Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

– То есть она хотела, чтобы вы заявили обратное – что Ксения Коробаева была убита? – уточнила Катя.

– Она так прямо не выражалась. Но смысл витал в воздухе. Я ее заверил, что это на сто процентов естественная смерть. Трагический случай.

Они поблагодарили старика, Катя – горячо, Гектор – рассеянно. Судя по его виду, он тоже был недоволен и вконец разочарован.

– Облом. – Он по привычке сунул руки в карманы брюк, расстегнув свой черный пиджак. – Такая нить-веревочка к Стасу Четвергову и… все сразу оборвалось. Мотив мощный мог быть. Увы, увы… А насчет корысти с его стороны…

– Дом-то на Арбате от него еще в молодости уплыл! Сто лет назад! – встрял капитан Блистанов.

– Лишенный наследства Четвергов… Сенечка, во-первых, он не наследник уже имущества Гришиной, а во-вторых, судя по его усадьбе, ему от жены-Кошелька столько осталось, что он половину Арбата может скупить легко. – Гектор покачал головой. – Корыстный мотив в отношении его вообще не работает. Так что придется нам пока с ним завязать. А вот куда нам податься…

– Гек, Арсений, помните, ночные звонки Регине Гришиной накануне ее гибели? – спросила Катя. – Из ее закрытого пустого дома на Арбате? Я подумала… если не принимать в расчет версию привидений, кто бы мог ей оттуда звонить? Пугать ее? Только та, у кого, возможно, есть запасные ключи. Та, кто там жила раньше. Невеста ее сына.

– Ирина Лифарь? – спросил Гектор. – Я, кстати, тоже об этом подумал. Синхронно мы с вами, Катя.

– В доме произошло самоубийство, а до этого с самой Лифарь что-то стряслось, и она угодила в Склифосовского, – перечислила Катя. – Но мы так до сих пор ничего об этом и не знаем.

– Ой, я совсем забыл! – воскликнул вдруг капитан Блистанов. – Я запросил в столичной полиции архивную компьютерную сводку за тот период с пометкой «Плотников переулок и отдел полиции по району Арбат». Мне утром, когда я на самокате катил, ребята из отдела «К» ее скинули. Сейчас глянем. – Он достал мобильный, открыл файл в почте. – Я не читал еще даже, увлекся расследованием Гектора Игоревича. Ох, да что же это…

– Ну, что там у тебя? – спросил Гектор.

– Не по самоубийству ее сына. Здесь написано – звонок в полицию из приемного покоя Склифосовского, куда была доставлена женщина по фамилии Лифарь Ирина Романовна с травмой руки и обширным кровотечением… в состоянии сильного наркотического опьянения.

– Отдел полиции по Старому Арбату в Кривоколенном? – спросил Гектор, выруливая на Садовое кольцо. – Едем туда, и ты, как начальник отдела полиции Полосатово, все сам сейчас выяснишь лично. Добьешься.

– Я матери моей начальнице звякну, help me again, mamotchka![8] – Капитан Арсений Блистанов потряс мобильным. – Ну и дело, час от часу не легче.

Глава 19. «Я видел это собственными глазами»

В Кривоколенном переулке Гектор демонстративно припарковался возле отдела полиции, располагавшегося в старом арбатском доме, небрежно прикрепив к стеклу какой-то бейдж. Правда, на дерзость никто и внимания не обратил – вокруг все как вымерло. Капитан Арсений Блистанов, скинув свой салатовый жилет, нырнул в «утробу органов», Гектор и Катя пошли в сторону Арбата.

Пыльный, неухоженный Старый Арбат давно утратил и свой свободолюбивый дух, и неформальный вид. Сувенирные магазины, бездарные патриотические граффити, немытые витрины, кафе. Много магазинов и ресторанов закрылось. От прежнего шума, веселой арбатской жизни – оркестров, уличных музыкантов, художников, рисовавших портреты прохожих, открытых допоздна баров, танцев на летних верандах, от раскованности, смеха, свободы, казалось, ничего не осталось.

– Невеста попала в Склиф с травмой руки и кровотечением, – помолчав, сказал Гектор. – Вены себе вскрыла девица, а? Похоже, что так. А потом и жених с собой покончил. Что-то мне все это не нравится, Катя. Как-то уж слишком много всего.

– У меня дело сразу вызвало странное чувство, едва я в доме на фотографии взглянула, – призналась Катя. – Неизвестность, дискомфорт и… опасность. Я только не пойму, откуда она исходит.

– Ладно, вместе разберемся. Не берите в голову.

Они добрели до «Старбакса». У него работала летняя веранда и кофе торговали навынос – прямо из дверей, не надо даже внутрь заходить. Гектор купил стаканчики кофе – ему упаковали их в картонные «гнездышки».

– Мятный капучино. – Он с ловкостью фокусника, держа коробку одной рукой, материализовал, словно из воздуха, два запасных картонных стакана и опустил в них стакан для Кати. – Смотрите, никто за него не брался, кроме меня. Нам с вами мятный капучино… По нашей традиции… А Полосатику макиато с сиропом, он сладкое любит, мальчишка.

Катя достала из сумки-шопера два зеленых яблока – те самые, протянула ему одно.

– Райский фрукт, сыгравший роль булавы! – Гектор подбросил яблоко в руке. – Мой маленький храбрый Давид, нокаутировавший урода Голиафа.

– Гек, вам все забава, а я тревожусь до сих пор. Те подонки, которым вы вчера почти ноги оторвали, они на вас еще доносы напишут!

– Пусть пишут. Свидетелей полно – в отличие от тех трех остальные – нормальные ребята, честные бойцы. Расскажут правду, как было. Вас никто из них не знает. Я вашего имени под пытками не назову. Так что все под контролем.

– У вас вечно все под контролем. – Катя откусила от яблока и велела себе: ладно, не будь занудой. С ним, видно, всегда так – ходит по самому краю.

Гектор остановился.

– А поменяться если? – Он потянулся к ее надкушенному яблоку, отдавая свое целое.

– Гек… Гек…

– Что? Ваше слаще. – Он забрал у нее яблоко, вручив свое, и откусил там, где она касалась губами.

Они стояли посреди арбатского переулка у строительного забора, затянутого сеткой. Гектор снова откусил от ее яблока. У него при этом был такой вид! Но, к счастью, к ним уже спешил Полосатик – капитан Блистанов, вытирая пухлой рукой пот со лба.

– Все! Добился! И звонить не потребовалось, – гордо оповестил он, выхватывая из протянутой Катей коробки свой кофе с сиропом. – Я раньше думал – в Арбатском отделении полиции только блатные сидят, по знакомству, потому что золотое дно вроде как, центр. Я зашел, сразу в кабинет к заму по оперативной части – он меня, коллегу, выслушал: я ему так и так, братан, зашиваюсь один