Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави

— Стыдиться нечего. Это традиция деревенских жителей. Если пойти в храм с утра, то там можно найти много еды, ведь настоятель храма и сами деревенские жители приносят рис и жертвуют нуждающимся.

— Подайте нам риса на ужин, пожалуйста, братья и сестры! — сказал отец, подойдя к лестнице одного из домов.

Женщина вынесла порцию риса размером с два кулака, подала отцу с лестницы и спросила, откуда они пришли и что продают.

— Мы пришли рыбачить. В нашей деревне уже давно нет дождей.

— Наловить рыбы и обменять потом на рис — тоже хорошо.

Потом они пошли просить в другие дома. Набрав около десяти порций риса, они сложили его в пха кхау ма и свернули в узелок, после чего позвали Ка вернуться на привал.

— В этой деревне очень много уродин.

В каком-то доме Тян Ди и Ка увидели девушку с кривым лицом и вялыми отвисшими грудями.

— Они у нее болтались, когда она наклонилась, чтобы отмерить нам риса, — во весь голос поделился с Ка увиденным мальчик.

— Ах ты, паршивец! Это женщина в матери тебе годится! — одернул неучтивца Ка.

Но из деревни после этого пришлось уйти.

Большой костер потрескивал, искры порхали над языками пламени. Тит Тюн наигрывал на кхэне отца Куна мелодичный мотив.

— Все сделали? — спросил Ка.

— Все. Волов напоили, риса наварили. Правда, к рису есть только старый падэк, — ответил Тит Тюн.

— Мы принесли жареного сома и цветы куркумы. Идем ужинать, потом отдохнем, наберемся сил, а завтра поедем рыбачить в другое место, — сказал Ка.

— Дочку мою Исун что-то познабливает. Наверное, простудилась… — проговорила мать Куна, когда они сели ужинать.

Ка взял факел, пошел к их повозке и разбудил спящую девочку.

— Детка, тебе нездоровится? Почему не сказала сразу? — спросил он.

— Она поела немного, а потом сказала, что голова болит. Я отправила ее спать, — ответила мать, держа факел.

— Сильно головка болит? — спросил Ка, посадив Исун на колени.

— Немного, — ответила она.

Ка зашептал какие-то мантры и несколько раз подул девочке на голову.

— Ну как?.. — спросил он.

— Уже хорошо. Прошло, — ответила она.

Ка отправил ее спать дальше, а взрослые вернулись к костру и продолжили ужинать.

— Попозже пойду еще подую. Утром будет скакать, как козочка, — сказал Ка.

— А если не пройдет, что тогда делать? — спросил Тян Ди.

— Если не пройдет, можешь меня поколотить. Я знаю сильные мантры, изучал их в Луанг Прабанге, — ответил Ка.

Кун попросился спать в повозке вместе с матерью, потому что переживал, что сестра серьезно заболела, но не призналась в этом. Его разбудили громкие голоса. Взошла луна, с реки дул свежий ветерок. Кун выпрыгнул из повозки и пошел послушать, о чем говорят взрослые.

Ка предложил пойти посмотреть одну мелкую заводь. Пригорок около нее зарос бурьяном: то тут, то там виднелись пеньки, а в воде играла рыба. Если ловить ее сеткой-черпаком, то пойманная мелочь вполне сгодилась бы для закваски.

Отец Куна принес черпак и бамбуковое ведро из повозки. Кам Конг хотела пойти вместе с ним, но Кем отговорил ее, сказав, что ночью в темной воде не разглядеть пиявок и лучше лишний раз не рисковать. Девушка не стала спорить.

— Пусть Кем с сыном остаются за старших, а мы пойдем порыбачим, — сказал Ка и повел всех за собой.

Кун и Тян Ди увязались вместе с ними. До заводи было рукой подать — не более ста шагов. Лунный свет озарял поверхность воды, которую покрывала едва заметная рябь, — признак того, что заводь изобилует рыбой.

Ка попросил затушить факел.

— Попробую спущусь, — сказал он, сняв с себя набедренную повязку и сложив ее на берегу, после чего взял бамбуковое ведро и осторожно вошел в воду.

— Эй, дядя Ка, смотрите, как бы рыба не тяпнула! — Тян Ди сам засмеялся своей шутке.

— Давайте, спускайтесь поскорее! Гольяна и рачка тут полно! — окликнул Ка через какое-то время.

— А пиявки там есть? — спросил Тит Тюн.

