Флешбэк мечты - Морин Гу

самой счастливой семьей на свете.

Сказано в шутку, судя по легкости тона. Но я попробовала вложить в эти слова тот смысл, который наверняка вложила Присцилла. Так это на ней лежит вся ответственность за счастье семьи? Я едва не задохнулась, настолько это было несправедливо.

Впервые в жизни я всей душой возражала против того, что моя бабушка считала правильным. Мама из будущего говорила правду. Хальмони, с которой она выросла, – не та хальмони, с которой потом познакомлюсь я. Кстати, это и не та хальмони, с которой я работала в химчистке. Настоящая мать-тигрица, чтоб ее.

– А я помогаю Присцилле проводить кампанию, чтобы она победила, – добавила я с уверенностью, которой на самом деле больше не чувствовала. – Это очень интересно.

Хальмони кивнула, натянуто улыбнувшись, явно пытаясь обуздать свои истинные чувства и не возразить гостье.

– Ей очень повезло, что у нее есть такая подруга.

Я бросила взгляд на гордый профиль Присциллы – подбородок вздернут, хотя настроение у нее хуже некуда, – и заметила:

– На самом деле, это мне повезло, что у меня такая подруга.

Присцилла посмотрела на меня с удивлением. Грейс хлопнула в ладоши:

– А можно я тоже буду твоей подругой?

Я рассмеялась:

– А мы и так подруги.

Грейс с довольным видом кивнула и продолжила уминать еду.

Хотя Присцилла и бросила на меня быстрый благодарный взгляд, весь остаток ужина не сказанные слова висели над нами, точно какой-то призрак. Я почувствовала, что моя решимость наладить отношения между мамой и хальмони слабеет. Ужин лишь подчеркнул глубину разделявшей их пропасти – и эта проблема была куда сложнее, чем победа в конкурсе. И что мне теперь с этим делать?

глава 26

три дня до бала

Хмурые и задумчивые, мы с Присциллой быстренько перемыли посуду, а потом юркнули к ней в комнату – разрабатывать операцию «Спасем кампанию за титул королевы бала».

Я вошла в ее спальню, окинула взглядом бледно-розовые стены, занавески в цветочек, плакаты с изображением беловолосых девчонок-хиппи, школьный вымпел, висевший рядом с пробковой доской, залепленной вырезками из журналов. Можно подумать, что сюда забрел сериал «Полный дом» и его тут вырвало.

Но больше всего меня удивило, что в одном углу была устроена своего рода мини-прачечная: сушилка, на которой аккуратно висели одежки и нижнее белье. Утюг стоял на подставочке, тут же парогенератор и небольшая полка с аксессуарами – типа ролика с липкой лентой и антистатика.

– Да уж, у вас, похоже, вся семья чисткой занимается. – Я поняла, что перед глазами у меня истоки почти маниакального маминого пристрастия к опрятной одежде.

– Ха-ха. – Присцилла плюхнулась на кровать и тяжело вздохнула.

Я попыталась развеять пораженческую атмосферу, которая так и висела в комнате:

– Это, спасибо, что пустила меня съесть ваш семейный ужин. Вкуснятина.

Она сложила руки крестом, как их складывают покойникам:

– Да ничего особенного.

На самом деле, очень даже чего. Она только что призналась, что ее друзья здесь никогда не бывают. Я попыталась представить Нила или Дейдре, которые топают в обуви по чистейшим коврам, и мысленно содрогнулась.

– Нравишься ты моей маме, – заметила Присцилла.

И тут я разгадала, что за выражение я подметила у нее на лице, когда мы с хальмони готовили: ревность. Даже здесь, в прошлом, между мной и хальмони существовала связь, которую ощущали все окружающие.

– Маме легко понравиться, если ты не ее дочь, – заметила я, вспоминая, как моя мама обожает Вэл.

Присцилла выпрямилась и посмотрела на меня – она почувствовала, что это у нас с ней общее, и ей явно полегчало.

– Когда у меня будут дети, особенно если дочь, я никогда не буду создавать ей таких трудностей.

Я закашлялась, чтобы скрыть смешок.

– Ладно, давай лучше про бал, – сменила я тему, садясь на ее стул с решетчатой спинкой.

– А это обязательно? – В голосе звучало явное изнеможение.

– Обязательно. Мне пришла в голову одна мысль.

– Отлично. – Сарказм так и капал у нее с языка.

Я пнула ее в ногу:

– Эй! Ты же обещала дать мне еще один шанс.

– Ну, ладно.

– В телевизор мы уже пролезли, теперь нужно пролезть в печать.

– Ты о чем?

– Нужно поместить в школьной газете извинения. – Я говорила сжато, деловито, не давая ей возможности возразить. Присцилла откинулась назад, опершись на локти.

– Извинения? За что?

– За то, что ты воспользовалась знакомством с Тейлором, чтобы заработать преимущества на голосовании.

– Чего? Это ж бред.

– Да, мы с тобой это знаем, но других иначе не угомонить. – Там, в 1995 году, мою маму, по сути, «отменили». А мы-то все знаем, что единственное средство против отмены – извинение. Все остальное только подливает масла в огонь.

