Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави

— Ешь аккуратнее и не роняй куски, — советовала ей старшая сестра, повторяя наставления матери.

Глядя, как жадно они едят, Кун волновался за сестер. Маленькие девочки еще толком не понимали, где находятся и куда им предстоит вернуться.

Жар полуденного солнца спадал. Рыболовы один за другим возвращались на поляну. Мать Куна шла впереди, торопясь к дочерям. Отец прикоснулся к щечке младшей, положил снасти и кувшин, а потом приобнял старшую дочь: — Вы поели? Не устали? Какие вы у меня умницы!

Мать переложила рыбу из плавучих кузовков в пустое ведро. Ее улов составляли лишь рачки, улитки и гольян. Она ловила на мелководье, но складывала добычу в одну тару с отцом. Пришло время разводить костер и готовить ужин. Отдых, как всегда, откладывался на потом. Отец тем временем глушил живую рыбу дубинкой, Кун захотел помочь.

— Всю рыбу, что мы наловили, пустим на приготовление падэка. Там всего с половину кувшина будет. Мелочь заквасим как приправу и можем есть по дороге домой, а то мы уже доели ту, что делали недавно, — решил мужчина.

— Этой ночью снова пойдем рыбачить и тебя возьмем с собой! Поучишься добывать рыбу ловушкой — в будущем станешь хорошим рыбаком. Подрастешь — придешь сюда искать себе жену, никто тобой не побрезгует! — сказал Куну Тит Тюн.

— Да мы и сейчас, хоть ничего еще и не умеем, а девочкам уже интересны! Можно дальше ничему не учиться, — ответил Тян Ди.

— Ах ты засранец! Еще буквы не выучил, а уже по девочкам пошел? — воскликнула жена Ка.

За дневными делами время летело незаметно. Кун помогал отцу потрошить рыбу до тех пор, пока не начало темнеть. Мать приготовила ужин и позвала мужа кормить детей, а сама решила сначала засолить на скорую руку падэк и плабам. Она сказала, что совсем не устала и после ужина снова пойдет на реку. Засаливая рыбу, она болтала с женщинами, занятыми тем же делом. Все шутили и смеялись.

Темнота быстро опустилась на землю и уже заполнила всю округу. Лишь вода в озере сверкала вечерними бликами и полевой ветерок шептал легкими дуновениями, принося с собой свежесть. Ночные птицы с жалобным писком кружили над головами. Где-то заухала сова, отчего особенно мнительных передергивало до мурашек[117].

— Кто идет на рыбалку, давайте прямо сейчас! Я посижу покараулю волов. Ближе к полуночи вернетесь — я вас сменю! — крикнул Ка.

Все начали собираться и готовить снасти. Отец решил взять с собой Куна, а жену оставить на привале, дав ей немного подремать и отдохнуть. Кун прихватил зажженный факел, корзинку и с радостью пошел за отцом. На озере они заметили факелы местных жителей. Двое мужчин спрашивали старика Ка. Их прислал староста деревни. Выяснилось, что в одного местного жителя вселился дух Поп и его никак не могут изгнать. Начиная с вечера, два сельских шамана пытались это сделать, но у них ничего не получилось — дух Поп не сдается.

Дело предстояло ответственное. Ка собрал все необходимое и поспешил на помощь, узнавая между делом подробности.

— Прекрасно. Я его поймаю и заточу в бутылку[118], а потом вернусь и спою рыбакам колыбельную, — решительно сказал он.

Старик сходил за чем-то в повозку и вернулся обратно. Кун и Тян Ди напросились пойти вместе с ним. Кун волновался, потому что раньше никогда не видел подобного ритуала. Тян Ди всю дорогу расспрашивал о том, кто такой дух Поп и как он может вселиться в человека.

— Люди, которые изучают черную магию, но не следуют предписаниям своих наставников, превращаются в духа Попа. Заклинания и заговоры, словно неприкаянные души, бесцельно слоняются по свету, находят своих жертв и пожирают их изнутри, после чего возвращаются обратно к заклинателю. Некоторые люди становятся этим духом, потому что выращивают колдовские травы, но не собирают их вовремя согласно ритуалам. Эти травы превращаются в духа Попа и вселяются в того, кто их выращивал…

— А откуда вы все это знаете? — спросил Тян Ди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты что, не в курсе, что я обучался у ачарьи из Луанг Прабанга?

