Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

же назвал своей спутнице, показывая их издалека, сеньоров с весьма древними гербами. И вдруг радостно воскликнул:

– О! Я вижу маркиза де Виллета… Что он здесь делает?

– Маркиза де Виллета? Где он?

– Вон тот молодой человек с большим носом, в сливовом камзоле… вне всяких сомнений, это он… Прошлым летом его недолго подозревали в авторстве памфлета, в котором вас не пощадили…

– «Пробуждение Авроры»?

– Он самый… Бедняга неспособен на такой мужской подвиг… Знаете стишок, сочиненный про него?

– Нет, и мне не терпится его услышать.

– Слушайте, это жемчужина:

Виллет все меняет местами,

Сражается он или ласкает.

Он не видит врага своего,

А любовница не видит его…

Мария-Антуанетта засмеялась.

– Очаровательно придумано, – сказала она. – Шарль, вы должны переписать мне это чудо, чтобы я положила его в свой архив, как драгоценный экспонат.

– Вы получите его завтра же… Но я вижу Лозона…

К ним с трудом пробирался между группками собравшихся высокий молодой человек с томным, нежным и одновременно гордым лицом с почти женскими чертами.

– А, вот, наконец, и вы, месье де Лозон! – вскричала Мария-Антуанетта.

Герцог взял протянутую ему руку королевы и понюхал ее, словно розу.

– Ах, мадам, какую честь вы мне оказываете! Ваше присутствие наверняка сильно поспособствует улучшению породы лошадей…

– Наглец! Но скажите, почему я вчера не видела вас в моем кружке?

– Очевидно, он проводил время со своими колдунами, Антуанетта, – лукаво заметил Артуа. – Он же помешан на магии, а желание увидеть дьявола лишило его сна.

– И вы его увидели? – спросила королева.

– Нет, мадам, но в качестве компенсации он сегодня позволил мне увидеть прекраснейшую женщину Франции.

Артуа поднял указательный палец.

– Берегитесь, Антуанетта, Дон Жуан, в сравнении с ним, всего-навсего неловкий волокита. В эту самую секунду в мире по нему страдают, не соврать бы, десятка два сердец.

– Однако же вы женаты, месье де Лозон! – заметила молодая женщина с наигранной суровостью.

– Настолько мало, мадам, что об этом даже не стоит и вспоминать.

– Как я сочувствую бедной Амели де Буффлер! – прошептала королева.

– Я вас покидаю, – сказал Артуа, – мне надо подбодрить моего жокея, несколько добрых слов пойдут ему на пользу; вот уже неделю он сидит на воде и хлебе.

Он ушел. Они видели, как он переходит от группы к группе, жестикулирует, хлопает по животу каких-то дворян, расталкивает лакеев из конюшни; наконец он затерялся в толпе, в той стороне, где были выстроены лошади, готовящиеся к старту.

– Итак, мой друг, – сказала Мария-Антуанетта, – вы мне не ответили… Почему же вас не было у меня вчера?

Лозон сделал неопределенный жест.

– Артуа вам только что объяснил: я занимался колдовством.

– Не выдумывайте сказки, вы были у любовницы. Она вас так сильно приворожила, эта княгиня Чарторыйская?

– Меня? – переспросил герцог с невинным видом. – Ни одна женщина не может похвастаться тем, что сделала меня своим рабом.

И сладким голосом пропел финал песенки Бомарше:

Мудреца запомните совет

(Заключен великий в нем секрет):

Всякая женщина достойна поклонения,

Но лишь немногие заслуживают сожаления.

– Какой вы жестокий! – воскликнула Мария-Антуанетта. – Но вы заплатите за ваши грехи муками в аду…

– К тому времени, – ответил Лозон с очаровательной беззаботностью, – мы с лукавым давно уже будем добрыми друзьями… Нет, мадам, княгиня не занимает в моей жизни того места, какое вы ей приписываете… Впрочем, через несколько дней я покидаю Париж.

Мария-Антуанетта вздрогнула.

– Вы уезжаете?

– Я должен вернуться в мой полк в Саррегемин.

– Так далеко! Значит, мы больше не увидимся?.. Послушайте, Лозон, я говорю серьезно, хотите, я попрошу господина де Мюи, военного министра, чтобы он перевел королевский легион поближе к Парижу?

– Не трудитесь, мадам, княгиня Чарторыйская вполне обойдется без меня в течение нескольких недель.

Она посмотрела ему прямо в лицо и нежно сказала:

– Болван!

– Не сердитесь на меня, мадам, – шутливым тоном попросил он. – Меня зовет не только долг военного. Имейте добрую душу, подумайте обо всех этих мелких буржуазках, которые скучают в маленьких гарнизонных городишках и ждут нас, чтобы мы их немного пообтесали; благодаря нам они выйдут замуж, имея гораздо более утонченные манеры.

– Прекратите шутить, Лозон, вы доставляете мне сильное огорчение… я привыкла к вам… Ах, если бы вы остались!

Молодой человек придвинулся к Марии-Антуанетте и бросил на нее из-под ресниц взгляд, перед которым не смогли устоять столько женщин.

– На что я мог бы надеяться?

– На немногое… А вы что имели в виду? – осведомилась, жеманничая, королева.

– Чтобы вам ответить, простым словам недостает величия, но один поэт когда-то написал стихи, прекрасно выражающие мою мысль… Могу ли я осмелиться их повторить?

– Неужели королевский офицер испытывает страх?

Тогда Лозон наклонился к уху Марии-Антуанетты, которая стала розоветь, краснеть и багроветь по мере того, как слушала непочтительные рифмы:

Если в твоем саду, обворожительная иностранка,

Яблоня или густая груша

Позволяет так неудачно опылять цветы,

Что после этого не завязывается плод,

Следует сменить руку, ухаживающую за нею,

И выбрать работника получше…

Если мой совет дошел до твоего сердца,

Ах, в один из ближайших вечеров возьми в садовники меня!

– Какая спешка! – воскликнула молодая женщина. – Я бы все-таки заставила вас немного набраться терпения, господин наглец.

Сверкая глазами, она грозила ему своей длинной, украшенной лентами тростью. Вдруг поднялся гул, за которым последовал глухой топот копыт.

– Скачка началась, – объявил мокрый от пота Артуа, вытирая лоб.

Мария-Антуанетта взяла свой лорнет и направила его на дорожку. Лозон с невозмутимым видом стоял рядом с ней. Люди вокруг них размахивали руками, топали ногами, кричали. Артуа в одиночку производил больше шума, чем десять человек. Под крики партера лошади трижды обежали вокруг арены. Финиш сопровождался громким воплем.

– Опять выиграл Лозон! – простонал Артуа. – Двадцать пять луидоров!

– Чудовище! – сказала Мария-Антуанетта молодому человеку. – Вы были уверены в победе. Это я приношу вам удачу, а вы хотите меня покинуть?

– Я вернусь, мадам, – пообещал герцог с проникновенными интонациями в голосе, – я вернусь, и тогда вы найдете в моем лице самого покорного, самого верного из ваших рабов… Но если позволите, я представлю вам моего жокея. Это молодой англичанин, обладатель больших достоинств.

– Приведите его, я дам ему сто экю за труды.

Когда Лозон ушел, Мария-Антуанетта обратилась к деверю:

– Шарль, пока мы вместе, давайте обговорим, чем будем заниматься завтра. Что вы придумали?

– Поездку на «телеге», моя очаровательница. Мне как раз доставили новую карету… перышко! Мы понесемся, словно