Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

ней.

Керри поморщилась на это слово, служанка. Ее душу снова стиснули когти сожаления.

Грант простер руку в сторону открывающегося вида.

— Да, в такой день, как сегодня, приходишь в замешательство от того, что не можешь разобрать, где облака, а где горы. Лишь серая гряда за серой грядой, и все, кажется, плывут и движутся.

Кажется, от нее требовался какой-то ответ.

— И еще замешательство вызывает то, что вся эта панорама не нарушается никакими следами присутствия человека. Или же эта безлюдность вас не смущает, мисс МакГрегор?

— Вообще-то и за это тоже я так люблю наши горы.

Он приподнял одну бровь.

— Наши, — отчетливо выговорил он.

Она совершенно не имела в виду своего собеседника, употребляя это местоимение.

— Тех из нас, — уточнила она, — кто всегда жили здесь.

Улыбнувшись, он снова повернулся к виду.

— Должен признаться, когда я смотрю на эти горы, я испытываю странное, крайне непривычное ощущение, что я очень мал. Буквально незаметен, если мы говорим о какой-то метафизической шкале.

Керри занялась протиркой следующего кресла.

— А этот свет, — продолжал он. — Цвета льющегося серебра. С этими белыми проблесками. Его глубина.

Новое кресло поблескивало бусинками льда, свежая черная краска даже не была поцарапана. Если миссис Смит выглянет наружу из гобеленовой галереи, она хотя бы увидит, что Керри работает, а не стоит и просто болтает с гостем.

— А самое странное то, что я всю жизнь смотрел на океан — в основном летом, в Ньюпорте. Но никогда не ощущал ничего подобного. — Он отвернулся от вида. — Вы, может быть, никогда не видели океана?

Вместо ответа Керри начала вытирать следующее кресло. Если не считать последние два года, она никогда не выезжала за пределы графства. Наверное, Мэдисон Грант не считает за «увидеть океан» то, что она ходила мимо портов в поисках съемного жилья в Нижнем Ист-Сайде Манхэттена и Нью-Йоркской гавани.

— Рядом с океаном я никогда не чувствовал себя маленьким. Десятки раз я стоял на самом конце Утесной дороги в Ньюпорте. — Он указал на край веранды. — С той же легкостью, как и здесь. И это был грандиозный вид. Но все же…

Керри выпрямилась.

— Это часть той роли, которую горы играют в нашей жизни. Они заставляют нас ощущать себя маленькими. Незначительными, — сказала она, не глядя на Гранта.

— А, — он встал рядом с ней. — Погодите минутку, взгляните.

Керри обернулась. Пробежала глазами по склонам и подъемам гор, по серо-синему, темному, набухающему массиву. И почувствовала, как расправляются ее плечи.

Мэдисон Грант подошел поближе. Провел рукой по ее плечу. И встал совсем рядом, едва не касаясь грудью ее спины.

Глава 18

Какое-то время Керри не шевелилась. Просто не могла.

Потом, потянувшись метлой за засохшим листом, она отступила. Не поднимая глаз. Делая вид, что не заметила его прикосновения.

— Знаете, Керри, я не думаю, что Джордж стал бы возражать, что кто-то из его персонала постоит минутку, восхищаясь этим видом. Ведь именно поэтому он и построил здесь свой дом. — Голос его был гладким, как сладкое молоко.

— Не думаю, мистер Грант, что мистер Вандербильт платит своему персоналу за восхищение видом.

— Тогда взгляните на это как на помощь в развлечении гостей. Все ушли в Олений парк, и в доме пусто.

Ну да, подумала она, а небольшая армия горничных, поваров и плотников просто не в счет.

— Керри, я хочу, чтобы вы знали, я очень вам сочувствую, — он снова сделал шаг ближе, и она видела заботу в его глазах, в изгибах бровей. — Из-за таких резких перемен в вашей жизни. Я понимаю, что вы должны чувствовать.

— Да, мистер Грант? — Она смутно ощущала внутреннее предубеждение, предостережение — перестань разговаривать с ним. Но слова сами рвались наружу. — Я выросла в хижине, состоящей из одной комнаты.

— Это, должно быть, ужасно.

— Нет. — Она посмотрела ему в глаза. — Другими нашими комнатами были горы с их вершинами и долинами; нашими потолками — голубые небеса, облака и туманы — в один день низкие, в другой — бесконечные. У меня никогда не было больше двух платьев одновременно — и это избавляло меня от мук выбора.

— Все это звучит…

Она не стала ждать, пока он подберет нужное слово.

— Пока я росла, я никогда не спала в настоящей кровати и не бывала на симфоническом концерте, но тюфяк, который я разделяла со своими братом и сестрой, пах сосновой хвоей, а когда мой отец бывал дома трезвым, мы засыпали под серенады цикад, шепот ручья, протекающего по нашему участку, и папа играл нам на скрипке «Барбару Аллен» и «Ничто, кроме крови Иисуса».

— Все это звучит…

— Умилительно, мистер Грант? Но все это точно так же может стать утомительным, холодным и убогим.

Как будто такой, как вы, усилием воли не добавила она вслух, может понять все это. Вы, с вашими мягкими, изнеженными руками, в сшитой по мерке одежде. Вы, с вашей уверенностью, что все — и всё — вокруг ваши, только руку протяни.

Он снова подошел к ней поближе, несмотря на ее упертую в бедро руку, на сжатый вокруг ручки метлы кулак.

— Должно быть, работа здесь стала для вас огромным облегчением.

Она, не веря своим ушам, уставилась на него.

Здесь, где зависть пожирает меня на каждом шагу? — хотелось спросить ей. Где каждая электрическая лампочка на потолочном своде напоминает мне, что некоторые могут жить, не боясь, что крыша рухнет им на головы?

Мэдисон Грант провел двумя — только двумя — пальцами по ее руке и тут же убрал их.

— Я хотел бы упомянуть о двух вещах.

Она напряглась. И ждала.

— Первое, это то, что я заметил, как обращается с вами Джон Кэбот. Он кажется очень недружелюбным. Безо всякой на то причины.

— У мистера Кэбота нет никаких причин относиться ко мне дружелюбно, мистер Грант. Как и мне к нему. — Она поняла, что это прозвучало грубо. Но делать нечего, вода уже выплеснулась из кувшина.

— Но мне все же кажется, я должен поделиться с вами. У меня есть существенные причины полагать, что Джон Кэбот и покойный мистер Беркович не только ранее были знакомы между собой, но, более того, были влюблены в одну и ту же женщину.

Она дала себе проникнуться этой мыслью.

Были влюблены в одну и ту же женщину.

Это значило, что Джон Кэбот, исчезнувший из виду за секунды до нападения, и чьи богатство и связи с Джоном Вандербильтом до сих пор охраняли его от подозрений, мог иметь причину убить Арона Берковича.

Самую древнюю из всех причин.

— Мистер Грант,