Участники - Денис Епифанцев

и протягивая красную нитку: кто с кем как знаком и насколько близко. Он просмотрел весь его инстаграм, контакт и фейсбук.

Все хэштеги, геометки и отметки других людей.

Просмотрел их аккаунты в поисках совпадений.

Составил в экселе подробный календарь его перемещений. Потом стал в соседние ячейки заносить имена: кто был отмечен, кто в те же даты находился в тех же местах, кто ставил те же хэштеги, если это был, например, музыкальный фестиваль.

Постепенно, как мозаика, складывалась картина: вот круг – с кем он чаще всего встречается в клубах. Вот те, с кем он ездит отдыхать, или те, к кому он ездит. Круг по теме спортзала. Круг по теме автомобилей.

Важный круг, который он выделил для себя в приоритет, был круг, у которого не было общей темы. Они сидели в кафе или на траве. Выкладывали одинаковые фотографии с одних и тех же домашних вечеринок. Отмечали друг друга на обложках книг и виниловых дисков (он сделал отдельный список этих книг и дисков, отмечая про себя чуть позже разобраться и с этим: что он читает и слушает).

Этих фотографий было немного, и этих людей было меньше десятка, но что-то было в этих фотографиях и подписях под ними, что наводило его на мысли о какой-то общей близости. У всех этих фотографий было одно общее свойство (это он понял намного позже) – это были семейные фото: домашние, теплые фотографии, которые может сделать только тот, кто любит.

И хотя на первый взгляд Андрей на этих фотографиях не выглядел как-то иначе, он был все таким же, но общий контекст: фото плюс текст плюс автор – подсвечивал его золотистым светом.

Через неделю на стене было три слоя бумаги с записями, а график его жизни был составлен на год назад настолько подробно, насколько это вообще возможно.

Помогало то, что Андрей был последовательным. В шесть утра он сорок минут бегал в парке. В восемь выходил из дома, садился в машину и в восемь тридцать, если не было встречи, пил кофе в Starbucks на «Белорусской». Дальше относительно рандомно перемещался по городу. В час обедал и в четыре был в спортзале. Через полтора-два часа выходил и ехал домой.

Ужинал он в девять. Довольно часто это был ужин с клиенткой, с которой он потом отправлялся к ней, в гостиницу или к нему. Либо, что тоже случалось часто, после ужина он отправлялся куда-то на вечеринку, где обычно не задерживался дольше двух ночи.

Это были стандартные дни. В том или ином виде они все задокументированы. Либо в инстаграме, либо в светской хронике, либо еще каким-то образом – информацию можно было найти. Но были и черные дни. В эти дни он пропадал с радара: ни постов, ни статусов, ни отметок, ничего.

В один из таких дней пропала Ирина.

Еще через неделю слежки, которая внесла небольшие коррективы в график жизни Андрея, после совещания с Иванычем, он отправился на вечеринку.

Никакого специального плана не было. Он хотел посмотреть на Андрея в «естественной среде». Было очевидно, что пора переходить к активной стадии – нужно было с Андреем поговорить и задать ему вопросы, но перед этим, и Иваныч поддержал, стоило оценить его, его поведение, мимику, жесты.

Он хотел посмотреть на Андрея и понять, что для него нормально. Как он смеется, как он дышит, как молчит. Какие эмоции он показывает, когда думает, что за ним не следят, когда чувствует себя расслабленно.

Это должно было помочь при личной встрече. Любое отклонение от стандартной манеры поведения должно было стать сигналом – здесь что-то есть.

Иваныч одобрил идею.

Когда ты работаешь в охранном агентстве, ты как знаменитость – везде можешь пройти, попасть на любое закрытое мероприятие (у Иваныча среди своих была репутация и хорошие связи). Единственное отличие – никто не обращает на тебя внимания. А если нацепить наушник – становишься невидимым.

Это было открытие выставки в галерее современного искусства. Много тяжелого люкса с мужьями, много молодых инстаграмщиц с подругами, много молодых и перспективных директоров и топ-менеджеров. Владелица лавировала между гостями: разводила потоки, гасила конфликты и продавала работы с выставки. Девочки-инстаграмщицы делали фото и с надрывом флиртовали с мужьями, богатые жены налегали на шампанское и громко обсуждали яхты и шопары, перспективные директора шептались о последних перестановках в советах директоров, пересказывали сплетни и слухи о сделках, не столько для того чтобы поделиться информацией и узнать новую – обменяться активами, – сколько для того чтобы отрепетировать классную шутку, интересную историю, которую перескажут начальнику в лифте.

Костя стоял в углу и наблюдал за Андреем.

Тот сопровождал бывшую жену нефтяника. Красивая женщина с уместной пластикой, спокойная и уверенная в себе, в сером платье. Андрей приносил ей шампанское, легкими движениями касался обнаженных плеч.

Это было похоже на какой-то танец. Каждое движение было вовремя. Он не касался ее, чтобы поднять себе статус в ее глазах, не напоминал о себе – вот, я – здесь, я – сейчас. Он ухаживал за ней, приносил шампанское, проявлял внимание и делал знаки в тот момент, когда кто-то смотрел на нее. Она не просто была окружена его вниманием, он демонстрировал это другим, что она окружена вниманием. Внешне она принимала эти жесты спокойно, но пару раз за вечер Костя замечал искру в ее глазах: она смотрела на Андрея с теплотой и благодарностью как на партнера по очень веселой игре.

Незаметно Костя оказался за спиной их компании, делая вид, что рассматривает огромную работу – два белых полукруга на белом фоне один над другим, грубые и комковатые, похожие на беленую кору деревьев весной, и подслушал часть разговора.

– Все-таки покупка современных русских художников, – говорил Андрей, – это, как и любая покупка искусства, инвестиции. Но не в том смысле, в котором люди покупают современников на Западе. Там это программа, институт, смысл которого в сохранении и умножении капитала. В России это прежде всего символический жест. Если угодно – инвестиции в капитал социальный.

Но тем это труднее. Когда схема понятна и прозрачна, когда механизмы работают, ты можешь просчитать заранее, сколько и чего тебе принесет та или иная сделка. У русских художников есть одна особенность, дурная наследственность, если хотите. Они, в большинстве своем, не умеют делать современно.

Важно помнить, мне кажется, о том, что любая работа, после того как ее купили, будет висеть на стене, в интерьере.

Чем хороши западные художники: европейцы или американцы. Их работы всегда учитывают эту особенность. Они сделаны так, чтобы вписываться или контрастировать с некоторым усредненным