Клетка и жизнь - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

часто ловил рыбу, из которой Ося делал настоящую фаршированную. Он вытачивал для всех лопаточки из можжевельника. Наде, которая дважды ездила с нами, он сплел корзиночку для сбора ягод. Миша ценил людей, которые работали. Я мало что умел делать в лагере, участвовал только в пилке дров, но Миша меня нежно любил. Главное — из него струилась доброта. Его жена Галя тоже была очень милым человеком с отличным чувством юмора, поэтому с ними в компании было очень комфортно.

В последний раз я встретился с Мишей, когда меня пригласили прочитать лекцию в одном из университетов на западном побережье Америки. Миша приехал повидаться со мной в отель. Он эмигрировал в Америку из-за того, что туда уехала с мужем его единственная дочь. Миша был очень способным человеком и довольно быстро выучил английский язык. Он и в Америке оставался таким же добрым и контактным, как и в России ловил там ежедневно рыбу в лицензированном озере и дарил ее соседям-американцам. Он и мне в отель принес большой пакет со свежей рыбой и очень расстроился, что я ее не взял. Я боялся, что она не выдержит дальнего перелета. В последние два года у него были очень сильные боли в ногах. Мы ему довольно часто звонили из Москвы, стараясь поддержать, но через некоторое время узнали от его жены, что он скончался.

Георгий Абрамович Дворкин

Горик был и, к счастью, остается нашим другом. Он доктор биологических наук, работал в Институте генетики АН СССР. Я познакомился с ним на гельфандовском семинаре, но близкие отношения, как и с Чертковым, у нас начались в связи с поездками на озера. До этого Чертковы и Дворкины не раз ездили вместе. Горик был неизменным участником и капитаном наших поездок на озера. Именно он разрабатывал маршруты и обеспечивал нашу жизнь многими важными атрибутами. У него был прицеп, на котором он вез разные плавсредства: байдарку, катамаран, виндсерфинг, а также тент, фанеру, котлы, инструменты и прочие важные вещи. (Ко второй поездке у нас уже тоже была своя байдарка.) По приезде на место Горик сразу начинал обустраивать нашу территорию: ставить или делать стол и натягивать над ним большой тент. Мы же помогали ему по мере наших возможностей. Его жена Валя, отличная пловчиха, тоже была в лагере незаменимым специалистом. Например, она спокойно могла разжечь костер в любую погоду, даже под дождем, и была мастером по сбору грибов и ягод. Она на озере научила плавать нашу внучку Надю, которая об этом вспоминает с большой благодарностью. К сожалению, и Горик, и Валя, да и я сейчас находимся не в лучшем физическом состоянии, поэтому общение с ними поддерживает только Лина.

У Горика было очень много друзей — он всегда отличался готовностью помочь: перевезти на дачу на своей машине, встретить в аэропорту и т. д. Сейчас из этих друзей остались единицы, и часто звонят лишь двое, уехавшие в Америку. До поступления в медицинский институт Горик закончил ЦМШ при Московской консерватории, он играл на виолончели. Играть он перестал, но сохранил на всю жизнь любовь к музыке и профессиональное к ней отношение. Мы с Гориком и Валей до последнего времени ходили вместе на концерты и в Музыкальный клуб при Доме композиторов, организованном композитором ЕС. Фридом. (О Фриде будет сказано отдельно.)

Из записок Элины Наумовны Васильевой

Про Горика, мне кажется, Юра написал хорошо, и хочется только сказать еще раз о том, что он был очень хорошим человеком, у него было много друзей и среди музыкантов, с которыми он учился в ЦМШ, и среди ученых, и его все любили.

Вадим Израилевич Агол

Вадим Агол был сыном известного генетика, который при советской власти стал видным чиновником ВАКа. В частности, Л. М. Шабад вспоминал много лет спустя, что именно Агол-старший вручал ему аттестат кандидата наук. В 30-х годах Агол, как вся элита, был расстрелян. Незадолго до ареста он разошелся с матерью Вадима, и они жили отдельно, поэтому репрессии их не затронули.

Я впервые увидел Вадима, когда тот был на первом курсе мединститута. В институте Вадим серьезно участвовал в работе биохимического кружка и даже выполнил работу, которая стала основой его диссертации, а также активно участвовал в институтской самодеятельности. Тем не менее после окончания института из-за анкеты он не был оставлен в аспирантуре и вместе со многими выпускниками был отправлен на работу в Караганду. Там, впрочем, его взяли на кафедру биохимии Карагандинского мединститута, и вскоре он защитил кандидатскую диссертацию. Пробыв в Караганде положенные три года, он вернулся в Москву и начал работать в Институте полиомиелита. Там Вадим сделал и защитил докторскую диссертацию и стал руководителем лаборатории. Агол все годы был активным участником семинара Гельфанда.

В 1963 году Вадим вместе с Абелевым и со мной стал профессором кафедры вирусологии биофака МГУ Кафедра была популярной, и мы имели возможность отбирать студентов, которые потом работали в наших лабораториях. В последние годы Агол создал оригинальную концепцию о роли вирусов в регуляции жизнедеятельности клетки. Его активно приглашают с докладами на различные симпозиумы и конгрессы — Вадим видный вирусолог, членкор Медицинской и большой академий, лауреат нескольких международных премий. Мы с ним по-прежнему поддерживаем дружеские отношения — встречаемся, говорим по телефону.

Из записок Элины Наумовны Васильевой

Вадима и его будущую жену Светлану я заметила в институте на одном из первых курсов, точно не помню. Они поступили через год после нас. Они сидели на лекциях и ходили вместе: худой, тоненький с длинными черными кудрями юноша и высокая светловолосая девушка. Спустя много лет стало ясно,