Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

и враждебности, она повысила голос. Г-жи де Шиме и де Майи, поставленные перед выбором, подчиниться или подать в отставку, покорились, затаив в сердцах обиду. Внешне восстановилось спокойствие.

Но во время этих баталий Мария-Антуанетта с удивлением и печалью открыла для себя, что совсем не знает свою новую сюринтендантшу. Она никогда бы не подумала, что госпожа де Ламбаль, такая мягкая и почти незаметная, оказывается, обладает такой скрытой жаждой почестей и богатства.

Более того, желая, чтобы королева принадлежала ей одной, принцесса попыталась отдалить от нее госпожу де Грамон, принцессу де Гемене и госпожу де Брион; она обиделась из-за мимолетной дружбы, которую ее повелительница почувствовала к графине де Дийон, при каждом случае она демонстрировала ревность, была деспотична и невыносима.

И Мария-Антуанетта спросила себя, не придется ли ей скоро пожалеть о госпоже де Ноай, которая, по крайней мере, не требовала, чтобы улыбки, нежные взгляды и поцелуи королевы принадлежали ей одной.

Под руку с графом де Водрёем, одетым с крайней элегантностью в алый камзол и обутым в башмаки с лентами, Мария-Антуанетта направлялась в салон, где оправлявшаяся после родов графиня д’Артуа устраивала концерт.

На пороге пару встретили аккорды. Перед клавесином с двумя рядами клавиш перед нотным пюпитром стояла молодая женщина.

Мария-Антуанетта остановилась возле двери, жестом попросила присутствующих не вставать и стала слушать певицу, начавшую исполнение пасторали шевалье де Буффлера:

Под ивой, на лугу,

Однажды юный Колине

Заметил прекрасную Сильви

В короткой юбочке и белом корсете…

Голос поднимался, мягкий, теплый и свободный, его переливы, казалось, уносисили слова на золотых крыльях. По спине Марии-Антуанетты пробежала приятная дрожь. Она нагнулась к госпоже де Ламбаль, присоединившейся к ней.

– Какой прекрасный голос! – шепнула она. – Вы знаете эту особу?

Принцесса поморщилась:

– Кажется, она родственница одной из дам свиты графини д’Артуа… Графиня де Полиньяк… семья невысокого положения.

Мария-Антуанетта внимательно смотрела на молодую женщину, продолжавшую воспевать любовь Колине и Сильви:

Он подходит и бросает на нее

Нежный и удовлетворенный взгляд,

Восклицая: «Ах, как она хороша

В короткой юбочке и белом корсете!»

Она была небольшого росточка, но, хотя и сидела, мягкий изгиб плеч, мягкие линии бедер и упругость маленьких грудей показывали изящество и молодость безупречного тела. Изящная головка покачивалась на тонкой шее в такт музыке, словно цветок на стебле.

– Она очаровательна, – сказала королева. – Что еще вы о ней знаете?

Тонкая улыбка госпожи де Ламбаль стала лукавой.

– Немногое. Но мне кажется, что вас мог бы просветить на ее счет господин де Водрёй.

Водрёй, стоявший позади королевы, вздрогнул. Его красивое лицо, на котором оставила свои следы оспа, вспыхнуло от гнева. Он смерил сюринтендантшу разъяренным взглядом и скорчил ей гримасу.

– Итак, месье де Водрёй? – спросила Мария-Антуанетта.

Граф принял непринужденный вид.

– А что я могу вам сообщить, мадам? Как и многие здесь, я плохо знаю Полиньяков, и то, что я мог бы вам о них рассказать, не представляет интереса. Расспросите лучше графиню д’Адемар. Она и ее муж их друзья.

Если у Марии-Антуанетты появлялось какое-либо желание, она не успокаивалась до тех пор, пока не получала того, что хотела. Она поискала глазами графиню д’Адемар, заметила и подала ей знак.

Пока старая придворная дама спешила подойти к своей государыне, госпожа де Полиньяк продолжала петь романс:

Рассуждая таким образом,

Дерзкий начал действовать.

Вы прекрасно знаете, что не очень просто защищаться

В короткой юбочке и белом корсете.

– Мадам д’Адемар, – сказала королева, – можете ли вы рассказать мне о даме, которая так хорошо поет?

Лицо графини просветлело.

– Конечно, если ваше величество этого желает… Эта молодая женщина достойна интереса.

– Как получилось, что я не встречала ее здесь чаще?

– Причина проста, мадам: Полиньяки не богаты, большую часть времени они живут уединенно в своем поместье Клэй и появляются при дворе, лишь когда им позволяют средства.

– Они из хорошего дворянства? – спросила Мария-Антуанетта, вдруг заинтересовавшись.

– Из лучшего. Род молодой женщины, Поластроны, старинная семья из Лангедока, имеет блестящее происхождение, ее герб – черный лев с алыми языком и когтями на серебряном поле. Что же касается Полиньяка, в числе его предков один великий хлебодар[29] Франции; еще один, кардинал де Полиньяк, занимал высокий пост при дворе Людовика XIV, но с тех пор они претерпели много ударов судьбы.

– Несчастные люди! – с сочувствием заметила Мария-Антуанеттаа. – Как, должно быть, тягостно им жить в вынужденном уединении!

В этот момент молодая женщина допела последние куплеты пасторали:

Уступить ему… да… но благоразумие

Молчит, когда говорит любовь.

И интересует одно лишь наслаждение

В короткой юбочке и белом корсете!

Девушки, это приключение

Учит вас, что нескромно

Находиться на природе

В короткой юбочке и белом корсете.

Послышались аплодисменты, и певица с очаровательным изяществом несколько раз поклонилась присутствующим.

– Мадам д’Адемар, – сказала Мария-Антуанетта, – не угодно ли вам привести ко мне госпожу де Полиньяк? Скажите ей, что мне будет приятно поздравить ее.

На другом конце залы молодая женщина как будто почувствовала, что речь идет о ней. Она повернула голову, увидела улыбающуюся королеву, покраснела, прижала руку к сердцу и замерла в смущении.

Через мгновение она склонилась перед Марией-Антуанеттой.

– Мадам де Полиньяк, – сказала королева, – я только что испытала большое удовольствие, слушая ваше пение. У вас просто соловьиный голос… Ваше величество слишком добры.

– Нет, нет, я говорю правду… Знаете, мне было бы очень приятно слушать вас почаще.

Певица вздохнула:

– Ваше величество, очевидно, не знает, что наше финансовое положение не позволяет нам, моему мужу и мне, жить в Версале.

– Я это знаю, и никто в мире не сожалеет об этом сильнее меня.

Мария-Антуанетта внимательно рассматривала молодую женщину и с радостным волнением обнаружила, что вблизи госпожа де Полиньяк еще красивее, чем издали. Масса волнистых черных волос венчала ее удлиненное лицо с безупречным овалом и нежной бархатной кожей, носик был маленьким и почти вздернутым, рот как у ангела, питающегося лишь небесной пищей.

– Друзья, которые дорожат вами, – продолжала королева, – рассказали мне, что вы не имеете здесь положения, подобающего вашей семье по ее заслугам.

Госпожа де Полиньяк подняла на Марию-Антуанетту глаза глубокого лазоревого цвета.

– О, мадам, – сказала она, – мы не честолюбивы и умеем довольствоваться тем, что имеем. Я очень люблю деревенскую жизнь.

Она говорила медленно, с гармоничной небрежностью, и при каждом произносимом ею