Глаза урагана. Том I. Другая музыка - Demi Urtch

опускает руку. Отражение в большом зеркале выглядит потерянно и взволнованно. Сирилю кажется, что с Сильвеном они сейчас совершенно не похожи. Действительно ли их возможно спутать?

— Что, если сегодня кто-то успеет рассмотреть тебя вблизи, а завтра на охоте почует неладное? — Сильвен будто чувствует его сомнения, хватает их, как гончая — дичь.

— Твоё дело — постараться, чтоб не почуяли.

— Но было бы надёжней выйти мне и там, и тут.

— Нет! — Сириль резко встряхивает головой, сам не зная, отчего так протестует. — Меня в любом случае видели на приёме утром.

— Сколько тебя там видели? — голос Сильвена так и сочится скепсисом. — Уверен, они больше думали о соблюдении всей сотни церемонных правил.

— Церемониальных. Вряд ли на вечере меня будут стараться запомнить во всех деталях.

Что ни говори, но он лишь четвёртый ребёнок короля и в любом случае не задержится при дворе надолго. Несколько лет — и он станет тихим мужем владелицы приграничных земель в Сол. Это, конечно, не так далеко, но и не настолько близко, чтоб вносить Сириля в список чрезвычайно важных знакомств и подобострастно заглядывать в рот.

— Твоя невеста приехала? — словно услышав его мысли, спрашивает Сильвен, разглядывая потолок.

Не имея возможности шнырять по дворцу в эти дни, он, похоже, остро тоскует по слухам.

— Нет. Ей же всего девять. Рано для таких поездок.

Сильвен демонстративно пожимает плечами.

— Я не разбираюсь в солийских традициях.

Он уверен, что отъезд в Сол его не коснётся. Сирилю уже не придётся быть видной фигурой. Участвовать в охотах и тому подобном — скорей всего, тоже, если только супруга не окажется весьма экстравагантна по солийским меркам. Отвратительные навыки верховой езды будут простительны, подмена — не так необходима, а значит, Сильвену вовсе не обязательно ехать с Сирилем в, как он выразился, «бабье царство».

— А твоя незабвенная тёща?

— Да. — Сириль вздыхает.

Впечатления от прошлых встреч с оллией Верене ли Контрэ остались… угнетающие. Во многом она оказалась такой, как представлял себе Сириль солийских военачальниц: высокой и для женщины широкоплечей, с окольцовывающей голову тяжёлой косой и даже с тонким, едва заметным шрамиком на скуле. Кровь жителей границ, по-видимому, уже изрядно разбавилась темпетской, поэтому волосы оллии Верене не горят огнём, больше напоминают тёпло-рыжеватый сруб бука. Всё это не вызывает у Сириля никаких чувств — скорее их можно было б ожидать, окажись оллия Верене принципиально другой. Нервирует смесь мягкого, обволакивающего голоса, сдержанно-гордой, обманчиво понимающей манеры вести разговор и тяжёлого, как полный боевой доспех, взгляда. В оллии Верене подспудно чувствуется опытный манипулятор, привыкший добиваться своего. Несмотря на безукоризненно учтивое поведение, от неё хочется держаться подальше.

— Интересно, похожи ли они с дочерью? — всё так же лениво и со скукой продолжает Сильвен.

«Надеюсь, нет».

Сириль не говорит этого, но от мысли, что юная оллия Адели окажется такой же подавляющей особой, как её мать, невольно передёргивает плечами. Наверняка это не укрывается от взгляда Сильвена.

— Не знаю, — говорит Сириль с лёгким раздражением. — Какая разница?

— Тебе всё равно, как будет выглядеть твоя супруга?

— Разве это на что-то повлияет? — он старается произнести это как можно более равнодушно.

— Ну скажешь тоже! — Сильвен похабно ухмыляется.

Сириль дёргает плечом. Отходит от зеркала, бездумно передвигает с места на место маленькие статуэтки на грузном комоде тёмного дерева. Как бы он их ни поставил, прибирающая комнату служанка раз за разом возвращает всё в изначальный вид. Будто не Сириль — хозяин этих покоев, а кто-то иной, к чьему приходу нужно убрать все следы вольностей гостя. Ужасно раздражает! Сириль неизменно забывает сказать об этом, и всё так и повторяется по кругу.

— У тебя нет каких-нибудь других дел? — К Сильвену он не оборачивается.

Статуэтки выплясывают один из традиционных солийских танцев золочёными ногами. Сириль раньше боялся, что его тоже заставят выучить что-то такое, но в Сол быть танцором на праздниках, особенно в кругу знати — большая честь, чужестранцы могут рассчитывать на неё разве что в совсем исключительных случаях.

— Ты знаешь: сейчас моё главное дело — не отсвечивать в коридорах, пока не разъедутся гости.

— Почему бы тебе не заняться этим в собственной комнате?

— Ну что ты? Я твой личный слуга и помогаю готовиться к вечеру, разве нет? — Сильвен отчётливо хмыкает.

«Ни капли ты не помогаешь!»

Эти слова Сириль тоже непонятно почему сдерживает.

Может быть, лучше злиться на Сильвена, чем остаться одному и опять переживать о том, достаточно ли хорошо готов к новому выходу в свет.

— Что, если у тебя закружится голова во время танца?

Не выдержав, Сириль всё-таки оборачивается.

— Ты издеваешься надо мной?

— Как можно? — Сильвен с невинным видом пожимает плечами. — Просто все же знают, что тебя укачивает в каретах, и я подумал…

Сириль сжимает кулаки, чувствуя, как краснеют уши.

— У меня нет проблем с танцами, и на этом вечере никто не будет танцевать! Пожалуйста, не строй дурака.

— Да, да, — Сильвен кивает и задумчиво поджимает губы, словно ищет новый повод прицепиться.

Сириль глубоко вдыхает.

— Ты, — он старается говорить максимально чётко и веско, — не пойдёшь на вечер. Ты не можешь заменить меня везде.

«Как бы тебе ни хотелось».

Глядя, как в глазах Сильвена — почти точно таких же, как его собственные — пляшут насмешливые искорки, Сириль почти готов услышать что-то вроде: «Ой ли?»

Но Сильвен смиренно опускает голову.

— Как скажете, ваше высочество.

Сколько Сириль себя помнит, Сильвен был рядом. В детских играх. В отцовском кабинете, куда они пролезли как-то тайком, чтоб посмотреть мозаичную позапрошлого века карту на стене, и разбили огромную напольную вазу. Сильвен разбил, потому что Сириль случайно толкнул его, но взрослым они сказали, что виноват только Сириль, потому что Сильвена наказали бы сильней. В классных комнатах, где проходили сотни уроков. На, забери его Творец, ипподроме, где Сириль умудрился в один из первых же дней упасть с лошади. Отделался, по счастью, лишь сломанной в двух местах рукой, но очень живо вдруг вспомнил, что именно так погиб дедушка. Во всех сколько-нибудь значимых моментах Сириль был не один. И, может, поэтому он никогда в жизни не чувствовал в произносимом Сильвеном обращении ни толики приличествующего пиетета. Как будто они являются братьями не только лишь наполовину. Как будто Сильвен — такой же полноправный ребёнок короля. Тот самый, четвёртый, в то время как Сириль — на строчку ниже в списке.

Наверное, дело в том, что он сам привык вести себя так. Привык позволять Сильвену считать себя равным. Раньше Сирилю это нравилось. Как