Клетка и жизнь - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Академии поступил устный приказ об увольнении всех евреев. Я стала безработной, и в Институт питания смогла вернуться только в мае 1955 года.

В течение 12 лет в лаборатории пищеварения я проводила эксперименты на разных лабораторных животных, от собак до мышей. Я изучала состав желчи и образование желчных камней при разном питании, для чего приходилось делать достаточно ювелирные операции на желчных протоках крыс и мышей. Моему мужу казалось несправедливым то, что я работала на «чужого дядю», и он не раз предлагал мне перейти на работу в его лабораторию. К счастью, у меня хватило здравого смысла не поддаться на это предложение — я не смогла бы не защищать его сотрудников, если бы считала, что он неправ, и тогда мира в нашей семье не было бы никогда.

Из лаборатории я перешла в 1978 году в оргметодотдел, когда поняла, что из лаборатории хочет уходить сотрудник, который уже заслуживал место старшего научного сотрудника, а получить такую ставку, которую занимала я, было нереально. Об уходе я не жалела, так как этим отделом заведовала моя лучшая подруга, а я была дружна и с другими сотрудниками. Я проработала там до 1992 года и ушла из института, потому что должна была сопровождать Юру во время его ежегодных трехмесячных поездок в Америку на работу в Ратгерский университет.

В конечном счете, я проработала в Институте питания больше 40 лет. Через четыре месяца после поступления в аспирантуру мне предложили стать доверенным врачом института. Это была общественная работа: в мои обязанности входило оформление больничных листков и забота о здоровье сотрудников. Для этого надо было организовывать диспансерное обследование силами врачей разных специальностей: терапевта, гинеколога, офтальмолога и др., — и еще договариваться с туберкулезным диспансером для проведения флюорографии и маммографии на территории института, что было для сотрудников удобней. К этой своей общественной деятельности я относилась неформально, наверное, сказывались мамины гены, и очень скоро ко мне стали обращаться за помощью не только сотрудники института, но и их родственники. Я устраивала всех на консультации и госпитализацию в разные хорошие учреждения АМН. Значок «Отличник здравоохранения», который я получила, был мне безразличен, но мне, не скрою, было приятно, когда, узнав о моем уходе, очень многие сотрудники института расстраивались, а некоторые даже поплакали.

А теперь о замужестве. Наши отношения с Юрой начались, наверное, после третьего курса, когда мы стали вместе готовиться к экзаменам. Я считала, что он хорошо устроился: я читала учебник, а он только слушал или подремывал. При этом он всегда получал пятерки (я говорила, что ему ставили «пять», поскольку он был Сталинский стипендиат, но это было вовсе не так), я же, казалось, зная так же, получала «пять» или «четыре». Но постепенно, особенно во время экзаменов, наши отношения стали приобретать романтический характер. Летом я умудрялась на отдыхе заводить другие легкие романы. У Юры после окончания института тоже был роман, и вполне серьезный, но я эту девушку легко отшила, и в конце второго года аспирантуры мы решили пожениться. Работа у меня шла плохо, я боялась, что мой руководитель, директор института Ольга Павловна Молчанова, мои неудачи будет объяснять замужеством, поэтому решила переехать к Юре, не оформляя брак. В те времена гражданские браки не были приняты, и о том, что мы официально не зарегистрированы, не знал никто, кроме наших родителей. Меня мои родители просто поразили: никто из них не высказал ни слова сомнений по поводу моего решения. Свадьба праздновалась дома, были наши родители, некоторые из друзей и вся наша студенческая группа.

Неспокойной, как потом выяснилось, была только моя свекровь, Надежда Сергеевна. По-видимому, она меня считала не очень надежной. Жили мы на Большой Якиманке, а эта улица была «режимной», по ней проезжали правительственные кортежи, важные иностранные гости из аэропорта «Внуково» и т. д. В связи с этим в подворотне дома постоянно стоял так называемый «топтун». И через три недели после нашей свадьбы Надежда Сергеевна мне сказала, что в доме идут проверки документов, причем ночью, и у меня могут быть неприятности, поскольку я там не была прописана. Бывали ли такие проверки в этом доме, я не знаю, но поскольку я скрывала от Ольги Павловны свое нынешнее семейное положение, то испугалась, и на следующий день мы зарегистрировались.

Комичная история произошла через год, когда меня вызвали в военкомат для очередной перерегистрации. На вопрос о том, следует ли что-то изменить в моей анкете, я сказала, что я вышла замуж и сменила фамилию и адрес. Но следующий вопрос военкома о том, когда все это произошло, меня поставил в тупик. Я знала, что наша свадьба была 29 апреля, но следующее, несущественное посещение ЗАГСа в моей памяти не оставило ничего. Военком, наверное, в этот момент решал в голове вопрос о том, заслуживаю ли я звания младшего лейтенанта запаса, и мне пришлось ему объяснить, почему у меня даты свадьбы и регистрации не совпадают. После этого дома я посмотрела документ и теперь точно знаю, что мы официально женаты с 24 мая 1951 года.

Леночка родилась 24 апреля 1954 года в известном тогда роддоме им. Грауэрмана, на Арбате. Этому предшествовали большие волнения. Для защиты диссертации в Академии надо было записаться заранее в очередь, и ждать защиты приходилось от шести до девяти месяцев. Мне объяснили, что сократить очередь можно, вручив коробку хороших шоколадных конфет некоей Анциферовой — секретарю, которая принимала диссертационные работы. Я, естественно, пришла к ней с коробкой, но скоро стало ясно, что взятка не имела последствий, поскольку без коробки приходили единицы. О. П. была председателем Ученого совета, на котором я должна была защищать диссертацию, она знала о моей беременности, но считала неудобным делать отступления от правил для своих аспирантов. День защиты диссертации был определен: 22 апреля. К моему ужасу, эта дата точно совпадала с указанным врачами днем родов. В результате, во время защиты я не столько волновалась о защите, сколько о том, чтобы роды не застали меня на трибуне. О. П. тоже очень волновалась, в какой-то момент ей показалось, что я побледнела, и она решила, что роды начались. К счастью, защита прошла хорошо: у меня был костюм, который скрадывал размер живота, поэтому мои оппоненты меня не щадили, засыпая вопросами. После защиты все поехали к нам домой праздновать, а