Присцилла подумала.

– Ладно.

Я быстренько набросала текст, прочитала вслух:

– «Я знаю, многие из вас жутко на меня сердятся, и я все понимаю. Для начала хочу извиниться за интервью, которое недавно показали в школьных новостях. Пойдя на этот шаг, я получила незаслуженное преимущество в борьбе за титул королевы бала. Я совсем не собиралась нарушать правила, но я понимаю, что дело не в правилах, а в честной борьбе».

Я посмотрела на Присциллу, отслеживая ее реакцию. Вид у нее был скептический.

– Что-то не думаю, что это сработает. Может, лучше попробуем обосновать свою позицию?

– Ни в коем случае, – возразила я. – Обосновать – значит признать вину. А тут главное искренность.

– Ну, если искренне, я не чувствую себя виноватой.

Я фыркнула:

– Главное, чтобы заметка звучала искренне. Тем самым ты покажешь, что тебе небезразличны чужие чувства.

– Ну-ну, – буркнула она. – Хорошо, но можно же написать так, чтобы я звучала как я, а не как старая клуша?

– Хорошо. Старую клушу убираем.

Руководствуясь этим, мы досочинили текст, почти не пререкаясь по ходу дела. Когда все было готово, я попросила Присциллу прочитать его вслух и в конце захлопала.

– Отлично, просто здорово. – При мысли, что хоть с одной проблемой мы разобрались, я испытала огромное облегчение. Это плюс купоны – шансы не равны нулю.

Даже Присцилла явно успокоилась, хотя скепсис никуда не делся.

– Здорово у тебя получается.

– Публично извиняться? – усмехнулась я.

– Нет, писать тексты. Ты прирожденный писатель. – Эти слова она произнесла, стоя ко мне спиной, снимая кардиган. Помедлила, вгляделась. – Черт. Зацепилась за что-то, вон дырка. Придется зашивать.

От ее слов про мои способности у меня потеплело на душе. Впервые в жизни я не смогла придумать язвительный ответ. Самоуничижительную шуточку, чтобы отклонить комплимент. Мама уже много лет мне ничего такого не говорила. В детстве я часто слышала от нее «Молодец!» – когда забивала мяч на футболе или получала только отличные оценки. Но это было очень давно, и сейчас я буквально засветилась от ее похвалы.

– А ты умеешь шить? – спросила я, немного взяв себя в руки.

– Приветик, у меня мама портниха. – Присцилла положила кардиган на гладильную доску. – А у вас, видимо, хватает денежек отдавать вещи в починку?

Я чуть помедлила, потом кивнула:

– Ага.

– Везет тебе. – Не с завистью, скорее мечтательно.

Собственно говоря, вся комната Присциллы была этаким кукольным домиком, воплощавшим в себе мечтания американского подростка. Вот только, если вглядеться, под цветастыми занавесками просматривались пожелтевшие жалюзи, а к бледно-розовой мебели хозяйка явно сама приложила руку: тумбочки у кровати, судя по виду сменившие не одного хозяина, были тщательно перекрашены.

– Кстати, а что ты собираешься надеть на бал? – поинтересовалась Присцилла.

Блин. Об этом я напрочь забыла.

Присцилла тут же все поняла.

– Что, правда? У тебя нет подходящего платья?

– Да вроде нет. Схожу, пожалуй, завтра куплю? – Вот только денег у меня почти не осталось. А просить у миссис Джо еще мне совсем не хотелось.

Присцилла подошла к шкафу.

– Можешь не покупать. Одно из моих наденешь.

Она отодвинула в сторону стеклянную дверцу.

– Вариантов не то чтобы куча, но, если честно, я не верю, что ты найдешь что-то лучше, чем у меня.

Она стала перебирать платья, все в полиэтиленовых чехлах, завязанных снизу на узел.

– Спасибо, – поблагодарила я, закатывая глаза.

Присцилла остановилась на одном из платьев, полиэтилен зашуршал.

– Знаешь, настоящие друзья говорят друг другу правду. Это лучше, чем лизать сама знаешь что.

– Ты хочешь сказать… мы друзья? – Я долго тянула последнее слово, чтобы вышло понепристойнее.

Присцилла опять рассмеялась:

– Ну ты даешь вообще!

Я тоже рассмеялась, хотя для меня все было серьезно. От мысли, что Присцилла считает меня своим другом, по телу расползлось удовлетворение.

– Ну, показывай свое платье.

Присцилла повесила его на крючок в форме сердечка рядом со шкафом, развязала узел на полиэтилене. Вытащила, приложила ко мне. Короткое, без рукавов, в облипочку, квадратный вырез. Выглядело оно ужасно тесным.

Присцилла тактично отвернулась, давая мне возможность переодеться.

– Сперва примерь, а уж потом говори.

– Ладно. – Я влезла в платье, потянула вниз, чтобы втиснуть попу.

– По-моему, у нас не один размер, – проворчала я.

Присцилла