Участники - Денис Епифанцев

Macallana со льдом.

– Лед тает и смягчает вкус, – говорит он, передавая низкий, резной, с толстым дном, стакан Косте.

– Ты правда детектив? Как сказал Андрей. – Ему приходится почти кричать. Он взял Костю за затылок и придвинул ухо к губам.

– Да. Но я не работаю на Савельева. – Он наблюдает за Артуром: лицо и поза расслабленные, локоть на стойке, виски держит почти пальцами, но глаза выдают внимание.

Костя чувствует странное и спокойное унижение. Артур не спросил его, хочет ли он виски. Он просто его заказал и заплатил. Ему очень хочется – эта мысль вспыхивает в голове и несется к языку, разбивая все препятствия, и только какая-то глубокая сосредоточенность не дает ему сплюнуть ею – он в последний момент успевает выставить заградительные барьеры, одергивает себя, как одежду – спросить, сколько он должен за этот виски, и кинуть деньги. Но он понимает, как глупо и мелочно это будет выглядеть. Но это так унижает. Он не принимает решения, не высказывает мнения. С ним обращаются.

– Андрей ее не убивал, – говорит Артур, сделав глоток маслянистой, дубовой жидкости.

– Откуда ты знаешь?

– Этого не знаю. Но знаю Андрея – у него нет ни одного разумного повода.

Компания справа отходит от бара, и появляется больше места. Костя ставит виски на стойку, кладет локоть, принимает расслабленную позу.

– Знаешь, когда маньяков ловят, все друзья и знакомые потом говорят, какие они были добрые и вежливые.

– Резонно.

– А чем ты занимаешься?

– Я финансовый советник.

– Что это значит?

– Советую людям, куда вкладывать деньги.

– И за это платят? А в чем подвох?

– Это долго объяснять. Расскажу как-нибудь, если тебе интересно, при случае. Давай лучше ты.

– Я?

– Смотрел «Молчание ягнят»? Где Ганнибал Лектер говорил Клариссе, что поможет ей, но она взамен должна ему рассказать что-то о себе. Qui pro quo, Кларисс.

– Опасно сравнивать себя с Ганнибалом в данной ситуации.

– Без обид, но ты пока не представляешь опасности.

– Почему?

Сзади кто-то наваливается, и Костю прижимает к Артуру. Он оборачивается, отыгрывает пару сантиметров назад, но все равно они слишком близко: случайно касаются коленями.

– Андрей обнаружил слежку в первый день. Во второй уже был уверен. Ты действовал настолько непрофессионально, что это даже удивительно. Либо ты типа Леона или Грегори Хауса. Ну, типа, у тебя какая-то хитрая стратегия, которая включает в себя настолько топорную работу, чтобы мы расслабились и подумали, что ты не представляешь опасности, либо ты действительно не представляешь опасности. А как учит нас Оккам, если кто-то выглядит как утка, ходит как утка и крякает как утка, с большой долей вероятности можно предположить, что он – утка. Пока он не ошибется или застежки на костюме утки случайно не расстегнутся, мы, для экономии усилий, будем считать его уткой.

Артуру надоела эта игра в вежливое сохранение дистанции, в какой-то момент он берет Костю за локоть и практически прижимает к себе. Говорить стало проще, но теперь, чтобы выпить, нужно развернуться на девяносто градусов, иначе получается слишком интимно – в кино девушка при такой близости, сделав глоток алкоголя, следом целует парня, чтобы перелить алкоголь ему в рот.

Хорошо, что они пьют виски, а не текилу.

Но почему он говорит «Мы»? Что значит это «Мы»? Какое дело Артуру до того, что Костя расследует? Или он имеет к этому отношение? Он заинтересованное лицо? Он все-таки сообщник?

– И ты хочешь, чтобы я начал говорить, рассказал что-то о себе и ты убедился, что я утка?

– Ну как вариант.

– В смысле?

– Я не знаю, что ты ответишь. Дело на самом деле не в ответе.

– А в чем?

– Ну как бы объяснить. Вот если бы мы были на приеме у психоаналитика и ты бы стал рассказывать о детстве, то важно было бы не то, какой именно случай ты рассказываешь, сам сюжет, а то, что ты говоришь на тему детства. Понимаешь? Сюжет тоже важен, но это второстепенный слой, следующий.

– А ты понимаешь, что, чем больше ты говоришь, тем меньше у меня шансов, что костюм утки сработает?

– То есть?

– Если я после всех этих слов начну «давать утку», то мы оба будем знать, что это фуфло.

– Резонно.

– И тут интересно другое – а почему ты заговорил об этом? Ты говоришь, что Андрей не виновен, но тут же расспрашиваешь меня, представляю ли я опасность. Сам факт вопроса должен настораживать. Ты чувствуешь опасность? Тебе есть чего опасаться?

– Ух. Вот это хорошо.

– Но гораздо интереснее другое – я ведь расследую Андрея. Тебя эта история до этого момента никак не касалась, но ты все время говоришь «мы». Как будто предлагаешь мне копать еще и в этом месте. Нет?

– Очень хорошо. Я буду называть тебя «Черной уткой».

Из толчеи тел возникает Андрей.

– Мы пошли на второй этаж. Саша отключается.

Они некоторое время смотрят друг на друга так, как будто между ними происходит диалог, который уже происходил не раз, что-то вроде «Ну я же тебе говорил. – Да, ты мне говорил и что?» В конце концов Артур сдается, выдыхает, берет стакан и пробирается к лестнице.

На втором этаже у бархатного шнура в ВИП-зону Саша уже спорит с охраной. Охрана принимает решение отказать ей без объяснения причин. Парни пытаются выяснить, что случилось, но и им отказывают.

Костя знает этих парней на входе. Он кивает им и спрашивает.

Леха – главный в смене – смотрит с сомнением, но потом объясняет, что девушка неадекватна и в прошлый раз ее приходилось успокаивать. Странно, что ее вообще пустили в клуб.

– У Иваныча к ребятам есть дело. Поможешь, я в долгу не останусь.

– На твою ответственность.

– Конечно.

Леха оглядывает парней еще раз, кивает напарнику, и тот отстегивает шнур. Саша проходит с презрительным лицом, парни кивают Лехе. Андрей идет последним.

Здесь темно, прохладно, людей меньше, чем внизу у бара. Кто-то курит кальян, из угла раздается смех. Но за большинством столиков сидят молчаливые люди: их лица подсвечены светом телефонов.

Саша падает на диван и требует водки. Андрей садится и снова углубляется в телефон. Артур делает заказ и остается стоять рядом с Костей.

– Что случилось?

– Охранники, – громко заявляет Саша, – позор России!

Она лезет в мягкую красную сумочку, достает небольшой стеклянный кулон на цепочке, открывает и высыпает на тыльную сторону ладони немного белого порошка, громко вдыхает его в себя и недолго, будто у нее носом пошла кровь, сидит с задранной головой.

– Каждый переживает горе так, как умеет, – говорит тихо Артур.

Взгляд Саши как будто промывают стеклоочистителем. Глаза блестят, рот сам