Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

Поповым и другими дружками затеяли в начале июля в Москве мятеж!.. А, с позволенья сказать, «чекист» в кавычках Блюмкин, тоже ваш брат левый эсер, ухлопал с провокационной целью германского посла Мирбаха!.. Так на хрена нам, извините, такие «чекисты» и «охранники»!

Хохот большевиков, гневные вопли левых эсеров. Взвился бывший черносотенец, а ныне левый эсер Успенский, завопил:

— Мы не имеем никакого отношения к акции Спиридоновой и других московских левых эсеров. Мы отмежевались, осудили!!!

— Есть мудрая пословица: «Яблоко от яблони недалеко падает»... Осудили. Отмежевались!.. Да вы, га-а-аспадин Успенский, только и успеваете отмежевываться: то от «Союза Михаила Архангела», то от кадетов. А нынче вот и от своей очередной партии отмежевались!

Громовой хохот грянул в зале. Тут уж смеялись, хохотали все — острый на язык военком ударил профессионального ренегата, что называется, в самую душу.

Речи... Речи... Речи...

Запомнилось еще выступление начальника охраны старогородской части Ташкента — Насредина Бабаджанова. Он на фактах доказал несостоятельность утверждений некоторых эсеровских ораторов, будто разгул преступности поразил лишь новый город, а за Анхором, мол, тишь и благодать, ибо там умело руководят розыском и задержанием уголовников.

Немолодой уже человек в черной чустской тюбетейке и полосатом халате, с маузером через плечо, говорил по-русски не очень грамотно, но вполне понятно:

— ...В районе Палван-Арыка десять неизвестных в черных кожаных куртках ворвались в чайхану Турсунбаева Марталипа и под угрозой наганов ограбили чайханщика и двенадцать посетителей. Затем эта же банда, вломившись в соседнюю чайхану Арабаева Сабирджана, ограбила десять посетителей. Пытавшегося оказать сопротивление чайханщика застрелили в упор!.. Ограблена дача купца Ариф-Ходжи... Вооруженное со взломом нападение на дом богача Каландарова Алиша, в результате чего похищено на 85 тысяч рублей золотых вещей и драгоценностей... На Саман-базаре найден труп андижанского миллионера Миркамила Мир Муминбаева. Убит ударом ножа в спину. Сын погибшего показал, что Миркамил Мир Муминбаев имел при себе около четырехсот тысяч рублей... Вот вам и старогородская «тишина»!..

Находка

Заседание кончилось часам к семи вечера. Цируль с Пригодинским распрощались и отправились по домам. Надо же хоть часок-полтора отдохнуть перед ночными бдениями.

Стоял приятный августовский вечер. Было еще светло, но солнышко грело приятно, не обжигало. Ласточки стремительно носились ниже вершин серебристых тополей. «Это к дождю, — подумал Цируль. — Хорошо бы!.. Все лето такое пекло стояло». И еще он почему-то подумал, так, ни с того ни с сего, глядя на ласточек, что военком, хотя и краснобай и позер, а врезал хамелеону Успенскому и всей левоэсеровской шатии. Пожалуй, на такого человека можно положиться в трудную минуту... А все же чем-то неприятен. Похоже на то, что актерствует, лицедействует на трибуне. В быту, ходят слухи, не очень-то... Пьет по ночам, говорят. Говорят?.. Кто говорит? У французов есть хорошее изречение: «Говорят» — это очень большой лжец!» Завтра о тебе могут распустить грязные слухи. Тоже скажут: «Говорят»...

Пригодинский, шагая домой, думал о том, что и в старом городе надо принимать более решительные меры против бандитов. Там люди особенно тяжело переживают разгул разбойничьей «вольницы». Раньше в старогородской части было насчет этого строго...

Новый приступ малярии заставил Александра Степановича позабыть о служебных делах. С трудом добравшись до комнаты, которую он снимал у пожилой вдовы, через силу похлебал жиденького супу, проглотил две таблетки хины и рухнул на железную солдатскую койку. Старушка-хозяйка навалила на него с причитаниями ворох одеял, накинула сверху шинель.