В дом, где находился больной, набилось много народу. Подойдя к лестнице, Ка и ребята услышали голос старосты, призывавшего Ка поторопиться: — Этот злыдень — крепкий орешек! Ничем его не возьмешь! Наши шаманы уже разошлись по домам.

Стоя возле лестницы, Ка зашептал мантры, а потом затопал ногами. У Куна екнуло сердце от страха. Ка засучил свой саронг, перевязав его в набедренную повязку, и поднялся на террасу. Тян Ди держал факел, освещая многочисленные татуировки старика. Ка вбежал в дом и подошел к тому месту, где с застывшей на губах улыбкой лежал больной. Ка сел и взял его за запястье. Мужчина стал вскрикивать и метаться, будто его тело пронзала острая боль.

— Кто ты? Откуда пришел? — вопросил Ка.

— Мут. Из деревни Нонг Сала, — ответил дрожащим голосом мужчина.

— Боишься меня? Знаешь, кто я? — грозно спросил Ка, ударив себя в грудь.

— Знаю. Боюсь. Ухожу.

Мужчина вскрикнул и затих. Он лежал, не двигаясь, а в комнате царило гробовое молчание. Ка наклонился и несколько раз подул мужчине на голову.

— Жалко, что позабыл спросить, с кем он сюда пришел и кто его наслал… Теперь уж поминай как звали.

Присутствующие начали что-то шумно обсуждать, а больной с сонным видом привстал с кровати и осмотрелся по сторонам. Кун и Тян Ди недоуменно переглянулись. Оцепенение спало с мальчиков, лишь когда больной слабым голосом сказал: — Меня лихорадило три дня. В полдень попросил жену сходить в храм, принести оттуда кокосовый орех. Как наступил вечер, пробрал озноб. В меня вселился дух Поп…

— Ну что?.. Нам пора возвращаться, а то еще рыбу ловить… Послезавтра мы отбываем домой, — сказал Ка.

— Какой мастер! Достойный ученик ачарьи из Луанг Прабанга! — произнес староста.

— Да вы лучше отдохните! Завтра я вам принесу кувшин падэка, — сказала жена больного.

Ка развязал набедренную повязку, вернув саронгу первоначальный вид, вышел из дома и направился на стоянку.

— Если они и правда принесут в подарок целый кувшин падэка, то вам надо бы и с нами поделиться! — сказал Тян Ди.

— Договорились. Отолью и вам по плошке.

XXIX. Сборы домой

В час, когда они возвращались на привал, небо окутал ночной мрак и луна скрылась в его густоте.

— Почему так быстро вернулись? Обещали, что принесете духа Попа, а заодно и споете, — спросил Кем, забрасывая невод.

— Схватить не смогли. Он лишь назвал имя и сбежал.

— Вас случайно не наградили бутылочкой спиртного? — спросил Тит Тюн.

— Не время распивать хмельное. Завтра сами купим и выпьем, а пока пошли рыбачить. Как-никак последний день похода. А я немного прикорну, наберусь сил… — ответил Ка.

Отец отправил Куна спать в повозку к сестрам, надеясь, что жена чуть позже придет ему помочь. Рыба ловилась неплохо: с каждым забросом сети приносили не меньше пяти сомов и змееголовов. Когда Кун подошел к повозке, мать сидела на подножке.

— Девочки уже уснули. Если Бун Лай проснется и начнет меня искать, то приласкай ее. Я пошла ловить рыбу.

Сойдя с повозки, женщина закатала юбку повыше, подвязала к поясу плавучий кузовок, взяла корзинку и ушла.

— Давай иди уже побыстрей! — торопил Ка сына. — Я покараулю обоз и волов. Если мать устанет, тогда я пойду, а она вернется на отдых.

Когда все голоса затихли, удаляясь, старик остался в одиночестве возле костра. Его самокрутка мерцала красноватым огоньком.

Куну хотелось пойти вместе с отцом, но раз тот отправил его спать, мальчику оставалось лишь с сожалением повиноваться. Он жалел родителей, переживая, что те практически не отдыхают. Отец говорил, что если ему в какой-либо день не удается поработать до седьмого пота, то он чувствует себя не в своей тарелке. Его дед был таким же: жарко или холодно, в молодости или старости, — он не прекращал трудиться. Вставал в пять утра и шел с корзиной в лес. Его добычей становились лягушки и жабы, из которых бабушка потом готовила еду. После обеда он продолжал работать и дальше. Так продолжалось вплоть до того дня, когда он покинул этот мир.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})