Участники - Денис Епифанцев

с Настей. Андрей все в том же пальто с каракулевым воротником, крепких кожаных ботинках и с небольшой сумкой через плечо. Настя в шубке и сапогах.

Все знакомятся, Лена с интересом рассматривает шубу. Костя Настю.

Он знает ее по инстаграму Тоже мажорка, дочь богатых родителей. Учится в Лондоне на социолога – «наука XXI века», как она написала под одним из фото. У нее, когда она снимает перчатки, чтобы пожать руки, прозрачный маникюр и лыжный загар. Она только что вернулась из французских Альп.

Они покупают билеты в автомате и идут на платформу. Сухой снег ложится на асфальт и превращается в черную грязь. В электричке мало народу – утро и выходной, – поэтому они занимают две лавочки друг напротив друга и к ним никто не подсаживается.

Ехать им примерно минут тридцать.

Всю дорогу Настя молчит. Она с удовольствием разглядывает людей. Лена играет в шарики. Андрей читает.

Костя смотрит в окно. Грязные пригородные пейзажи, освещенные тусклым зимним солнцем, плетутся вдоль поезда. Почти везде, куда падает взгляд, лежит какой-нибудь мусор: пластиковые бутылки, пакеты.

Даже когда они медленно выезжают за город, ощущение мусорного пространства не исчезает. Где-то на горизонте все равно виднеются склады, ангары, какие-то панельные здания заброшенного вида.

Костя думает странную мысль: что было бы, если бы он родился не в России. Кем бы он стал, и как сложилась бы его жизнь? Он замечает, что все чаще думает эту мысль. За все время общения, изучения этой странной компании он ничего не узнал о них – они остаются странными и непрозрачными: что их связывает, что скрепляет эту дружбу, а он уверен, что это какая-то очень странная, но крепкая дружба, какие-то непонятные нити, что протянуты между ними. И он этого не понимает. Он больше узнал о себе.

Он думал всегда, что стал достаточно взрослым, стал цельным: у него были твердые взгляды на жизнь, убеждения, приоритеты. Он видел себя куском камня, от которого можно что-то отколоть, но невозможно изменить. Но все они каким-то странным, непонятным образом влияют на него, как будто это радиация, которая проходит сквозь него и меняет его кристаллическую решетку. Хотя, кажется, радиация так не действует.

Ему кажется, что он остается все таким же твердым, но при этом меняется. Как если бы он был куском льда, который топится в воду, смешивается с малыми частями другой воды: воды с примесями, морской воды с водорослями, воды с другим составом, чем-то еще, а потом снова замораживается. И вроде бы снова цельный и твердый, но не тот же самый.

Но когда он думает об этом, это его странным образом не беспокоит. Ему казалось, что обнаружить у себя мысли Андрея или рассказать на работе шутку Артура будет чем-то сродни предательству самого себя – эта солидаризация выдаст в нем непрофессионала, который не может отделить личное от работы. Но нет. Он спокойно смотрит на себя, видит эти изменения и не видит в них ничего плохого.

«Что если бы я родился не в России? – думает он. – Что бы я видел сейчас? Видел бы я эту природу? Деревья? Дома? Вот эти церкви – какие чувства они бы во мне вызывали?

Что если бы я вообще ничего не знал об этой стране и этих людях? Говорил на другом языке?

Был бы я более счастлив?»

Он следит за полетом птицы. Она скрывается из виду, наметив своим движением границу какого-то важного круга.

– Да, док? – возвращает его голос Андрея.

– Вы ходили в музей? – Лена, немного отстранившись, смотрит на него.

– Центр Братьев Люмьер, – продолжает Андрей. – Там была выставка Джока Стёджерса. Там еще какой-то полоумный врывался и кричал, что все это педофилия. Помнишь этот кейс?

«Был бы я счастлив так, как я был счастлив раньше?»

Посмотрели выставку, а потом перебирали альбомы в магазине. Я очень люблю магазины при музеях. Это главный признак, хороший музей или нет. И мы смотрели, и я наткнулся на книгу о «Прометее», фильме. Помнишь? Ридли Скотт же, да? Это был такой альбом с референсами: корабль летит к планете, космос, джунгли, внутренности корабля. Все, что в фильме было нарисовано на компьютере.

Целый альбом, короче, как кадры с экрана. И они такие, знаешь, очень странного качества. Они сверххорошие, сверхподробные, и из-за этой сверх-сверхподробности и качества ты прямо видишь, что все это нарисовано. Ты видишь его как коллажи из разных фотографий, как монтаж. Задний фон и, например, корабль – они как будто не совпадают, как будто из разных работ. Эффекта реальности и целостности – его нет.

А я же помню, что в кино это выглядело очень натуралистично. У меня к фильму было много претензий по логике и мотивации, но точно не было претензий к качеству картинки. И я стал вглядываться, и до меня дошло, в чем проблема. В фильме, на самом деле, этого качества нет. Там картинка слегка в пыли, в царапинах, в зернах. Она подрагивает. Она в пикселях, если на компьютере смотреть – короче, она как раз наоборот – не совершенна.

И это несовершенство – это плюс.

Мой глаз сам достраивает картинку, моя голова сама придает реальности тому, что таковым не выглядит.

Понимаешь?

И я тогда подумал, что если оставлять вот эти зазоры, давать шанс читателю или зрителю самому совершать эту работу, достраивать до совершенного, до реального, то он с удовольствием эту работу будет совершать.

– Нет, дорогой, – Настя, поеживаясь, плотнее запахивает шубку, – то, что ты описываешь, называется какономикой. Как какофония, только экономика.

Это вот как раз про зазоры. Ты нанимаешь рабочих, чтобы они поклеили тебе обои, но ты знаешь, что они выполнят работу плохо, и поэтому с самого начала начинаешь ныть и требовать скидки. А они знают, что ты им не заплатишь всю сумму, поэтому с самого начала начинают плохо класть плитку. Состояние экономики, когда все участники уверены, что другой не выполнит свою часть контракта, поэтому с самого начала не планируют выполнять свою.

Но то, о чем ты говоришь – это другое.

Ты говоришь о том, чтобы создать нечто, а потом усилием внести в это нечто что-то инородное. Некую примесь. Подсыпать песку. Совсем немного, но то, что ты создал, уже не идеально.

Это нужно, по сути, по одной причине. Если то, что ты сделал, потом этим будут пользоваться люди, то они, скорее всего, будут пользоваться этим так, как им удобно, а не так, как ты задумал. Примесь покажет, что твое нечто живое и способное воспринимать других. Оно способно контактировать и изменяться под