Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оскорбившись на сказанное ненароком слово, или дело, она могла вначале даже виду не подать, и могло даже показаться, будто бы она и не обижена вовсе, и он уже забывал о чем был спор, но подойдя через несколько часов после размолвки, мог обнаружить, что она не только не желает разговаривать с ним, но и презирает его до той степени, что даже и смотреть на него не хочет. И сия обструкция могла продолжаться и день и два, и даже месяц, при том, что срок наказания всегда был непредсказуем, глядишь, за ерунду, и месяц не общаешься, а сделаешь что по-настоящему дурное, посмотришь, а она и забыла. Воистину, женщины, создания, не поддающиеся логическому анализу и уж тем более предсказыванию, – каждый раз думал Арсентьев, у которого промежду прочим, в доме жило, их целых три, хотя стараниям Господа, одна из них, больше не его забота, – с облегчением вновь подумал тот.
И все же, все три были с таким крутым нравом, хотя каждая и по своему, что он, лавируя, лавируя, время от времени устраивал бунт, кричал и бесновался, ругался нецензурно, а порой и чудил, да так, что на утро, и вспоминать страшно было, причем по большей части самому ему.
Словом, увидев, что супружница его в крайне обиженном состоянии, Арсентьев принял лицо кающегося грешника, хотя скорее больше для вида, нежели из подлинного раскаяния, так как в глубине души, не только не сожалел, о случившемся, но и знал доподлинно, что не ровен час, повторит сей бунт втройне.
Но ссора ссорой, а мирится надобно сейчас. Так как сидеть на балу, с каменными лицами, на глазах у почтенной публики, которая непременно заметит, что в семье Арсентьевых разлад, и не только не будет опечалена совершив оное открытие, но и позлорадствует, и поликует, ибо нет большего счастья для человека, нежели увидеть несчастье, на лице того, кто выше и богаче тебя, по его разумению тем самым уравновешивая несправедливость жизни, согласно которой, одним дается больше, а другим меньше. А то самое несчастье, что непременно должно настичь того кто выше тебя, по великому закону справедливости, будто гиря на весах, сделает расклад равным, уравновесив горем, то счастье, что несправедливо спустилось на некоторых из них.
Так что Николай Алексеевич, будучи человеком честолюбивым, и желающим быть везде и всюду первым и главным, и теперь, как и дотоле прежде, желал явить на бал семью счастливую, семью идеальную, что была бы его гордостью и его достижением. Но для этого опять-таки надобно мириться. Однако увидев настрой Марии Петровны, понял, что в этот раз, все будет не просто, кланяться надо будет низко, а каяться – неистово.
– Милая моя голубушка, я тут осерчал, ты меня прости, да уж не гневайся, – начал он, – и потом, ты мне не велела Лизу ругать, я и не стал, ты мне приказала, сделать вид, будто бы я ничего не знаю, я так сделал, и хотя я в корне с тобою, голубушка, не согласен, и считаю, что надобно связь эту прекратить, милая моя, пока не стало слишком поздно, и пока кроме нашей семьи никто об том не узнал. Но ты не велела, а я и не сделал, – примирительно заключил Арсентьев.
Мария Петровна повернула в его сторону голову, презрительно хмыкнула, вновь отвернулась к окну, но заговорила:
– С каких это пор, Николай Алексеевич, вы мои приказы исполняете? Как же вы это удобно для себя придумали! Ежели, не желаете что делать, так вам хоть приказывай, хоть кол на голове теши – все пустое, а ежели вам это надобно, так вы и по приказу живете, и ничего против приказа не делаете. Очень это удобно с вашей стороны, я посмотрю, – сказала Мария Петровна, при том, что каждое слово было сказано так, будто бы она и не желала это говорить, а слова, как будто, против воли сами собой произносились.
Арсентьев конечно в глубине души злился страшно, и ежели бы поступать по его воли, вылетел бы из этой спальни как пробка из бутылки от шампанского, а дверью хлопнул так, что все картины бы с петель свалились, но бал есть бал, и потом, в их ложе будет начальник станции, и так близко, что ежели они все будут в такой ссоре как сейчас, а жена прилюдно нос будет от него воротить, то это может нанести его репутации такой урон, что и не исправишь вовек. А слухи, о том, что он в своем доме порядок навести не может пойдут по Петербургу с такой скоростью и обрастут такими подробностями, что, в конце концов, дойдут до абсурда. И не ровен час, начнут говорить, будто жена его, не только не уважает, но и может так статься, поколачивает.
– И все таки, милая моя, позволь мне договорить… Хочу у тебя узнать, насколько ты уверена в своем решении? Уж не ошибаешься ли ты? Что если связь эта, с недостойным человеком дойдет так далеко, что станет уже слишком поздно? И потом, я не удивлюсь, ежели этот проходимец лишь за тем сюда и приехал, чтобы к ней подобраться, учитывая ее уязвимость. Уж не надобно много ума иметь, чтобы понять, ей только улыбнись, только протяни руку, она и влюбиться, от тоски, да от безысходности. Глядишь день-два, а там уж и в зятья нам нарисуется. И, что же делать? Неужто, я оставлю все как есть? Мне ведь тогда придется за него слово держать, помогать ему всячески, может на то, оно и рассчитано было, с его стороны, – и от надуманного им же самим, Арсентьева такой страх обуял, что он уже не только сомневался в принятом решении, но и был почти убежден, что решение то ошибочно.
– Станет поздно, или нет, не в нашей власти. Да только я знаю по себе, что если девушке ее возраста, что-то запретить, да в той поре, что она сейчас, то от этого, не только проку не будет, а станет только хуже. И такая одержимость ею овладеет, что она на все будет готова,
- Поездом к океану (СИ) - Светлая Марина - Исторические любовные романы
- Последний дар любви - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Красавица и герцог - Джулия Куин - Исторические любовные романы
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Российская история с точки зрения здравого смысла. Книга первая. В разысканиях утраченных предков - Андрей Н. - Древнерусская литература / Историческая проза / История
- Мария-Антуанетта. С трона на эшафот - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Рождественское проклятие - Барбара Мецгер - Исторические любовные романы
- Последний кошмар «зловещей красавицы» (Александр Пушкин – Идалия Полетика – Александра Гончарова. Россия) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Подружки - Клод Фаррер - Исторические любовные романы
- Рано или поздно - Мэри Бэлоу - Исторические любовные романы