Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави

И они пошли, не обращая внимания на постепенно стихающий дождь. Его капли попадали на факелы и заставляли огонь плясать. Отец Куна посоветовал остальным держать факелы пониже, чтобы дождь их не затушил.

Это место Кун уже видел, когда они останавливались здесь первый раз: необъятное поле, которому не видно ни конца, ни края. Отец сказал мальчику, что там, вдали, за полем, есть какая-то деревенька. Кун кивнул.

— Видишь, там впереди огоньки мелькают? Это дядя Ка и Кем лягушек ищут…

Отец и сын пошли вброд через залитое поле. Вода хлюпала под ногами. В некоторых местах грязная жижа достигала коленок мальчика, но он не жаловался, словно прохлада воды питала его хладнокровие. Где-то справа Кун услышал кваканье лягушек и потянул туда отца, но мужчина ответил, что мелочь ему не нужна, он собирает только узкоротов[105]. Мужчина пошел в ту сторону, где раздавалось многоголосье амфибий: они сидели друг у друга на спинках и проплывали по воде, оставляя рябь на ее поверхности.

— Почему ты их не ловишь? — спросил Кун.

— Не надо гоняться за ними. Лучше спокойно сидеть на меже поля, — они сами подплывут.

Отец посветил факелом в сторону ствола дерева кхой, откуда раздавалось громкое кваканье. Он приблизился, схватил крупную особь и положил в кузовок сына.

— Это самец. Отлично голосит.

Кун про себя согласился с отцом, потому что лягушка продолжала квакать даже в кузовке. Мальчик не знал, что отец планирует делать дальше. В итоге они вернулись обратно на межу рисового поля. Мужчина оставил Куна сидеть там, а сам отошел в сторонку.

— Притаись и погаси факел! Через какое-то время к тебе на кваканье самца сами придут самки, а ты хватай их как можно быстрее и кидай в кузовок.

Кун сидел один-одинешенек и терялся в догадках, куда пропал отец… Самец в кузовке расквакался еще громче, а издалека доносился гомон других лягушек. Несколько особей подплыло к мальчику, другие скакали по меже — он лишь успевал хватать их и складывать в кузовок. Редкие вспышки молнии отбрасывали блеск на шкурки земноводных, выдавая их месторасположение. Кун не знал, как долго он их собирал, и вдруг вздрогнул, услышав покашливание отца. Мужчина встряхнул кузовок и засмеялся: — Уже набрали достаточно, пора возвращаться. Теперь ты знаешь, как ловить лягушек и не гоняться при этом за каждой.

— А самки что, не квакают? — спросил Кун.

— Нет, они не умеют. Голос подают только самцы, и это привлекает самок.

Отец — настоящий молодец! Он знает практически все: и как перепелов приманивать, и как лягушек ловить, сидя на месте, а не носясь по полю, как это делали их односельчане. Когда они встретились, Тян Ди приподнял кузовок Куна и удивился: — Ого! У тебя даже больше, чем у нас!

— У нас больше самок, чем самцов.

— Тогда в этом вы нам проигрываете: у нас больше самцов! — засмеялся Тян Ди.

По объему у них набралось меньше половины кузовка лягушек.

— Малец Кун оказался бойче нас, — сказал Кат.

— Это меня папа научил.

— Зато и грехов на себя больше взял, — съязвил Тян Ди. Кун ничего на это не ответил.

Когда они вернулись к обозу, женщины принялись раздувать огонь.

— А где молодожены? — спросил Ка.

— Тут я, за дровами ходил, — отозвался Тит Тюн.

— И я тоже связку принесла, — ответила Кам Конг, бросив дрова на землю.

— Гуляйте где хотите, но сегодня ночью вам нужно пережарить всех лягушек, пока старшие поспят! — распорядился Ка.

— Жарьте на совесть, а утром мы ими позавтракаем! — сказал Кем.

Народ разошелся по своим повозкам. Отец предложил Куну ночевать вместе с сестрами, но тому уже перехотелось спать. Он решил остаться с матерью и ребятами, помочь им пожарить добычу. Мать долго не просидела, сказав, что ее клонит в сон.

— Не засиживайся! Посмотри-поучись, а потом приходи спать к повозке, — сказала она и ушла.

