Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

свой самокат в багажник «Гелендвагена» и плюхаясь на заднее сиденье. – Вот бы он оказался убийцей, а? Ну, жесть! Такое дело – вот резонанс! Екатерина, вы об этом напишете, раструбите в медиа, в соцсетях. Я прославлюсь на вашей сенсации. Мать моя начальница мною возгордится, перестанет на меня наконец давить, что я раздолбай такой-сякой… У врагов матери рожи перекосит – они же в министерстве как пауки в горшке. Ее за то только ненавидят, что она женщина и генеральских погон достигла, что на такой должности большой. Ее даже в качестве будущей кандидатуры в кресло министра МВД рассматривают… Я одно вам скажу: если она министром станет, то при ней уж точно пытать и бить людей не будут больше, она такого не потерпит никогда. И перестанут наркоту подбрасывать. Она в молодости за отца моего грудью встала, когда ему – пусть и наркоману-актеру – менты хотели еще и сбыт герыча незаконно пришить.

– Арсений, я всегда считала, что мы давно созрели, чтобы МВД женщина возглавила, – заметила Катя. – О вашей матери-генерале я слышала только хорошее.

– Я ей пока не сообщил, с кем дело раскручиваю, – вроде как наивно брякнул Блистанов. – Гектор Игоревич, я правильно поступил? Или сказать?

– Сеня, завянь. – Гектор глянул на него в зеркало.

Они остановились у высоченного пятиметрового забора, за которым вообще ничего не было видно – ни крыши дома, ни верхушек деревьев – только затянутое тучами пасмурное подмосковное небо Жаворонков. Однако красивая калитка гостеприимно распахнулась перед ними, едва лишь Гектор коснулся панели домофона. Камеры видеонаблюдения повернулись в их сторону. Стас Четвергов наблюдал за теми, кто незваным пожаловал к нему в гости.

Катю поразило то, что она увидела внутри – сад и дом. Словно ожили картины прошлого, перед ними предстала настоящая, пусть и уменьшенная копия помещичьей усадьбы – дворянское гнездо, где в ухоженном парке среди старых лип, молодых дубов, среди тигровых лилий, георгинов, настурций, среди подстриженных кустов бузины, сирени, черноплодной рябины стоял одноэтажный белый особняк с колоннами, французскими окнами, флигелями и деревянной верандой, на которой от легкого ветра колыхались кисейные шторы. В саду возились садовники-таджики в медицинских масках, катили тачки с удобрениями, пропалывали сорняки, подстригали кусты. На веранде среди кисейных занавесей мелькала смуглая горничная в кружевном переднике, убиравшая со стола поздний завтрак. На крахмальной белой скатерти пыхтел настоящий самовар с трубой.

Стас Четвергов встретил их на пороге отдельного входа в левый флигель дома. Невысокий ладный брюнет с родинкой на щеке, выглядевший намного моложе своих зрелых лет. При взгляде на него сразу вспоминался фильм «Однажды в Америке» – нечто гангстерское, печальное и чрезвычайно привлекательное крылось в его внешности. Поверх серой толстовки он облачился в кожаный «кузнечный» фартук. Катя подумала, что Четвергов и сейчас, в свои годы, хоть куда, а в молодости вообще был неотразим – его черные цыганские глаза скользнули по ним, и взгляд остановился на Кате. Она решила про себя, что он наверняка красит волосы – седины совсем нет. Странно, что такой «гангстер» в стиле де Ниро по жизни оказался… палеоботаником.

– Ждал вас, полковник, – обратился он к Гектору. – Звонил Лейле, менеджеру Регины. Она мне все рассказала. Поверить невозможно. Бедная Рига… Проходите. – Он пригласил их в дом. – Я потрясен ее смертью. Мы дружили с детства, вместе росли. У вас ко мне вопросы, полковник? Представьте своих коллег, пожалуйста, сначала. Я предпочитаю знать, с кем беседую.

Гектор назвал фамилии, имена, должности.

– Я все же в толк не возьму, отчего смертью Регины занялся консультант Совбеза? – заметил Четвергов.

– Из-за вас, ее друга детства, и вашей покойной жены, – нагло ответил Гектор и буквально попер внутрь дома. – Нехилая фазенда у вас. Утро помещика, да?

– Утро просвещенного помещика, – в тон ему выдал Стас Четвергов.

Они оказались в большой мастерской, заставленной верстаками, полками с инструментами, металлическими шкафами и пластиковыми контейнерами с камнями. Там имелся даже токарный станок.

– Геологические образцы, – пояснил Четвергов. – Я обрабатываю их, обтачиваю, шлифую, ищу фрагменты древних растений. У меня обширная коллекция артефактов.

Он повел их в глубь дома – рядом с мастерской располагался винный погреб: его металлическая дверь была сдвинута, на стеллажах лежали запыленные бутылки. Дальше они попали в зал без окон, похожий на музей, где в витринах под стеклом и на подставках красовались палеоботанические «сокровища» – окаменелости с отпечатками древних растений: листья, папоротники, хвощи.

– Вы ученый? – спросила Катя.

– Влюбленный в окаменелости дилетант, палеоботаника – мое давнее хобби. – Четвергов указал ей на витрины. – Есть в моей коллекции по-настоящему редкие образцы. Например, этот папоротник – ранний мезозой. А здесь образцы флоры юрского периода.

– Незадолго до смерти Гришиной вы ей звонили. – Гектор пресек на корню уход в сторону от главной темы разговора. – На предмет чего?

– Просто по-дружески позвонил узнать, как она себя чувствует, как жару переносит. – Четвергов вел их дальше по анфиладе комнат своего «дворянского гнезда».

– А виделись вы с ней когда?

– Около месяца назад. Я был по горло занят подготовкой семинара палеоботаников и перепиской с китайскими коллегами. Регина практически никуда из Полосатова не выезжала. Так что мы встречались, увы, редко. О чем я сейчас горько сожалею.

– Вы говорите по-китайски? – снова удивилась Катя.

– Я окончил МГИМО. Язык и поэзия Поднебесной – мое второе хобби. – Четвергов печально, отрешенно ей улыбнулся.

– Сын Гришиной Даниил покончил с собой – вам известна причина? – Гектор снова начал на него давить.

– Семейная трагедия. – Четвергов привел их в зал-гостиную. – Регина со мной никогда об этом не говорила. Вас интересуют мои собственные догадки?

– Да. – Гектор кивнул. – Поделитесь. А то что-то слишком много смертей и утрат.

– Сейчас, в пандемию, утратами никого не удивишь. Насчет гибели мальчика… Две властные женщины разорвали его пополам. Он не мог жить разорванный. Поэтому он ушел.

– Мать и его невеста Ирина Лифарь? Однако вас в нашем телефонном разговоре встревожило предположение, что Регина сама могла покончить с собой на месте смерти сына – в доме на Арбате. Кстати, она не покончила с собой. Ее убили. Это вывод экспертизы.

– Кто? – спросил Четвергов. – Кто ее убил?

– Мы как раз выясняем, – подал наконец голос капитан Блистанов. – Мы подозреваем всех. И вас, естественно.

– Ну, подозревайте, юноша, трудитесь, дерзайте. – Четвергов вздохнул. – Убийство… Ох, Регина-Регина…