Доспехи совести и чести - Наталья Гончарова

лишь бы с ним быть, а так, глядишь, время все чувства само растворит, как вода соль. Не перечь ей, и сам увидишь, как от любви, и следа не станет. И ежели она в отца и в мать пошла, то в конце концов, поступит по разуму, ведь ты же женился на мне, хотя может по юношеству и другие чувства имел, да и я, может так статься, не о том мечтала, но по разуму поступили, и оказались счастливы, – рассудила Мария Петровна.

– Что же это получается, ты не по чувствам выбор свой сделала? – с досадой удивился он. – Вот какая неожиданность по концу жизни получается, – с ехидством заметил Николай Алексеевич.

– Бросьте вы, Николай Алексеевич, дурака, валять, – резко ответила она. – Уж мне ли не знать, что ежели бы не деньги батюшки, то были бы уже вы не тут, и не здесь, и точно не меня в жены выбрали. Только разве в том дурное оказалось? Все с пользой вышло.

– Позвольте-ка, голубушка, я в отличие от вас, как вы напридумали, супротив чувств не шел, и ежели мои чувства, шли рука об руку с выгодой, так на то воля Господа была. И не было так, мол, чувствую одно, а за деньгами вопреки иду, уж вы тут не клевещите, не наговаривайте.

– То, что вы в банковском деле преуспеваете, муж мой, не мудрено. Вы мастак, сказки за правду выдавать, – заметила Мария Петровна. – Хотя думайте, что знаете. Через тридцать лет, уж разницы нет.

– Нет уж, позвольте, даже через тридцать лет, услышать, что мол, вы тут всю жизнь мучаетесь, маетесь, с нелюбимым, право слово, не слишком приятно, – возмущенно заметил супруг.

– Что ж, такова жизнь, всяк по своему мучается, чтоб не выбрал, – отметила Арсентьева. – Но главное ведь выбрали, так что позвольте и дочерям вашим выбрать. А уж по выбору и путь их будет.

– Так ведь мы итак многое им позволили, сообразно вашему воспитанию. Одна за дурака вышла, другая негодяя выбрала. Что ж, нам смотреть теперь, как они все что нажито мной размотают! – гневно воскликнул он.

– Что же, ежели вам не нравится мое воспитание, сами бы воспитывали, – отрезала Мария Петровна.

– Эдак, мы не до чего не договоримся, – с досадой заметил муж.

Он пришел, чтобы замять конфликт, но вместо этого, сам не понял, как оказался втянутым в новый, причем тот новый, по силе и по размеру, был словно праотцом первого, ибо доставал из прошлого такие закоренелые супружние обиды, кои никогда и ни при каких условиях, даже в пылу самых отчаянный споров, супругам не дозволено доставать. Так как есть, такого рода противоречия и обиды, что скоплены за всю жизнь, что ежели их достать, да озвучить, то можно легко и незаметно разрушить тот сложный механизм, называемый семейной жизнью, что позволяет двум, совершенно чужим людям, выросшим в разных семьях, имеющих разное представление о жизни, вдруг в один прекрасный день соединиться, и стать одним целым, несмотря на то, что по сути, они друг другу не более чем чужие люди, волею природы и судьбы оказавшиеся навеки вместе.

– Но, я Вас послушаю. И если вы говорите, что не надобно мне как отцу вмешиваться, я приму ваше решение, – произнес он, – «но если все выйдет дурно, то ваша и вина будет», – подумал при этом про себя. – Вот только вы как матушка, проследите, чтобы все-таки беды не вышло не поправимой, как бы это деликатнее сказать…

– Не выйдет, будьте покойны, – уверила она его, – «а ежели и выйдет, то не беда, ведь хуже беды, как никогда не выйти замуж и не узнать любви плотской и нет на земле», – при этом подумала про себя Арсентьева.

И придя к притворному согласию, когда всяк остался при своих убеждениях, впрочем, сохраняя их втайне, во имя друг друга и мира в семье, Арсентьевы разошлись по своим спальням.

В ту ночь Лиза лежала без сна. Как странно сон стал приходить к ней. Теперь он был для нее, что непрошенный гость, а значит, наведывался исключительно лишь по своему желанию, и потому, она либо засыпала, едва коснувшись подушки, либо же лежала без сна едва ли не всю ночь, а мысли были похожи на спутанный клубок ниток, с трудом умещающийся в голове. А чувства, все чувства, что человек испытывает или может испытывать в своей жизни, одновременно теснились в груди, в немой схватке вытесняя друг друга в странном и непостижимом порядке.

Но главной ее мыслью было, что, несмотря на опасность быть раскрытой, она, во что бы то ни стало, должна увидеть его завтра. Лиза готова была бороться не только с родными, но и со всем миром, лишь за один миг с Мейером.

– Как удивительно…, – думала она про себя, полулежа в кровати, а рукой подпирая подбородок, так что ей одновременно был виден и клочок мрачной ночи в окне, и серые и безучастные тени в полумраке спальни, – как удивительно, что чужой для тебя человек, которого ты и не знаешь вовсе, становится для тебя ближе и роднее всех, и даже тех, с кем ты связан единством крови. А близкие до того момента люди, становятся для тебя далекими и чужими, словно ты птенец кукушки, заброшенный в гнездо синицы или еще какой пичуги, не по виду, а по роду мысли, и только обретя любовь, начинаешь понимать свою истинную природу. И найдя другого, своего же рода и вида, можешь, наконец, создать свою семью, с тем, кто, хотя, и не связан с тобой родством крови, но связан родством душ, что оказывается важнее и крепче даже самых тесных семейных уз.

И прижав к груди подушку, так крепко, словно это был он или его бестелесный дух, она уснула с уверенными мыслями, что завтра она сделает все возможное, чтобы увидеться с ним, готовая бороться не только с другими, но и прежде всего с самой собой и со своими страхами, мешающими ей, открыть ему себя той, какой сделала ее природа.

Вот только назавтра, оказалось, что и нет нужды бороться. После вчерашней бури, наступило такое затишье, такой штиль, что казалось, даже прислуга, подхватила этот дух и настроение, и оттого двигалась, так медленно, как только было дозволительно, без ущерба быть наказанной. Матушка заперлась у себя в комнате и сказалась больной, батюшка отправился с визитом к начальнику станции. В доме воцарился мир и покой, впрочем, пугающий, ибо, как и любой другой штиль, всегда предзнаменует шторм, и чем тише безветрие, тем опасней буря следует за ним.

Тот факт, что опасность миновала, хотя и временно, все же не усыпила бдительность Лизы.