И все равно его пробирал свирепый озноб. Клацая зубами, он с тоской ожидал, когда же наконец полегчает. Хотелось заснуть, но какой к чертям сон, когда всего словно электрическими разрядами прошибает! Как лягушку, через которую пропускают гальванический ток!

...Ого!.. Кажется, начинает опять понемногу отпускать. Сейчас вздремну полчасика...

За окном послышался цокот копыт, и затем влетел связной.

— Срочная записка от ответственного дежурного по угрозыску!

— Читай, — вяло произнес Пригодинский, — мне нездоровится.

— «Об-на-ру-жен... Архип, — начал молодой парнишка, видать, не одолевший премудростей церковно-приходской шкоды. — Ар-хип...»

— Какой Архип? — удивился Александр Степанович.

— Обнаковенный. — Посыльный продолжал читать по складам: — «...Ар-хип цар-ска-го у-го-ло-в-но... сыск-наго от-де-ле-ни-я и мно-г-о-е дру-го-е».

Пригодинский приподнялся, свесил с койки ноги. Что за царский Архип? — он еще не отошел, в голове звенело. И вдруг он вскочил, дружески хлопнул дылду-посыльного по шее.

— Голова садовая! Не Архип, а архив, понимаешь? Тоже мне грамотей.

Парнишка обиделся.

— Я с батей сызмальства землю пахал. Одну зиму и ходил к учителке. А на деревне у нас семь Архипов было. И ни одного Архива. Откуда мне знать?

— Ну-ну, друг, не обижайся. Вот прикончим беляков и всякую другую контру — пойдешь учиться. Коня ты мне хоть догадался привести?

— Ага, — парень расплылся в улыбке. — Сам верхами, а вашего коня под уздцы. Это по мне. Могём. А грамота...

Сам не веря находке, Александр Степанович быстро собрался. Приступ малярии окончательно его оставил. От волнения, должно быть, одолел болезнь. Написал записку Крошкову, чтобы немедленно приезжал на Шахризябскую.

— Отвезешь Алексансанычу, отдашь ему своего коня. Пешком возвратишься. У нас дело спешное. Если, конечно, ничего не напутали. Наш архив, брат, семерых твоих деревенских Архипов за пояс заткнет. Впрочем, я сам к Крошкову заскочу. Давай лошадей. А сам топай ножками. И еще... Спасибо за радостную весть, дорогой товарищ!

Пригодинский с Крошковым вошли в одну из служебных комнат, и Александр Александрович тихо ахнул...

— Не верю глазам своим!.. Коллега, взгляните, ведь это новехонькие «Бертильоны»! — он указал на три фотокамеры, стоящие на большом столе. С них агенты уже успели стереть пыль, и теперь фотоаппараты поблескивали никелированными частями.

— Они самые, Сансаныч. Повезло!.. А вот папки с документами.

Крошков наугад схватил пыльную папку из плотного картона — «Отчет ташкентского уголовно-сыскного отделения за 1910 год»... Раскрыл. В ней таблицы зарегистрированных преступлений, расписанные по видам. А этот объемистый машинописный текст — пояснения к отчету. Далее: «Смета на содержание чинов полицмейстерства, 1915 год» за подписью начальника города полковника Колосовского. Еще одна папка... «Списки подозреваемых в утрате нравственности» — в алфавитном порядке около двухсот персон... Это, конечно, может пригодиться, но не то, не то!..

— Вот! — Крошков бросился к аккуратным деревянным ящичкам. — Вот картотека.

Ящички были заполнены бесчисленными карточками, перечеркнутыми разноцветными полосами. Александр Александрович выхватил одну.

— То, что нам нужно! — с торжеством воскликнул старый юрист. Вокруг него столпились агенты, молодые ребята.

—