Клетка и жизнь - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

кинулся на этого мужчину с кулаками и криком: «Как вы посмели рвать здесь цветы?» Дело запахло серьезной дракой, поэтому мы бросились их разнимать. Но тут мужчина опомнился и объяснил, что здесь погибла его жена и он несет эти цветы на ее могилу. Кончилось все примирением и извинениями с обеих сторон. И еще помню, как мы ездили вчетвером в Ялту, где отмечали в ресторане Сашин день рождения и День победы.

К сожалению, долго удерживать Сашу Галя не смогла. Саша снова влюбился — в молодую девушку, Лену Лозовскую, моложе его на 25 лет, и оформил с ней брак. Их сын Илюша страдал с детства аллергией, и то ли по этой причине, то ли у Лены были другие соображения, но она договорилась о работе в Бостоне и уехала туда с Илюшей. Саша туда тоже поехал и даже полгода проработал в лаборатории, но адаптироваться не смог и вернулся в Москву.

С Леной он развелся и вскоре женился на своей бывшей сотруднице Асе, у которой росла их общая, к тому времени трехлетняя дочь, о которой он ничего не знал, т. к. Ася сменила место работы и с Сашей не общалась. Последние годы его жизни (к сожалению, не очень долгие) они прожили втроем, и очень счастливо. О последнем периоде жизни Саши есть все в рассказе Юры. Я повторяться не хочу.

Иосиф Львович Чертков

Моим большим другом был Ося Чертков. Гематолог-экспериментатор, профессор, он заведовал лабораторией в Институте гематологии и переливания крови с 1956 года до конца жизни. Мы с ним подружились на гельфандовском семинаре. Чертков одним из первых, вместе с А. Фриденштейном, начал исследования со стволовыми клетками и опубликовал по этим вопросам много статей, а также книгу «Клеточные основы кроветворения» в соавторстве с Фриденштейном.

Когда Лина приобрела машину, мы стали вместе ездить на озера в Карелию и разные северные и западные районы России. Чертков был очень эмоциональным человеком и во время поступления своей любимой дочери Лены в университет заработал первый инфаркт. После этого был еще один, поэтому Ося не ходил с нами по грибы и ягоды, а готовил для всей нашей компании вкуснейшие обеды. Это было его хобби: дома, как правило, когда приходили гости, или только мы с Линой, готовил в основном Ося, а не его жена Инна. На озере мы ему помогали только в «черной» работе, а он умудрялся на костре или на шмеле готовить борщи, жаркое, фаршированную рыбу из мальков и даже жарил пирожки с ягодами или с мясом из консервов. Он считался в нашей компании комиссаром, и всем, особенно нам, всегда был готов помочь с машиной, палаткой и прочими проблемами. С сердцем у Оси периодически были серьезные неприятности, он наблюдался у Лены и Саши, и они посчитали, что ему необходима ангиопластика. Об операции они договорились с известным израильским кардиологом Хасином. Операция прошла хорошо, и Ося решил поехать в Бостон к дочери. Лена сказала, что даст согласие только при условии, что он будет аккуратно принимать все необходимые для него лекарства. Зная Осин не очень надежный в этом отношении характер, Лена даже заставила его поставить свою подпись под этим списком. К сожалению, Ося оказался абсолютно необязательным и не стал в Америке принимать плавике. Результатом непослушания стал микроинсульт в область речевого центра. Он очень страдал от невозможности полноценного общения с сотрудниками и друзьями и постоянно говорил о нежелании жить. Он умер в 2009 году. После его смерти мы прекратили наши замечательные поездки. Без Черткова они были невозможны.

Из записок Элины Наумовны Васильевой

С Осей Чертковым у нас было связано очень много — и хорошего, и грустного, и писать об этом тяжело даже спустя пять лет после его смерти. Ося был очень разным на работе, дома и на отдыхе. На работе он был фанатом. Много читал, много придумывал, для него было особой радостью работать самому в боксе руками. У Оси были проблемы с сердцем, но когда в лабораторию привозили клетки с мышами, приборы или какие-то другие тяжелые вещи, Ося вскакивал первым, хватался за них, и требовалось особое внимание, чтобы его опередить и не дать таскать тяжести. Я это видела сама и в лаборатории, и на озерах.

Когда я ушла из института, мне было тоскливо и хотелось поработать, а заодно и заработать, и я как-то сказала об этом при Осе. Он тут же предложил мне работу в его кооперативе. Там работали все сотрудники его лаборатории. Работать надо было с мышами. Меня быстро научили всему, что требовалось делать, и я очень скоро стала полноправным членом коллектива. Обстановка в лаборатории была очень дружеская и неформальная. При этом было видно, что сотрудники своего заведующего не только уважают, но и любят. И было за что. Работа в кооперативе позволила всем сотрудникам купить квартиры, машины и пр. Ося каждый день приносил в лабораторию много разных вкусных продуктов, остальные тоже что-то приносили (я тоже), и в определенное время все, кто не был занят срочной работой, садились за большой стол. (К сожалению, я там проработала недолго, так как надо было лететь в Америку.)

Совершенно другим Чертков был вне лаборатории. На Ученом совете института он, невзирая на лица, всегда выступал срезкой критикой, и его там побаивались. Ося был требовательным и к себе, и к другим. Я слышала, что он очень редко писал положительные отзывы на статьи, которые ему направлялись на рецензию. Я думаю, что его рецензии были, возможно, строгими, но непредвзятыми, справедливыми.

Он много времени сотрудничал с А. Фриденштейном: они работали в разных институтах, но оба занимались стволовыми клетками и писали совместные статьи и книгу по этому вопросу.

Фриденштейн был более публичным персонажем, чем Ося, он стал членкором АМН и получил большую известность, чем Чертков. А. И. Воробьев,