— Нету ничего такого. Давайте, раздевайтесь быстрее!

Тит Тюн отошел подальше от друзей и там быстро разделся. Отец не стал снимать пха кхау ма, только закатал ткань выше колен и вошел в воду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Оставайтесь на берегу. Если кто-то от повозок будет звать, крикните нам.

Кун напрягал зрение, пытаясь разглядеть смутную тень отца, склоняющуюся время от времени к воде. Тит Тюн сообщил, что гольяна и рачка действительно много, на что Ка посоветовал не набирать больше половины ведра, а ограничиться на сегодня этим и как следует отдохнуть.

Луна медленно плыла по ночному небу, освещая силуэты отца Куна и Тит Тюна. Отец Куна привязал ведро к талии лианой, и оно плыло следом за ним, пока он обеими руками орудовал сеткой-черпаком.

— Хватит, выходим! Холодрыга! — прокричал Ка.

Добравшись до берега, Тит Тюн зажег факел и осветил ведро, больше чем наполовину заполненное гольяном и рачком. Кун заглянул в ведро отца — то же самое.

— Ух ты, какая вкуснота! — сказал Тян Ди, попробовав живого рачка.

— Не ешь сырого, может живот прихватить! — предостерег Тит Тюн.

— А когда ты сырое мясо ел, то ничего?.. — нашелся Тян Ди, продолжая лакомиться рачками.

Кун, недолго думая, последовал примеру друга, ведь он давно уже не пробовал ничего подобного. Когда они шли к обозу, Кун потихоньку таскал рачков из ведра, пока отец не сделал ему замечание.

Увидев их с полными ведрами, женщины заохали. Кам Конг с матерью Куна принесли глубокий поднос, куда перевалили весь улов. Сначала следовало выбрать мусор, а уж потом распределять добычу по кувшинам.

— Сделайте плабам и поделите на всех поровну! — посоветовал Ка, свернув самокрутку.

— Ну и как мы это поделим поровну? — ответила мать Тян Ди.

Кун никогда не видел, чтобы мать готовила плабам, поэтому они с приятелем решили остаться и помочь выбрать сор. Мать объяснила, что плабам — это такой соленый соус из мелкой рыбы или рачков. В Корате его еще называют «платём».

Выбрав мусор из улова, Кам Конг отмерила соль половинкой кокосового ореха и высыпала в поднос. Мать Тян Ди перемесила живую массу — рачки и гольян перестали шевелиться и подпрыгивать. Кам Конг истолкла в ступке головку сушеного чеснока, положила на доску горсть лемонграсса и начала тонко нарезать его кружками.

— Откуда у тебя лемонграсс? — удивился Тян Ди.

— Из дома захватила.

Девушка нарезала две горсти лемонграсса, ссыпала вместе с толченым чесноком в поднос, а после добавила к рыбе каленую рисовую крошку.

— Принеси корзинку с рисом, — обратилась к Кам Конг жена Ка.

Женщина зачерпнула рукой комок риса и по чуть-чуть стала добавлять в массу, которую после этого еще раз тщательно вымешали руками. Запах чеснока, лемонграсса и рисовой крошки дразнил.

— Теперь разложим по маленьким кувшинам, закрой крышку поплотнее, и через три дня уже можно есть, — сказала жена Ка.

— Это и есть плабам? — спросил Тян Ди.

— Ага. Запоминай, как его делать.

Кун повторял про себя, запоминая все увиденное.

— Мам, а зачем сюда кладут рис?

— Его используют как закваску, это придаст приправе кислый вкус, — ответила мать.

— Дня через три точно уже можно есть? — уточнил Тян Ди.

Тем вечером люди долго не расходились, толкуя у костра о том о сем вплоть до глубокой ночи. Радость переполняла сердце Куна, ведь он никогда раньше не видел такого богатого улова. Мальчик надеялся, что завтра они поймают еще больше.

— Ну, сколько еще галдеть будете? Когда уже спать уляжетесь, полуночники? — спросил Ка.

Каждая из семей взяла себе по кувшину с плабамом, после чего все разошлись по своим повозкам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

XXII. Ловля сома

Утром обоз двинулся на новое место. По дороге встречались заросли низкорослых деревьев, а в поле нежно зеленела свежая молодая трава. Перепархивали с места на место красноклювые зимородки. Полоса светло-серого прибрежного песка, простиравшаяся справа дороги вплоть до самой реки Чи, мягкий свет утреннего солнца — все это наполняло душу Куна невыразимым восторгом.