Флешбэк мечты - Морин Гу

решила все-таки помочь на кухне. Разбила и взбила яйца для чона, нарезала побольше свежих овощей, чтобы подать их с соусом самдян. Хальмони очень любезно поправляла меня где нужно. Присцилла за этим наблюдала, и в какой-то момент на лице ее мелькнуло странное выражение.

Мы готовили в дружелюбном молчании, из соседней комнаты долетал звук телевизора – его смотрела Грейс. Все это должно было бы казаться обыденным, но, к сожалению, не казалось. В будущем редко будет мне выпадать возможность провести вечер на кухне с мамой и хальмони. Я сглотнула комок в горле, приказала себе не расклеиваться. Кто бы мог подумать! И ужин этот вдруг приобрел гигантское значение. Редкая возможность поесть с хальмони, мамой и Грейс до всех этих будущих осложнений.

Прежде чем сесть за стол, я улизнула в туалет. Вымыла руки и осталась стоять у раковины, разглядывая вазочку с попурри, детскую зубную щетку, явно принадлежавшую Грейс. В уголке в безупречном порядке была расставлена косметика Присциллы.

Я вытащила телефон, решив не обращать внимания на страшные пятьдесят два процента. Можно ради такого подсадить аккумулятор.

Привет, хальмони. Как это странно: быть с тобой рядом и все равно тосковать по тебе. Ты – одна из немногих, кто верит в меня целиком и полностью. Мне сейчас очень нужна эта вера. Я страшно боюсь не справиться с очень важной задачей. Раньше я не справлялась и не особо переживала. То, что нас не убивает, делает сильнее – и прочая чушь, которую пишут на мотивационных плакатах. Или, там, ну не знаю, в магазинах товаров для дома. Но сейчас я просто обязана справиться. И мне очень-очень страшно. Ты бы сейчас нашла, что мне сказать. Как и всегда.

Я выключила телефон, вернулась в столовую, опустилась на цветастую подушку, лежавшую на стуле. Ужин стоял на столе со стеклянной столешницей, мне до боли знакомой. Фарфоровые мисочки с рассыпчатым белым рисом, металлические палочки, разные банчаны на знакомых тарелках с цветочками, красная прихватка, положенная вместо подставки под кастрюльку с гальби-джим – короткими тушеными ребрышками, сладкими, как конфеты.

– Надеюсь, Сэм, тебе понравится, – сказала хальмони, снимая фартук.

– Выглядит замечательно, спасибо.

– А у вас дома готовят корейскую еду? – спросила она, наклоняясь и накладывая кусочки отличного тушеного мяса в мисочку Грейс.

Я удержалась от того, чтобы взглянуть на маму.

– Э-э… нет, на самом деле. Очень жаль. Я люблю корейскую еду.

Присцилла фыркнула:

– Ну ты и подлиза!

– Это правда! – Чтобы подтвердить свою искренность, я засунула в рот огромный шмат риса и потянулась к соевым бобам, тушенным в кунжутном масле с перцем чили. – Просто мои родители плохо умеют ее готовить.

Хальмони кивнула.

– Так ты здесь родилась?

– Да. – Я стала старательно разбирать на части кусок рыбы.

Хальмони своими палочками оттолкнула мои и ловко сняла мясо с костей. Сложила его в кучку на тарелке, кивнула мне: бери. Это прозвучало эхом последнего нашего ужина вместе, и у меня сдавило горло.

Когда я вылила в рис ложку гальби-джим, хальмони взглянула на меня с удивлением.

– Вот странно. Ты его ешь точно так же, как Присцилла и ее папа.

Ложка Присциллы замерла над рисом, тоже пропитанным соусом. Мы неловко улыбнулись друг другу.

– Удивительно. Иногда мне кажется, Сэмми, что я давно тебя знаю, – произнесла хальмони.

Сердце у меня чуть не остановилось.

– Она Сэм, не Сэмми, – поправила, смутившись, Присцилла. Взглянула на меня. – Прости.

Я качнула головой:

– Да ничего страшного. Бабушка меня тоже так зовет.

Блин.

Никто, впрочем, не удивился. Да и с чего бы? Допустим, хальмони мое лицо кажется знакомым в силу странного наложения времени и пространства, но почему – она не догадывается. Надеюсь, не догадается никогда.

– Вот и хорошо. А твоя бабушка живет неподалеку от тебя? – спросила хальмони.

– Да, – пискнула я, вытаскивая ребрышко из кастрюли.

– Бабушка и дедушка моих дочерей живут в Корее, что очень грустно, – сказала хальмони. – Мы у них были всего один раз.

– Ты была в Корее? – с удивлением спросила я у Присциллы.

Мама ни разу в жизни не рассказывала мне про поездку в Корею. Я там была всего однажды, с хальмони, в раннем детстве. С родителями мы путешествовали по Европе и Юго-Восточной Азии, а в Корее не были никогда.