Тит Тюн поставил у костра высокий кувшин и отправил в него лягушек из шести кузовков. Кам Конг пересыпала их двумя горстями соли и закрыла кувшин крышкой. Тит Тюн тем временем настругал тонкие деревянные лучины вместо прихваток.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Они все передохли, — сказала Кам Конг.

Доставая из кувшина по одной лягушке, девушка укладывала их между лучинами в ряд по несколько штук, приподнимая лапки и прижимая их кверху, чтобы тушки не сползли при запекании. Работа у молодоженов спорилась. Заметив, что Кун устало зевает, глядя на них, Кам Конг попросила мальчика помочь. Когда Кун взял в руки лягушку, он заметил, что с ее тельца полностью сошла слизь.

— Соль разъела всю слизь. Потому они и умерли, — объяснила девушка.

В итоге получилось более двух десятков лучин с лягушками. Подготовив все необходимое, Тит Тюн и Кам Конг соорудили небольшие деревянные опоры вокруг костра, к ним прислонили все заготовки. Некоторые особи еще дергались, но, охваченные жаром, они вытянули лапки и больше не шевелились. Как только запахло жареным, у мальчика потекли слюнки. Тит Тюн достал пару лягушек и дал их Куну: — Только сначала выпотроши, — подсказал он.

Кун живо проколол ногтем брюшки и выскреб потроха, а затем обкусал лягушек с головы до лап. Он даже не заметил, насколько быстро съел обеих.

— Уже поздно, скоро рассветет. Иди спать, а мы посидим покараулим, — сказал Тит Тюн.

Кун с неохотой встал, мешкая с уходом, тогда Кам Конг протянула ему еще одну лягушку. Мальчик развернулся и пошел к маме. Та уже спала, но, проснувшись, в полудреме спросила: — Поел жареных лягушек, сынок?

— Да, очень вкусно! — ответил мальчик и лег спать, отвернувшись в другую сторону.

XX. Путь до реки Чи

Наступило утро четвертого дня похода. Повозки теперь скрипели громче, а бубенцы на шеях волов смолкли: животные сильно устали и избегали лишний раз мотать шеей. Меченый и Рябой брели из последних сил, так низко опустив головы, что едва не касались мордами неровностей почвы. Хвосты висели безжизненными плетьми, и отец Куна вынужден был веткой отгонять назойливых насекомых.

Обоз проезжал незнакомую местность. Она выглядела не так, как предыдущие: поле заросло растением с белоснежными цветами, словно выгоревшими на солнце до седины. Из-за солнечного света казалось, что головки цветов густо покрыты рисовой мукой. Стая ткачиков, задорно чирикая, просвистела мимо и скрылась в неизвестном направлении. Из глубины повозки открывался узкий обзор на окружающую местность. Солнечный диск, что вчера светил в глаза с левой стороны, сегодня проплывал по небу справа. Исун капризничала, говоря, что лучше бы вернуться домой, чем вот так постоянно сидеть в телеге.

Тит Тюн вскочил на подножку и заглянул в повозку: — Слышишь, здесь такое чистое и ясное небо, что ни облачка до самого горизонта!

— Ага. В поднебесье все меняется, пока мы движемся к цели. Вот оно как! — ответил отец.

— А здесь климат более прохладный и влажный, чем у нас в деревне.

— Вот именно. Наги — наши кормильцы-поильцы, а в этом году у нас их семеро, потому они совсем нам не сострадают, — добавила мать Куна[106].

— Не верьте в это! Никакого царя нагов не существует и в помине. Дождь приходит из леса Химапхан[107], — громко откликнулся Кем из своей повозки, после чего у них завязался горячий спор с Тит Тюном.

— Сказки все это, что вода поступает из водоема Анодат[108], что в лесу Химапхан… На самом деле царь нагов живет в море Ситхандон[109], и когда он плещется в воде, она падает на нас с небес, — заключил Тит Тюн.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Враки! Если бы дождевая вода падала на нас из моря, то она должна была бы быть соленой… — запротестовал Кем.

— Дождевая вода не соленая потому, что проходит через живот самого нага, очищается в нем и становится пресной. Когда «поилец» выплевывает воду, она падает с небес дождем, — пояснил Тит Тюн.