Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

другому сказал: «Значит, ваше благородие, утверждаете, что ваши пальцы пахнут ладаном?» Другой отвечал: «Похоже на то, Саша. Попахивают ладаном. Предчувствие, что ли? А ведь всю войну протопал без единой царапины!»

— О! — оживился Цируль. — Это уже кое-что!.. Беспристрастная свидетельница подтверждает, что одного из гостей звали Александром. Ясно также, что, по крайней мере, один из них фронтовик.

— Осталась самая малость, — хмуро произнес Фоменко. — Осталось начать и кончить. А докопаться до истины непременно нужно! Очень мне не нравятся эта невинная вечеринка.

— Спасибо вам, Алексансаныч, — поблагодарил Цируль консультанта. — Правильно сделали, что удержали Аракелова, нашего пылкого кавказца, от визита к Муфельдт. Однако осторожненько понаблюдать за ней и ее особняком не грех.

Крошков встал, с достоинством поклонился.

— Благодарю вас, Фриц Янович. И у меня, знаете ли, есть некая идея. Если произошло нападение на конвой, а на другой улице убит офицер... в офицерской среде обязательно возникнут какие-то разговоры. Наконец и с Муфельдт можно разобраться, не травмируя психически нашего иерихонистого военкома. И вот позволю себе предложить любопытный вариант...

Крошков распахнул дверь, заглянул в коридор — не подслушивает ли кто? — плотно закрыл дверь и, приблизившись к столу, стал излагать суть дела. Говорил он тихо, почти шепотом. По мере того как он рассказывал, лица собравшихся прояснились, в глазах появились веселые огонечки.

Едва консультант закончил, вскочил Фоменко, горячо пожал ему руку.

— Большущее спасибо, товарищ Крошков! Попробуем. Попытка не пытка. И за доклад спасибо, и за план. Здорово придумано!..

— Я могу возвратиться к своим занятиям?

— Пожалуйста... Не смею задерживать.

Когда дверь за консультантом закрылась, председатель ТуркЧК, одобрительно кивая, произнес удовлетворенно:

— Хороший консультант. Вот что значит умная голова и знание дела! Цепкая хватка. Того гляди, он и до самого Осипова доберется! Ха-ха... — Поняв, что шутка вышла не очень-то удачной, резко оборвал смех и заговорил о другом: — Где же нам найти толкового человека из бывших благородий? В ЧК у нас таких нет. Хоть какого-нибудь...

— Какой-нибудь не нужен, — заметил Цируль. — Надобен настоящий боевой офицер. У нас тоже нет. Поискать придется. Посоветуемся с Благовещенским или Корженевским. В прошлом они полковники. А Советской власти служат не за страх, а за совесть. Честные люди, настоящие патриоты.

— Хорошая мысль, — поддержал Фоменко. — Только, чур, подбирать будем сообща. Надо лично познакомиться, а не бросаться на шею очертя голову первому попавшемуся. Большое дело задумано.

Игнат Порфирьевич помолчал, некоторое время обдумывал что-то. И наконец заговорил тихо, но внятно:

— Товарищи... Хочу специально информировать. Совершенно секретно. По имеющимся в ТуркЧК данным, в Туркестане зреет контрреволюционный заговор. Трагические события в Асхабаде тому подтверждение. Заговорщики тщательно законспирированы. Но уже в мае стали поступать сигналы. Первую скрипку в этом кровавом оркестре играют англичане: консул в Кашгарии Эсертон, генерал Маллесон в Асхабаде, ташкентская миссия Маккартнея и его пронырливый военный агент Бейли. Данные наши подтверждаются и материалами, поступившими из Скобелева.

Все примолкли.

