Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

От симпатичного парня, которого я встретила на Аспенском нагорье, ничего не осталось. Вытерев лицо черной перчаткой, он поворачивается ко мне.

– Замечательно. Прежде чем мы прервёмся и потратим впустую тренировочный день, давай прокатимся. Но в понедельник мы поговорим с Холмсом, хорошо?

Я пожимаю плечами.

– Ради бога.

На самом деле я не испытываю особого желания тренироваться с ним. Только не после эпизода, когда он повёл себя как мудак. Однако другая часть меня отчаянно стремится показать Оскару, чего он лишается. Хочется продемонстрировать ему, насколько я хороша.

Оскар отводит взгляд.

– Гвен! Оскар! – разносится по всему залу голос моего отца. Скрестив руки на груди, он наблюдает за нами. – Сначала разомнитесь вместе и почувствуйте друг друга, хорошо?

Оскар подбородком указывает направление, в котором нам следует двигаться. Конечно, зачем со мной разговаривать сверх необходимости? Я должна бы разозлиться на него, но вместо этого злюсь на себя. Вчера я серьёзно сглупила, посетив эту вечеринку. И повела себя ещё глупее, когда вознамерилась отсосать ему на глазах у всех. Впрочем, я не виновата, но Оскару это, конечно, не известно. И я никогда не скажу.

Пейсли проносится мимо нас и быстро вскидывает брови, готовясь сделать лутц.

Мы катимся вперёд. Украдкой покосившись на Оскара, я признаю, что он чертовски хорош на льду. В нём есть какое-то обаяние, которое невозможно объяснить, зато тем лучше я его чувствую. Наблюдать за тем, как Оскар катается на коньках, сродни тому, чтобы самой тёмной ночью, когда тучи заслонили лунный свет, зависнуть между неуверенностью и свободой, пока вдруг небесный покров не прорывается, и лучи звёзд не начинают покалывать кожу.

Казалось бы, Оскар просто скользит вперёд, только вот я вижу больше. Я вижу, как он сосредоточенно высовывает кончик языка. Вижу, как лёд отражается в его голубых глазах, из-за чего они выглядят светлее, позволяя мне заметить неудержимую страсть, которая сопровождает каждый его шаг. Сейчас я вижу всё, поскольку лёд никогда не лжёт ни в отношении достоинств, ни в отношении недостатков. Я вижу покрытые белыми пятнами и обгрызенные до мяса ногти Оскара. Вижу шрамы на руках, большие и маленькие. Вижу чёрные чернила, которые выглядывают из-под закатанного рукава. Наверное, тёмная краска способна рассказать немало историй. Я бы многое отдала за то, чтобы прочитать хоть одну из них.

Я вижу его коньки, старые, с заломами на коже, почти серые, а не белые. Возможно, они отражают его жизнь. А может, и саму его сущность.

Почти серый, а не белый.

– Что такое? – спрашивает Оскар, повернув ко мне голову.

Моргнув, я стараюсь сосредоточиться на дорожке перед нами и молюсь, чтобы жар, который сейчас чувствуется на моём лице, не было видно.

– Ничего.

– Почему ты так на меня уставилась?

– Да не уставилась я.

– Ну да. – Мы уходим с дороги Леви и Эрина, которые едут нам навстречу. Оскар налево, я направо. Замечательное условие для участников парного катания, – это прямое разделение. Когда Оскар снова оказывается рядом, продолжает: – И поэтому твоя голова горит, как петарда за секунду до взрыва?

– Ты серьёзно только что сравнил меня с петардой?

Он пожимает плечами, но больше ничего не говорит. Когда я делаю шаг чоктау, чтобы со сменой ребра продолжить движение спиной вперёд, Оскар повторяет за мной. Очевидно, он подстраивается под меня. Я бы никогда не смогла сосредоточиться на том, чтобы ехать в ногу с ним, одновременно следя за поверхностью льда. Ну а Оскар, похоже, может. Он не только мегагорячий, но и суперталант. Ясно.

Я мрачно поджимаю губы и буквально выдавливаю из себя:

– Как давно ты катаешься?

– Восемь лет, – тут же отвечает он. Из-за учащённого дыхания мы произносим короткие, рубленые фразы. – С четырнадцати.

«Ага. Получается, он на год старше меня».

В течение следующих мгновений я ожидаю аналогичный вопрос. Так ведь обычно завязывается беседа или как? Один сообщает, что у него грибок стопы, после другой признаётся, что у него тоже, чтобы первый не чувствовал себя так плохо и возникло ощущение, будто они на одной волне. Так сказать, друзья по грибку стопы до гроба. Ну что ж, любители солнца, сегодня вас ждёт разочарование: пойдёт дождь. Или же так: Оскару явно не нужен приятель по грибку стопы.

Звук свистка вырывает меня из водоворота мыслей.

– Хорошо! – кричит отец. – Подойдите-ка сюда.

Мы останавливаемся перед ним.

Положив ладони на бортик, отец вытянул руки. Свисток висит на ремешке у него на шее. Он производит впечатление прирождённого тренера. Видя его сейчас, никто не подумал бы, что на самом деле он чемпион мира по раздолбайству и обсиранию.

– У вас хорошо получилось, – кивает отец. – Многообещающее начало. – Заметив неуверенность на моём лице, он улыбается. – Не волнуйся, Гвенни, ты отлично катаешься. Тебе будет несложно.

Вот оно снова. Один из дерьмовых моментов, когда он дарит мне отцовскую любовь. Пусть они и случаются крайне редко, я ненавижу эти моменты. Они причиняют больше боли, чем его обычные эгоистичные и угнетающие высказывания. Наши отношения с отцом – то ещё токсичное дерьмо. Я осознаю это, но не могу выбраться.

– Попробуйте сначала выполнить совместный пируэт, – велит отец. Он переводит взгляд с меня на Оскара, который с серьёзным видом кивает. – Бегите параллельно и, выполнив бабочку[13], переходите в либелу[14]. Ты обнимаешь Гвен за талию, Оскар. Затем отпускаешь ее, и Гвен переходит в бильман[15]. Всё ясно?

Я едва не обделываюсь от страха, ведь между нами не будет достаточного расстояния. Вдруг он во время прыжка заденет меня коньком и поранит? Или вдруг во время вращения я потеряю равновесие, поскольку он должен обнять меня? А вдруг у меня случится сердечный приступ из-за того, что он обнимет меня?

Мы встаём рядом. Оскар смотрит на меня. Я демонстративно смотрю в другую сторону.

– Готова, Хейли?

– Не называй меня так.

– Хорошо, Гвендолин.

– И так тоже.

Оскар тихо смеётся, и это хуже, чем его очевидная незаинтересованность. Его смех поражает меня где-то в районе солнечного сплетения, ещё раз подтверждая, насколько сильно меня привлекает этот говнюк.

– Но мне же нужно как-то тебя называть.

– Называй просто Гвен.

– Ну ладно. Готова, просто Гвен?

Я закатываю глаза.

– Готова, Мистерио.

Мы скользим вперёд. Двигаться синхронно довольно приятно. Примерно как расставить на полке книги одного формата. Мы делаем ещё три шага, прежде чем Оскар коротким кивком даёт знак на переход в бабочку. Я пытаюсь сосредоточиться на витающих над катком звуках: скрежет от соприкосновения поверхности льда с лезвиями коньков после прыжка, крики тренеров, стоны фигуристов и