Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

на, вдыхай меня!

– Нет. – Он не отрывает от нее взора, его голубые глаза горят.

– Только в компьютер свой зыришь, да? – Она снова пускает дурманящий дым ему в ноздри.

– Нет. И я не пацанчик. Это ты похожа на мальчика, как на полотнах Караваджо.

– О, образованный. – Ирина Лифарь усмехается. – Богатенький образованный детка. Красивенький какой…

– А это что? – Он указывает на третий фотопостер.

– Вагина. Знаешь, что это такое?

– Знаю. – Он наклоняется, ставит клетку с попугаем на пол и делает к ней шаг.

– В учебнике по биологии прочел, птичник-ботаник?

– Нет, имею личный опыт.

– Пацанчик… а не рано еще тебе?

– В самый раз, Андрогинка.

– Как… как ты меня назвал?

– Как слышала, Андрогинка… Моя королева… Как же ты красива сейчас… Даже представить не мог себе, что есть такие, как ты! – Он… этот светловолосый юнец, что моложе ее на целую жизнь, столь сдержанный с виду, даже робкий, лощеный маменькин сынок, внезапно хватает ее в объятия, запуская пальцы в ее темные короткие кудрявые волосы и… впивается поцелуем ей в губы.

В тот миг ее впервые посещает мысль, что с головой у него явно не все в порядке. Но… он целуется так страстно, так сладко, он уже завладевает ею, ее телом, ласкает ей языком шею, ключицы, поднимает подол ее черной хлопковой рубашки, целует живот, падая перед ней на колени, стягивает вниз ее широкие брюки, покрывая поцелуями черный, изящно подбритый треугольник и ее бедра…

– Даня! Я готова, можем ехать! – зычный голос его матери из гримерки.

Они буквально отпрыгивают друг от друга. Они тяжело дышат. Она хочет что-то ответить богатой дуре-клиентке. Но Даниил снова по-мужски властно притягивает ее к себе, буквально задушив новым поцелуем, сует ей руку между ног, гладит, ласкает…

Конечно, он шизофреник. И при этом сексуально озабоченный! Но его дикие, почти животные… первобытные порывы внезапно возбуждают ее до такой степени, что она не может оттолкнуть его, она вся отдается его ласкам, его губам, его натиску.

Когда Регина, его мать, выходит в зал, они встречают ее со спокойным, безмятежным видом бывалых любовников, обреченных лгать и лавировать. А прошло-то всего каких-то пятнадцать минут!

Вместе, втроем, они долго придирчиво рассматривают на компьютере снимки одалиски. В тот момент Ирина Лифарь лишь молча дивится выбору своей требовательной клиентки. Впрочем, в костюмных фотосессиях чего только не встретишь сейчас – каких фантазий, каких тайных извращений!

Закончив отбор, наотрез отказавшись от фильтров и фотошопа, мать забирает свое чадо, и они уезжают.

Ирина Лифарь поздно вечером закрывает салон – звонит Эльге, та в Питере, шабашит со съемочной группой, деньги им нужны, и она подрабатывает.

Звонок в переговорник – динь-дон.

Еще не открыв, она, Ирина, уже знает, кто это.

Даниил стоит на пороге с букетом белых роз.

Он снова набрасывается на нее, как дикарь, и они начинают целоваться.

Занимаются любовью и под Губами. И под Сосками. И под Вагиной – на полу, у стены, у окна.

– Мамочка тебя дома не хватится? – спрашивает Ирина, переводя дух, затягиваясь травой и давая ему тоже попробовать самокрутку.

– Я от нее ушел. Теперь моя женщина – ты. Моя королева, жизнь моя. Любовь моя вечная. Мы с тобой скоро поженимся, да?

Ей опять кажется, что она связалась с безумцем. Разве их поколение, что выросло на вселенной Marvel и компьютерных играх, знает такие любовные слова? И она спрашивает:

– А у тебя с головой все в порядке, пацанчик мой?

– Нет, – признается он честно. – Я особенный. Я, возможно, тоже Четвертый. Я тебе расскажу. Ты поймешь.

Он остается с ней. Он забирает у матери ключи от арбатского особняка и перевозит туда Ирину Лифарь. Они живут вместе и строят планы на будущее. Он тратит на нее деньги с кредитки, а затем весь наличный кеш из банка, успев до того, как мать заблокирует карту. Они подают заявление в загс. В постели он неистов, ненасытен. Юный самец, дорвавшийся до самки в сезон спаривания. Она кричит от блаженства, стонет в его объятиях. Она покупает в аптеке тесты на беременность и постоянно их проверяет, уже не надеясь на противозачаточные. В ослеплении вожделения она доходит до того, что уже готова сама разделить с ним свое туманное будущее. Он подчиняет ее плотски, и она уже страшится его потерять. Ночь за ночью после секса он рассказывает ей такие вещи, что ее убежденность в его психозе, в его больной голове лишь крепнет. Но потом, после бесед и бреда, они занимаются любовью – опять, и опять, и опять…

И все меркнет перед ненасытностью их сердец, бьющихся в унисон, перед хищным обоюдным зовом их плоти.

В дурмане канабиса, а затем и кокса, и метамфетаминов…

Все, все меркнет, уходит дымом под высокий арбатский потолок…

Ее неверие…

Ее врожденный скепсис…

Ее опасения…

Инстинкт самосохранения…

И доводы разума…

Гектор свернул с дороги и заехал прямо в Нескучный сад. Уже стемнело. Кате показалось, что они не в парке, а в дремучем лесу – даже гула машин, сплошным вечерним потоком едущих по Ленинскому проспекту, здесь не слышно! Среди чащи стояла скамейка, дальше – кованый мостик через глубокий овраг. Гектор положил свой ноутбук на скамейку, достал мощный армейский фонарь, осветил их бивак. Снял свой пиджак и, как в прошлый раз, укутал Катю, из армейского баула достал коробки и два термоса.

– Поужинаем, – предложил он. – Торопился утром… старуха моя горничная сама мне насовала в сумку всего, сейчас глянем. – Он открыл коробки. Там – аккуратные бутерброды с ветчиной, с жареным мясом, с омлетом.

– Супер! – Капитан Блистанов сразу потянулся к еде. – А то я на краю голодного обморока. А круто! Увидят в Нескучном наш фонарь, подумают – бомжи у костерка! А потом – бац! «Гелендваген»! А это мы в засаде так сидим! Гектор Игоревич, а программа-то у вас зависает, надо перезагрузить. Я вам скачаю виджет новый. Контрафакт!

– Мерси, Сеня… Хотя учти, камеры – это незаконно. Только для служебного пользования информация. Катя,