Она пожала плечами:

– Совсем маленькой. Грейс тогда еще даже не родилась.

– Вот-вот, так что было очень скучно, – заявила Грейс, поднимая ложку. Такой маленький диктатор.

Хальмони пододвинула ко мне тофу.

– Присцилла ныла всю дорогу. Ей совсем не понравилось.

Настроение изменилось, я смотрела в тарелку, не желая вмешиваться. Странно мне было видеть в хальмони эту запальчивость, враждебность. Со мной и с Джулианом она никогда так себя не вела. Да и с мамой тоже. Когда при мне между ними случались стычки, затевала их всегда мама, она первой говорила резкости.

– Уж прости, что мне показалось скучно общаться с какими-то странными родственниками, которых я видела первый раз в жизни, – отозвалась Присцилла. – Там вообще не было ничего интересного.

– Мы с аппой водили тебя в Lotte World! – напомнила хальмони, досадливо положив ложку на стол.

– Омма. Мы живем в Южной Калифорнии. У нас есть Диснейленд.

Я едва удержалась, чтобы не вскочить и не разнять их – как буду делать в будущем, когда мама с хальмони начнут цапаться. Здесь было никак – выйдет неуместно и неприлично.

– Наш аппа умер, – деловито поведала Грейс, хватая большой лист салата и запихивая его в рот – он едва поместился.

Все смолкли. Мне хотелось спрятаться за забором, как в гифке с Гомером Симпсоном.

– Она это знает, – наконец выдавила чопорным голосом Присцилла – каким будет говорить в будущем, желая резко закрыть тему.

Похоже, Грейс потянула за какую-то ниточку разговора и разом нарушила все равновесие. Присцилла, повесив голову, ковырялась в тарелке, и у меня возникло мучительное ощущение, что она с трудом сдерживает слезы. Я бросила взгляд на хальмони в надежде, что она что-нибудь скажет, но она только прочистила горло, встала из-за стола и ушла на кухню. Неестественно громко загремели тарелки.

Ты бы обязательно нашла, что сказать. В голове эхом отдавались слова, которые я недавно произнесла в телефон, обращаясь к своей бабуле. А сейчас хальмони вообще ничего не хотела говорить.

Грейс, сидящая за столом, выглядела совсем маленькой, но ее круглые черные глазенки не упускали ничего. Она посмотрела на сестру, нижняя губа у нее дрожала.

– Прости, онни. – Шепотом, потонувшим в грохоте посуды на кухне.

Присцилла, однако, услышала, расправила плечи. Подняла голову, пригладила волосы. Единственным следом слез стал покрасневший кончик носа.

– Ты ни в чем не виновата. Эй! Там муха, что ли? – Она игриво стукнула сестренку палочками по голове, та захихикала.

Я тоже рассмеялась, чтобы снять напряжение. Вот только мне и самой, если честно, хотелось плакать. Присцилле столько сегодня пришлось пережить, а теперь изволь изображать заботливую дочь и сестру. Похоже, ей совсем не оставили пространства для выражения собственных чувств по поводу смерти отца. А ведь он умер всего несколько лет назад. Она… несет такой груз. Без помощи.

Я нервно поглядывала в сторону кухни, дожидаясь возвращения хальмони. Почему она ничего не делает, чтобы сгладить ситуацию? Со мной всегда сглаживала. Вот она наконец появилась с графином воды, как будто именно его так долго пыталась раздобыть.

– Вода теплая: так лучше для пищеварения, – сказала она мне с улыбкой. А вот на дочерей не глядела, и тут я почувствовала, какая пропасть разделяет их с Присциллой. Чем я могу им помочь? Я ведь просто случайный человек, ворвавшийся в их жизнь. Невозможно тут что-то сделать.

Но ведь попасть в прошлое тоже невозможно. Вот именно.

Я взяла стакан воды, вздохнула:

– Спасибо. Да, а вы знаете, что Присциллу номинировали в королевы бала?

Присцилла резко повернулась ко мне, широко раскрыв глаза.

Хальмони отпила воды:

– А что это значит?

Я вспомнила, что хальмони всегда поддерживала все мои начинания. Может, хоть я смогу убедить ее в том, что бал – это важно, особенно для Присциллы.

– Это очень почетный титул, который учащийся получает на балу в честь начала учебного года, если наберет достаточно голосов.

– А на каком основании голосуют? У кого лучше оценки или как?

– Ну, не совсем. – Я запнулась. – Голосуют за того, кто нравится.

Присцилла досадливо хмыкнула с другой стороны стола. Все шло не так, как я рассчитывала, но сдавать назад было поздно.

Присцилла скривилась:

– Это очень важная вещь, омма.

– Набрать больше всего голосов за то, что ты всем нравишься? – Хальмони презрительно фыркнула. – Глупость какая. Ты, Присцилла, вообще слишком озабочена тем, кто и что о тебе думает. Если бы ты так же заботилась о родных, мы были бы