Клетка и жизнь - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Нейфах и Гриша Банников. И в Москве ушли из жизни некоторые мои близкие друзья и сотрудники: скромнейший и надежнейший Вадим Иванович Самойлов, Ося Чертков, старший Саша Нейфах, Саша Фриденштейн, Игорь Абелев, Галя Дейчман. Остались единицы… Из них хочу упомянуть Вадима Агола и Горика Дворкина. А. А. Ставровская из-за болезни редко бывает в лаборатории, но работает дома и часто общается со мной по телефону.

В Москве лаборатория несколько сократилась, но остались активно работающие сотрудники, в том числе О. Иванова и Л. Домнина в МГУ в Онкоцентре — Н. Глушанкова и А. Александрова, защитившие докторские диссертации. Появились и молодые сотрудники, бывшие аспиранты лаборатории и студенты МГУ Таким образом, сохраняется большая группа в Москве и за границей, продолжающая работу по ранним механизмам нормального морфогенеза и этапов опухолевой трансформации. К сожалению, мое личное участие в экспериментах сильно ограничено травмой и заболеваниями, но я все-таки стараюсь делать, что могу. В общем, многое из замыслов осталось неосуществленным и, учитывая мой возраст, вряд ли осуществится, однако благодаря моей замечательной семье, в первую очередь моей жене, детям, внукам и правнукам, а также моим сотрудникам моя жизнь сложилась удачно, и я надеюсь еще что-либо узнать, а может быть, и сделать. Жизнь в микроокружении семьи и сотрудников лаборатории остается по-прежнему чрезвычайно интересной, тогда как другие ее грани становятся все более размытыми.

После смерти Блохина директором Онкоцентра стал Н. Н. Трапезников, а затем блестящий хирург М. И. Давыдов. Давыдов всегда относился ко мне очень хорошо и в марте этого, 2014 года по моей просьбе освободил меня от административной работы, переведя на должность главного научного сотрудника. Сейчас я работаю дома, но встречаюсь с сотрудниками лаборатории и стараюсь не терять с ними связи. Мой 85-летиий юбилей мы отметили в ресторане в очень приятной обстановке. Я получил много подарков, и особенно меня тронул подарок сотрудников лаборатории — каменная статуэтка рыбки, символ древней молчаливой мудрости.

В последние годы я очень мучаюсь от сравнительно редкого заболевания, называемого «нормотензивная гидроцефалия». Я жив и в сознании только благодаря моим дорогим родным и друзьям. Главную роль здесь, конечно, играла и играет моя жена Лина. Без повседневной ее поддержки в эти 63 года совместной жизни я бы не выдержал. Мы создали замечательное потомство, и прежде всего двух исключительных дочерей — Лену и Галю. Обе пошли по медицинской линии. Лена и ее второй муж стали ведущими терапевтами-кардиологами Москвы. Они много раз меня спасали в критические моменты моей болезни. Галя живет теперь в Бостоне, где тоже успешно работает в области прикладной молекулярной биологии. Ее муж Андрей стал там анестезиологом высокого уровня. Наши дети подарили нам трех внучек, а те — двух правнуков. Много внимания нам уделяет наша старшая внучка Надя, которая стала квалифицированным и успешным психологом и ведет групповые занятия с психологами в Москве, а также в Америке и других странах. Сейчас ее пригласили вести занятия в Лос-Анджелесе. Маша, дочь Гали, работает менеджером в Бостоне в фирме, разрабатывающей программы для лечения детей с онкологическими заболеваниями. Младшая дочь Лены, Анюта, учится на четвертом курсе мехмата МГУ и, как мне представляется, станет способным научным работником в области физиологии мозга. Один из моих правнуков, Даня, заканчивает математическую школу, стал победителем математической олимпиады им. Ломоносова и собирается заняться математикой, а второй, полугодовалый Сэм, пока лишь подает большие надежды.

Мои друзья и сотрудники

Гдаль Григорьевич и Вита Ильинична Гелыптейны

Нашими лучшими друзьями на протяжении многих лет были Гелыптейны. Вита работала в нашей лаборатории и была моим незаменимым помощником, всецело преданным науке. Гдаль, ее муж, фронтовой врач, после демобилизации был приглашен на работу в Институт им. Бакулева, где вместе с хирургами Бакулевым и Мешалкиным стал в качестве кардиолога-терапевта начинателем операций на сердце в России. Вскоре он стал одним из ведущих кардиологов Москвы. Мы много времени проводили вместе: по разным поводам и без повода ездили друг к другу в гости, вместе отдыхали в Прибалтике, вместе бывали в студиях Бориса Биргера и Вадима Сидура. Услугами Гдаля как кардиолога пользовались многие известные представители московской интеллигенции, с которыми он дружил. В частности, Гдаль был лечащим врачом Н. Я. Мандельштам.

Семейная жизнь Гельштейнов была отмечена тяжелейшей трагедией: покончил с собой их старший сын. Сохранить себя им помогали многочисленные друзья, забота о внуках и невероятная преданность делу, которым они занимались.

Из записок Элины Наумовны Васильевой

С Витой и Гдалем мы были исключительно близки, и я не припомню ни одного случая, когда бы мы не понимали друг друга. Мы часто встречались дома, ездили вместе к Н. Я. Мандельштам, к знакомым художникам, на разные выставки и концерты и даже несколько раз вместе отдыхали.

Очень хочется рассказать о Гдале одну комическую историю. Он был тогда уже известным врачом, он работал непосредственно с Бакулевым и Мешалкиным и потому ему предоставили квартиру на территории Первой градской больницы, где базировалась клиника Бакулева. Это была очень маленькая однокомнатная квартира с прихожей-кухней. Все удобства этой квартиры (туалет) располагались на лестничной площадке. Гелыитейны с маленьким Гришей помещались в одной небольшой комнате, а их домработница Аня и старший сын Марик спали в прихожей. Аня работала у них около года, и однажды она пожаловалась Гдалю на боли в животе. Тот, естественно, разволновался, потрогал живот справа, где болело, был поставлен диагноз — аппендицит, и Гдаль повел Аню в хирургическое отделение. К счастью, в приемном отделении врач волновался меньше и моментально установил, что у Ани начинаются роды. Аня родила от кого-то здоровенького ребенка, ему купили все, что полагается, и обоих препроводили в деревню, откуда Аня приехала. В их квартире просто не было никакого физического места для второй детской кроватки. Над бедным Гдалем долго потешались все друзья, и ему оставалось только тихо отбиваться. Думаю, что это был единственный провальный эпизод в его успешной медицинской практике. Приятно вспомнить, что Гдаль вскоре получил в доме АМН