Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

слове показывались ее блестящие мелкие зубы. Внезапно вспыхнувшая симпатия повлекла королеву к этой нежной и наивной молодой женщине, казалось отдававшей ей всю душу своим взглядом.

– Не важно, – сказала она. – Я не могу допустить, чтобы и впредь семья Полиньяк, после всех услуг, оказанных ею Франции, держалась вдалеке от двора. Приглашаю вас приходить в мой кружок и на мои балы. Также я рассчитываю на то, что для моих концертов вы обучите меня этой милой песенке, принесшей вам заслуженный и законный успех. Вы принимаете мое приглашение?

Госпожа де Полиньяк, вся розовая от волнения, поклонилась:

– Ваше величество могут быть уверены, что я постараюсь оказаться достойной чести, которую вы соблаговолили мне оказать.

Она присела в реверансе и плавной походкой направилась на свое место.

Мария-Антуанетта задумчиво смотрела ей вслед.

– Бедная малышка, – произнесла она. – Я должна что-нибудь для нее сделать.

Когда час спустя королева вернулась в свои покои, она чувствовала себя легкой, довольной, полной загадочной уверенности в будущем. Все люди, приближавшиеся к ней, все предметы ее окружения казались более красивыми из-за отблесков, отбрасываемых на них ее внутренней радостью. Отчего с ней это происходит? Почему красивое лицо той молодой женщины не уходит из ее памяти? Может быть, потому, что та, когда их взгляды впервые встретились, в знак того, что дарит себя, приложила одну руку к сердцу, а палец другой, словно посылая воздушный поцелуй, приложила к губам?

Глава VI. Узы дружбы, путы уздечки

Когда Мария-Антуанетта увидела ее вновь, сразу поняла, что ее сердце, взволнованное первой встречей, не ошиблось. Наконец-то! Появилась та, кого она представляла в своих мечтах, подруга, рядом с которой она всегда найдет убежище от утомительных и раздражающих обязанностей королевской жизни. Это ее она так долго ждала, кроткую, сдержанную женщину с простыми вкусами, у которой не будет ни непримиримости госпожи де Ламбаль, ни бурной экзальтированности принцессы де Гемене и с которой можно будет в тишине наслаждаться радостями дружбы. По крайней мере, эту у нее никто не отнимет, она будет принадлежать ей как самое дорогое сокровище души; королева своими руками создаст счастье этого нежного создания, это будет результатом каждодневной заботы и любви, в обмен на которые она не попросит ничего. Она была заранее уверена в том, что эта подруга, обязанная ей всем, никогда не станет алчной, деспотичной и неблагодарной.

Держа свое обещание, госпожа де Полиньяк стала бывать в кружке и на балах, участвовать в концертах королевы, а потом внезапно покинула Версаль. Мария-Антуанетта начала беспокоиться, когда получила письмо, в котором графиня объясняла, что, с разрывающимся сердцем, все же вынуждена была уехать, так как недостаточность средств не позволяет ей дольше оставаться при дворе.

Надо было принимать решение, и королева приняла такое, какого требовала ситуация. В первую очередь, решая самый насущный вопрос, она вознамерилась отдать графу Жюлю де Полиньяку должность заместителя своего первого конюшего с правом преемственности, к которой прилагались двенадцать тысяч ливров дохода. Граф де Тессе, обладатель этой должности, и семейство Ноай, узнав, что этот источник дохода скоро уйдет из семьи[30], в ярости раскричались было о грабеже; но, столкнувшись с твердой позицией Марии-Антуанетты, вынуждены были оставить свои претензии при себе. В то же время виконту де Полиньяку, свекру госпожи де Полиньяк, пообещали должность посла в Швейцарии, а графине д’Андло, бедной тетушке новой фаворитки, заплатить в скором времени шесть тысяч ливров пенсиона – запоздалое возмещение за то, что когда-то она отправила мадам Аделаиде фривольные книжки.

Что же касается самой госпожи де Полиньяк, для себя она ничего не хотела и просила лишь дать ей возможность всегда находиться рядом с ее государыней, которая, потрясенная до слез подобным бескорыстием, больше не могла жить вдали от той, кто становился ей все дороже и дороже.

Успокоившись относительно ближайшего будущего своего семейства, прекрасная графиня согласилась быть любимой. Отныне ее темноволосая голова стала изящной тенью белокурой головы Марии-Антуанетты. Рядом со своей августейшей подругой она присутствовала на церемониях, имевших место в Версале по случаю бракосочетания Мадам Клотильды, «Толстой Мадам», с принцем Пьемонтским; она сопровождала ее в Шуази и Фонтенбло; она была на всех празднествах, всех торжествах, всех прогулках: пеших, конных, в экипажах и на лодках.

В какой-то момент, в состоянии радостной эйфории, королева решила, что принцесса де Ламбаль и госпожа де Полиньяк вполне могли бы подружиться, но события быстро разубедили ее. Сюринтендантша с тревогой наблюдала за новым увлечением, которое мало-помалу лишало ее привязанности Марии-Антуанетты. Могла ли она согласиться с тем, что кто-то другой заменит ее в сердце той, над которой она рассчитывала властвовать?

Началась подковерная борьба между двумя фаворитками, точнее, между их сторонниками, знавшими, что победитель будет по своему усмотрению распоряжаться почестями и выгодами. Госпожу де Ламбаль поддерживали граф д’Артуа и все принцы крови, а госпожу де Полиньяк – Водрёй, который, похоже, заметно продвинулся в нежных милостях у графини, барон де Безенваль, энергичный любитель непристойных шуток, пятидесятилетний подполковник швейцарской гвардии Эстергази, герцог де Куаньи и вся молодежь двора, собиравшаяся у любовницы герцога, принцессы де Гемене.

Пока госпожа де Ламбаль отчаянно цеплялась за призрачную власть, каждый день, несмотря на упреки и слезы, теряя очередную частицу влияния, госпожа де Полиньяк, спокойная и улыбчивая, как будто парила над схваткой, словно божественная десница раз и навсегда поместила ее на трон дружбы в обстановке спокойствия.

Людовик XVI решил уладить вопрос с уздечкой. Какова была причина этого внезапного решения мужчины, который, достигнув возраста двадцати двух лет и будучи уже пять лет женатым, еще не испытывал никакого влечения к любви?

Решил ли он, как человек, рассуждающий логически, что необходимо занять делом принцессу де Гемене, только что унаследовавшую от своей тетушки должность гувернантки Детей Франции? Или, скорее, с опозданием понял, насколько смешон, когда до его ушей дошли откровения Марии-Антуанетты Безенвалю?

Этот весельчак-балагур, совершенно не умевший держать язык за зубами, повсюду рассказывал, что королева во всех подробностях поведала ему об оскорбительном небрежении своего супруга, отличного слесаря, компетентного географа, опытного каменщика, страстного охотника – короче, человека выдающегося во всех сферах, кроме ремесла мужа и искусства сладострастия.

Эти соображения в соединении с опасением, что корону Франции однажды унаследует только что родившийся сын графини д’Артуа, подвигли Людовика XVI на то, чтобы принять в начале ноября в Фонтенбло героическое решение.

Он вызвал господина Луи, своего первого хирурга, и изложил, чего от него ждет. Доктор долго изучал орган, от которого зависела судьба короны и который король доверял ему с