Тимбервольф - Дмитрий Владиславович Федоров

конечно, – торопливо согласился врач, и подсев к больному доктору, взял его за запястье, нащупав пульс. Утвердительно кивнув, он аккуратно поставил на колени медицинский ящик и достал шприц и препараты. Щелкнув ногтем по краю ампулы, он еще раз посмотрел на Александру, и, не отводя от нее глаз, надломил ее кончик. Александра, поведя желваками, отвернулась, не собираясь вникать в смысл его манипуляций, и, обняв свои щеки ладонями, сосредоточилась на Эскулапе. Доктор размеренно дышал, находясь в глубоком сне. Руки его были вытянуты вдоль тела, поверх бледно-голубой простыни. И глядя на иссохшего, почти умершего Эскулапа, Александра начала сомневаться в том, что визит сюда имел какой-либо смысл.

Врач поднялся и, нащупав катетер капельницы, ввел содержимое шприца в пакет с физрасствором. Александра с нетерпением наблюдала, как на землистом, неестественно грязно-желтом лице старика начал проступать румянец.

Через какое-то мгновение веки больного задергались, а костлявые пальцы рук сжались в кулаки, скомкав простыни.

Открыв глаза, доктор обвел взглядом комнату, и остановил свой взгляд на Александре. Некоторое время он рассматривал ее живыми, совершенно разумными глазами, словно пытаясь вспомнить, кто же она такая. От острого, пронизывающего взгляда Эскулапа, Александра поежилась, в глубине души, однако, почувствовав удовлетворение от пробуждения доктора.

– Кто вы? – спросил ее умирающий низким скрипучим голосом. – Ваше лицо мне знакомо.

Александра иронично взглянула на врача, стоявшего у изголовья больного, и тот в ответ лишь пожал плечами.

– Ааа, – протянул старик, – Симон, как же, как же, а я ведь помню вас.

– Ну, раз так, то не будем терять время, у нас и так его мало, и сразу перейдем к делу. Вам знакомо имя Адриано Дельгадо? – спросила она, взявшись руками за спинку кровати у ног эскулапа.

Доктор хранил молчание, остановив взгляд на потолке.

– Молчите? Странное желание – защищать человека, который, запугав всех ваших родственников, запер вас здесь, догнивать остаток дней.

Лицо старика на мгновение исказила гримаса ненависти. Он прекрасно сознавал свою беспомощность, но мера злости от осознания своего бессилия не уменьшалась.

– Как вы себя чувствуете? – Александра осеклась, мысленно обругав себя за несдержанность, и попыталась сменить тему, – у вас есть какие-либо просьбы?

Доктор посмотрел на Александру, и она почувствовала, что он смотрит не на нее, а куда-то вдаль, словно обдумывая, что ей ответить. Эмоции стерлись с его морщинистого лица, и доктор снова надел маску безучастности к происходящему в комнате.

– Для моего положения – неплохо, меня больше беспокоит судьба моих близких. Что вы хотите знать, Симон? – произнес доктор уже совершенно спокойным голосом, – спрашивайте, я постараюсь, чем смогу, помочь, – тяжело произнес он, цедя каждое слово.

– Оставьте нас наедине, – прошептал он, и Александра кивнула врачу, который воспринял эту просьбу с видимым облегчением. Как только за ним захлопнулась дверь, Александра подсела к доктору, достав заранее подготовленный диктофон.

– Вы можете говорить, доктор? – спросила она без тени беспокойства, скорее следуя официальным правилам, нежели элементарному сочувствию. В ответ Эскулап закрыл глаза в знак согласия. – Что ж, протокол вам известен, в любой момент вы вправе завершить дачу показаний. И не забудьте подтвердить, что вы находитесь в трезвом уме и ясной памяти. Пожалуй, это всё, приступим, – Александра щелкнула диктофоном и положила его на тумбочку у изголовья больного.

«Вот так думаешь, думаешь, думаешь –

и, в конце концов, выдумываешь порох».

(Аркадий и Борис Стругацкие. Трудно быть богом.)

Моё имя – Далан Ковач. С чего начать? Не знаю, думаю, прежде всего, я должен сказать, что не вправе рассчитывать на прощение. Даже время не в силах похоронить в умах и душах людей злодеяния, совершенные мной. А хочу я только одного – чтобы моя исповедь хотя бы немного, но помогла бы понять мотивы моих поступков. Скорее всего, вам покажется странным мое видение известных всем событий, но поверьте, большая часть истории либо выдумана, либо искажена в угоду капризной конъектуре. Я постараюсь как можно объективнее изложить факты и события тех дней. Во всяком случае, тех событий, к коим имел непосредственное отношение.

Начать, наверное, нужно издалека, с тех времен, когда я еще не был отягощен ни званиями и должностями, ни титулами и наградами, а являлся обычным практикующим врачом. После медицинского университета меня направили в один из небольших городков, которые иногда и на карте сложно найти, в муниципальную клинику на должность участкового врача. Жизнь провинциального доктора удручала меня, отягощала своей предсказуемостью и определенностью. Максимум, чего я мог достигнуть, продвигаясь по карьерной лестнице, учитывая отсутствие связей и далеко не блестящее образование, это должность главврача заштатной клиники. Но я всегда верил в свое предназначение, уготовленное мне небесами. Хотя и представить себе не мог, до каких высот доберусь в будущем. Так бы я и занимался выпиской рецептов для стариков и детскими прививками, если бы не воля случая. Через пару лет, когда я уже почти смирился со своим положением, моя жизнь совершила совершенно неожиданный поворот. В начале курсы повышения квалификации, которые мне предстояло прослушать в свете назначения на новую должность, были восприняты мною как бесполезное времяпровождение, но необходимая кадровая карусель. Тут нужно добавить, что меня никогда не тянуло в медицину. Еще в университете я мечтал об аспирантуре и научной работе. Меня совершенно не прельщала перспектива посвятить свою жизнь служению у операционного стола. Куда ближе мне были книги, отчеты и лабораторные исследования. Но жизнь рассудила иначе, определив мне стезю обычного работяги. Но на курсах я был замечен одним из академиков, представителей новой, пробивающей себе путь наверх науки – схемогенетики. Удивительная вещь случай. Когда совпадает время, место и характеры людей. Я нашел общий язык со своим преподавателем на почве обоюдной одержимости неограниченными возможностями и ресурсами, которые были заложены в геноме человека. Идея совершенного человека пьянила и будоражила. Целые вечера мы проводили в беседах, заканчивающихся за полночь, в оживленных спорах и дискуссиях. А когда курсы закончились, я получил высшие балы и твердое обещание академика помочь мне с переводом. Вскоре я получил приглашение в престижный научный нейрохимический институт, где мне предстояло, наконец, со спокойной душой заняться кандидатской работой, а в перспективе и докторской. Параллельно я должен был принимать участие в исследованиях, целью которых было определение предельных возможностей человеческого мозга.

В институте я специализировался в области искусственной репликацией ДНК, собственно этому и была посвящена львиная доля моих научных работ. Но речь не об этом. Я хочу, чтобы вы поняли, как одержимость идеей может изменить человека, перестроить его внутренний мир, подчинив своей воле, сведя все его поступки только к одному –