Иные знания - Екатерина В. Коробова

смотреть перед собой. Он поспешно вытер лицо, и пепел на руках смешался с влагой, превратившись в грязные разводы. Рут опустила ладонь на грудь Ориону.

– Он ведь говорил нам, где, если что, искать помощь? Она ему нужна, – далла слабо улыбнулась, и Мик наконец смог выдохнуть.

Он подхватил Ориона на руки, и ему показалось, что тот совсем ничего не весит.

* * *

– Винишь себя? – Рут протянула дымящуюся чашку и села рядом.

Мик вопросительно посмотрел на напиток.

– Не бойся, это мои старые запасы, просто мята. И мед с кухни.

– Спасибо, – он сделал обжигающий глоток, наслаждаясь теплом напитка больше, чем вкусом. Он и не заметил, когда успел так сильно замерзнуть. – Да, виню. Себя, мятежников, беспечность тех двоих. Этого всего можно было избежать.

Они сидели прямо на полу, сбоку от стихийного камина, привалившись спиной к стене. На кровати лежал Орион, еле слышно постанывая сквозь сон. Мик то и дело тревожно прислушивался к этим звукам.

Дом, в котором мятежники приютили их, занимала большая семья, здесь везде царили теснота, взволнованные голоса и окрики, а из-за углов, кажется, постоянно выскакивали расшалившиеся дети. Мик еле выдержал все дружелюбные улыбки и признательные взгляды, от стыда хотелось провалиться сквозь землю. Для этих людей он был герой, а для себя оставался убийцей и виновником смертей, который сейчас подвергал здесь всех опасности. При первой же возможности он ускользнул к Ориону, спавшему после визита целителя в дальней комнате.

– Да много чего можно было избежать, знай мы наперед. Но прошлого не воротишь, – Рут сцепила руки в замок. Когда она держала их так, шрамы становились незаметны. – И мы сделаем все, чтобы это не повторилось.

– Нужно было предусмотреть. Нужно было, – Мик чувствовал, как у него горят щеки. – Аврум же не глупец и не безумец.

– Не глупец, – вновь согласилась Рут. – Но в Элементе столько пустующих ристалищ, Мик. И мы очень далеко от Предела.

– Но не от солдат Аврума, – Мик опустил взгляд на чашку. – Те двое были такие молодые. Едва ли старше нас. А я так и не решился ни у кого этим вечером даже имен их спросить.

– Мик, все, что ты сейчас делаешь, – это ведь и для того, чтобы такого больше не повторилось.

Он повернул голову и взглянул на Рут. На ней был старый свитер не по размеру, явно с чужого плеча, волосы небрежно сколоты на затылке. В ее ответном взгляде светилось столько искренней веры, что Мик не выдержал и смущенно отвернулся. Орион закашлялся во сне.

– С ним все будет в порядке, – тихо сказала Рут. И вдруг опустила голову Мику на плечо.

– Хорошо, если так. – Мик сделал последний глоток и поставил чашку на пол. И спросил внезапно совершенно нелепое и неуместное, смущаясь больше прежнего: – А ты рыбачила когда-нибудь? Любишь рыбалку?

– А? Прости, что? – Рут была где-то далеко в своих мыслях.

– Ну… – Мик почувствовал себя очень глупо, просто распоследним дураком. – У отца есть небольшой рыбацкий домик в паре часов пути от Предела. Я вдруг подумал, как здорово было бы туда слетать. Ну, когда все это кончится, конечно. Если захочешь, – добавил он, совсем сконфузившись.

Он и сам не понимал, почему заговорил об этом. Ни с того ни с сего вспомнился маленький деревянный дом на морском побережье и все, что было связано с ним: ощущение раскаленного песка под босыми ступнями, терпкий запах соли и водорослей, красные блики рассвета сквозь закрытые ставни. Мик с семьей и друзьями часто бывал там раньше, но сейчас все это казалось едва ли не выдумкой.

– Конечно, хочу, – улыбнулась Рут, словно не замечая его неловкости. – У нас за домом был маленький пруд. Мы все лето бегали туда ловить разную рыбешку, а мама Лайма, кажется, тайком проклинала нас, когда в очередной раз чистила этот улов на похлебку. У меня отлично выходит удить.

– Но уж уверен, что похуже моего, – Мик с тоской вспомнил ощущение азарта и радости от вида переливающейся в воздухе серебристой чешуи.

– Вот и проверим, когда все закончится, – Рут шутливо ткнула его локтем в бок.

– Ради такого можно и постараться. Я, знаешь ли, ненавижу проигрывать.

Рут внимательно посмотрела на него.

– Знаю, Мик.

1009 год от сотворения Свода,

15-й день третьего зимнего отрезка Элемента, Земля Болот

Мик

Далекие Земли – на горизонте в ясные дни виднелись Острые Хребты – остались в прошлом, их сменила бесконечная унылая Земля Болот. Орион писал и рассылал все новые и новые письма, страшно было представить, что бы с ними всеми было, не имейся у мятежников собственных надежных почтовых каналов. Мик уже не пытался разделить в памяти дни, где все окончательно слилось воедино: чужие воздушные суда и незнакомые полутемные дома, где их встречали словно родных; бедные, опустевшие поселения с запутанными грязными улочками. В городах, где они не сражались, оставаться было опаснее: Мик кожей ощущал, как разом исчезала в полдень такая желанная защита, и в эту же секунду будто оказывался нагим на морозе. Мик не раз спрашивал Ориона, нельзя ли ускориться, или устраивать битвы чаще, или же пропустить очередную остановку, но у того всегда находились объяснения: не хватит Воздуха в корабле; стало известно о готовящейся засаде; лучше перестраховаться еще одним боем; доступ к очередному ристалищу перекрыт, надо запутать следы. Когда-то путь от столичного Предела до Себерии на общественном воздушном судне занял у Мика и Рут меньше двух суток, теперь же они летели почти через весь Центральный континент. Маршрут петлял и растягивался до бесконечности, обходя наиболее опасные города, даруя защиту там, где это было нужно, изматывая до невероятной усталости, но – все же – неизменно приближая к Пределу.

Мысленно ристалища тоже невозможно было отделить друг от друга, словно Мик раз за разом оказывался в одном и том же сне. Он снова толкал тяжелую дверь, входил, и от его шагов пыль облачками поднималась в сухой холодный воздух и парила в лучах света. Краткие мгновения неистовства Стихии, лицо, вспотевшее под маской, стыд при виде поверженных соперников. Вечерами маленькая прохладная ладонь Рут опускалась ему на лоб – Мик всякий день с нетерпением ожидал этой секунды, – и ненадолго внутри наступала блаженная тишина, в которой растворялись тревога, вина, страх и отчаяние. Мик засыпал. А утром все начиналось по новой в следующем городе.

Больше всего Мик хотел запомнить лица и имена тех, кто принимал их, разделял с ними пищу и кров, рискуя всем, что имеет, но продолжая усмехаться и храбриться.