— Такие дела, — насупился Фоменко и продолжал: — Далее... Замечена активная антисоветская деятельность датского консула Брауна и его секретаря капитана Брюна. Они ведут контрреволюционную агитацию среди австрийских и немецких военнопленных, находящихся в лагерях под Ташкентом, приезжают в лагеря без разрешения. Когда же им сделали предупреждение, эти, с позволения сказать, дипломаты заявили встречный протест, обличая советские власти в вербовке среди военнопленных бойцов Красной Армии!.. — Игнат Порфирьевич погладил бороду, улыбнулся милой детской улыбкой. — Настырные господа. В качестве примера назвали чешского коммуниста Кужело Эрнста Францевича. Действительно, есть такой Кужело. С группой солдат добровольно сдался в плен, не желая проливать кровь за чужие интересы. Сейчас отлично командует бригадой на Ферганском фронте. Мы объяснили господину консулу, что не имеем права оказывать давление на волю человека. Хочет защищать Советскую власть — пожалуйста!

— Заговор... Как с заговором? — взволнованно воскликнул Цируль.

Фоменко начал скручивать цигарку. Не закончил этого своего занятия — табак просыпал. Швырнул на стол газетный клок.

— Знаем только канву. Всякую мелкоту, которая сама ничего толком не ведает. Очень тяжелое положение, товарищи!.. Бдительность, бдительность и еще раз бдительность!

Тревожно зазвенел телефон. Фоменко снял трубку.

— Да... Фоменко слушает... — и медленно опустился в кресло.

Цируль, остальные недоуменно взирали на Фоменко. Его лицо побелело, губы судорожно подергивались, остекленел взгляд...

— Что случилось, друг Фоменко?

— Да говори же!..

Фоменко поднялся, покачиваясь, уперся ладонями о стол. Проговорил пустым голосом:

— На Ленина... В Москве совершено подлое покушение на жизнь товарища Ленина!..

Все оцепенели.

Цируль не узнавал товарищей своих — так изменились их лица.

— Товарищи! — вдруг услышал он незнакомый голос. Присмотревшись, увидел, что это не своим голосом говорит Фоменко. — Товарищи!.. Никакой пощады врагам революции!..

— Не будет им пощады! — тихо произнес Цируль. — Товарищи... За работу... За работу, товарищи!

Страшный мешок

Агент уголовного розыска Ульмас Коканбаев окончил в свое время русско-туземную школу. Дальше же учиться не пришлось. Семья бедствовала, пришлось пойти на заработки. Тринадцатилетним подростком устроился рассыльным в скобяной магазин первогильдейского купца Шамсутдинова на Джизакской. Разносил Ульмас по домам покупки, деловые записки, был грузчиком. Гнул спину на купца по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Работал добросовестно. Иначе — мигом вылетишь со службы.

Тогда Ульмас проклинал свою судьбу. Теперь же, став агентом угрозыска, радовался: на побегушках у хозяина исколесил весь город, каждый переулок ему знаком. А в работе угрозыска это ох как важно! Пригодинский ценил его. Знает Ульмас город как свои пять пальцев, смел, инициативен.

Под стать ему был и громадина Ескин. Парень отличался феноменальной физической силой и отвагой. И был так же любознателен, как его друг Ульмас. Обоих друзей и взял под свое покровительство Крошков. Талантливые парнишки. Станут со временем отличными розыскниками. А сейчас надобно их подключить к расследованию обстоятельств убийства на улице Кауфманской.

Крошков отложил в сторону рукописные материалы, по которым проводил «самодеятельную» графологическую экспертизу. Глянул на учеников, сидевших по бокам. Спросил Коканбаева:

— Ну-с, твое мнение, милый юноша?

Ульмас замялся. Покраснел. И вдруг выпалил:

— Почерк-мочерк... Это понятно. Не Сарычев писал, это вы доказали, муаллим. Я вообще хочу сказать... На Кауфманской офицера убивали?.. Убивали. Муфельдт-ханум... Чует мое сердце... Имеет отношение.

— Почему так? — улыбнулся Крошков.

— Откуда мне знать? — с азартом воскликнул Ульмас. — Душа... Сам не знаю, почему, но душа...

— Душа —