? – фыркает папа.

– Любимый, даже если это фальшь, я с радостью променяю ее на твою реальность. Меня уже от всего этого тошнит! Дети учатся здесь, и в церковь ходят здесь, и друзья их здесь. Мы даже можем позволить себе переезд, но ты хочешь оставаться в грязи!

– Потому что в Садовом Перевале к ним не будут относиться как к черт знает кому.

– Да ведь уже относятся! Погоди еще, скоро Кинг устанет искать Деванте и решит заняться кем-нибудь другим. Как думаешь, за кем он придет? За нами!

– Я же сказал: я с ним разберусь, – говорит папа. – Переезжать мы никуда не будем. Даже не обсуждается.

– О, неужели?

– Ужели.

Крис натянуто улыбается.

– Неловко-то как.

Мои щеки пылают, и я рада, что из-за смуглой кожи этого не видно.

– Ага. Кошмар.

Он берет меня за руку и по очереди касается кончиков моих пальцев своими. А после, сцепив наши ладони, раскачивает их туда-сюда.

Папа заходит в дом и хлопает дверью, а потом яростно таращится на наши с Крисом руки. Крис меня не отпускает. Плюс одно очко моему бойфренду.

– Старр, с тобой мы поговорим позже, – произносит папа и с этими словами уходит прочь.

– Если бы это был ромком, – говорит Крис, – ты бы была Зои Салданой, а я – Эштоном Кутчером.

– А?

Он потягивает сок.

– Старый такой фильмец, «Угадай, кто?» называется. Наткнулся на него пару недель назад, когда болел. Там Зои Салдана встречалась с Эштоном Кутчером, а ее отцу не понравилось, что она мутит с белым. Про нас, в общем.

– Только у нас не комедия, – замечаю я.

– А могла бы быть.

– Это вряд ли. Но забавно, что ты смотрел ромком.

– Эй! – притворно оскорбляется он. – Фильм угарный. Скорее даже комедия, чем ромком. Папу там играет Берни Мак. Он очень крутой, один из «Настоящих королей комедии»[86]. Мне кажется, само его присутствие уже означает, что этот фильм нельзя называть ромкомом.

– Ладно, плюсую за то, что ты знаешь Берни Мака и «Настоящих королей комедии»…

– Это должны знать все.

– Ага, и все-таки ты посмотрел ромком. Но не бойся, я никому не скажу.

Я подаюсь вперед, чтобы поцеловать его в щеку, но он поворачивает голову, так что у меня не остается иного выбора, кроме как поцеловать его в губы. Вскоре мы целуемся взасос прямо на кухне у моего дяди.

– Кхм-кхм! – кашляет кто-то, и мы с Крисом мгновенно отстраняемся друг от друга.

Я думала, мне было стыдно, когда мой парень услышал ругань моих родителей. Ан нет. По-настоящему стыдно мне стало только теперь, когда мама застукала нас за поцелуями. Снова.

– Может, дадите друг другу подышать? – спрашивает она.

Крис краснеет до самого кадыка и бормочет:

– Мне пора.

А после быстро уходит, коротко попрощавшись с мамой.

Когда мы с ней остаемся вдвоем, она многозначительно вскидывает брови.

– Противозачаточные принимаешь?

– Мам!

– Отвечай. Принимаешь?

– Да-а-а-а-а, – хнычу я и утыкаюсь лицом в столешницу.

– Когда был последний цикл?

О. Боже. Мой. Я поднимаю голову и одаряю маму самой что ни на есть наипритворнейшей улыбкой:

– Со мной все хорошо. Честно.

– И наглецы же вы. Только папа за дверь – а вы