Два голоса, или поминовение - Владислав Броневский

Карманьола «Хиены»

Шум, суматоха, в пене рыла,гром извергает Лютославский,a «Двугрошовка» и «Варшавский»кровь проливают, как чернила!

Штаб ратный «Речи Посполитой»,за ним святоши, в бой готовы,и дамский клуб блаженной Зытыведут страну дорогой новой...

Банкиры, лавочникифранты,подростки, прачки, фабриканты,домовладельцы, спекулянтыи в пёстрых шапках корпоранты...

«Фашизму слава! Выше, стая!Жидам – по жёрнову и в воду!»Нам Новачинский пишет оды,в горшок с дерьмом перо макая:

«Наш свет пробьёт над Польшей тучи —пусть нация врагов карает!Там, в Риме, Муссолини правит,здесь будет… Галлер в роли дуче…»

О генерал! Веди когортыво имя Бога и Антанты —летите, клочья пейсов, к чёрту,а сейм разгонит сам Корфанты!..

Нам ждать и медлить не пристало,пройти по Вейской все готовы —гремите, патриотов зовы —погром в «Поранном» – лишь начало...

«Ewiva fasci![1] Палки к бою!»раздулось сердце, пухнут вены.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Задравши морду ввысь, «Хиеной»,вся площадь Александра воет.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но что станешь делать, скотина,когда будет кровь рекой,когда тебя втопчет в глинугнев наш рабочий, злой,

и падут кулаки на шеиваши, бесчинств творцы,когда печи фабрик дотлеют,сгорят в поместьях дворцы?..

Дрожите! Близка расплата!Ключи хватайте от касс!Уже кулаки сжатыгневных, голодных масс!..

По норам, банда! По норам,к жёнам, к перинам нагретым.Час наступает. Скоросмерть вам с красным рассветом.

Поэты

Слепые и нищие, плетутся они к костёлу,стиснув миску, лишенные даже крова.– Вельможный пан, помогите в жизни тяжелой,три дня не ел, хоть грошик дайте, хоть слово.

– Приходите, нищие, здесь во дворце живу я,сам построил, и вам хватит скитаться по свету.Вашу жизнь одним днем оплачу, не торгуясь,брошу под ноги сердце – золотую монету.

Война

Ночи молчат и чернилами небо чертят,

узоры скорченных тел и белки мертвых глаз,

флаги деревьев, иголки на карте боёв и смерти

и магнитную стрелку, которую дрожь свела.

Целят прожектора́ треугольники взглядов.

Выстрел тявкнет над чернотой, удушающе, высоко —

и завибрируют псы шрапнели, затявкают,

ибо им надо

драться за кость, невидимый ночью окоп.

Мы же копаем рвов длинные узкие щели,

пахнет могилой земля, каждый метр ее.

Словно нож гнойную рану, ракета объект

выцеливает

и подыхает, в геометрию проводов втиснув тело

свое.

В горле – спазм, зажатый пальцами воя,

сумасшедшие мысли в эмали черепа стынут.

Выстрел. Выстрел еще. Тишь и треск пулемета

над передовою.

Кровавое брюхо рассвета скоро дополнит картину.

Прощание с Европой

Хо-хо – друзья мои,завтра я уезжаю в Батавию,там меня ждёт моя голубая невеста,с которой мы не виделись так давно.

Каждый день она ждёт в портуи машет длинным белым платком,и плывут по морю маленькие пароходы.

А зовут её Антуанетта.А глаза у неё совсем зелёные.Зелёные, похожие на оливки.

Я уезжаю, уезжаю, друзья,курю вместе с вами последнюю трубку.

Отправьте на родину телеграмму:я уезжаю!Я больше не буду ждать трамваев,не буду читать объявлений в газетах.Антуанетта!

– Землетрясение в Новой Зеландии!– Государственный переворот в Буэнос-Айресе!Гости в таверне пьяны,резко жестикулируют длинными руками.

Я пью через соломинку холодный коктейль,пью за здоровье моей голубой невесты,и меня абсолютно ничего не волнует,кроме дыма, который уже рвётсяиз четырёх белых труб «Цивилизации»,отплывающей в Батавию.

Хо-хо, хо-хо, Антуанетта!Я уезжаю, уезжаю, уезжаю...

Негероическая песнь

Героической не будет эта песнь,гимн мы не споем во славу Бога.Скрип колес да ледяная взвесьна осенних, на далеких дорогах.

Острый дождь, секи лицо, не промажь,страшен снег, сжимает горло жара.Есть всесильные слова и есть слово МАРШ,завязавшее нас в узел живой вчера.

А во рву глубоком, сыромнебеса оловянным жёлобом,и ты просишь: «Плащом укрой,холодно».

И еще просишь: «Дай пить».Ты становишься бледней и бледней,твое сердце устало бить,вот повязка и кровь на ней.

Есть великая тишь под печатью лет.Память – кладбищем, и молкнет певец.Там, за окнами, черная ночь, и черный ветерфлагом страха вьется в черной листве.

Отзовитесь могилы Вердена, Бельгии, Марны,павшие наполях под Киевом, Костюхновкой и Поленбергом.Стройтесь: второй, первый…Снова война.

Ветряные мельницы

Молодость

Брели на восток батальоны, полки, эскадроны,под мелким дождем молчаливо солдаты усталые шли,тащились обозы, колеса в грязи утопали зловонной,по черным размокшим дорогам огромные лужи текли,

пылали пожаром халупы, стога и овины,завесы белесого дыма скрывали от глаз города.Но шли, грохоча, на восток – вереницею длинной,один за другим чередой уходили года.

Черней и черней становилось в дремучих лесахна Волыни,и голову все тяжелей становилось нести на плечах...– Я знал, что тебя смертоносная пуля не минет,мой юный поручик, красивый, прямой, как свеча.

Сотру с твоих губ окровавленных алые росы...Тебе неудобно лежать на земле среди трупов в пыли,с тобой поделюсь я последней своей папиросойи банкой консервов, что мы из обоза тайком унесли...

Не хочешь, старик?.. Как узнать, где тебя закопали —Под Куклою? Под Каменюхою? Под Чарторыйскойгорой?Из нашей двенадцатой роты все безвозвратнопропали,гниют, как и ты, на чужбине в какой-то могиле сырой.

Растаяла молодость лужею мокрого грязного снега,ненастные дни убивали, сжирали, подобно червям,пронизывал холод могильный меня на осеннемночлеге,средь трупов я сам полутрупом бродил по осеннимполям...

Ковальский – его разорвала граната. Игначек —три пули в паху... у Марциняка – тот же удел.Я вижу его пред глазами – он стонет и плачети просит воды... О, как он при этом глядел!

Мой брат, я тебя напою. Для тебя есть вода ещев фляжке...Как мне тяжело было маршем походным брести —не знаю, затем ли, что сердце томило так тяжко,затем ли, что двести патронов с собой полагалосьнести...

О, пусть это небо раздавит меня, уничтожит,но я перед ним не согнусь, закричу, вызывая на бой:– Артиллерия черная, ты еще выстрелить можешьи солнцем промчаться слепым над землей неживой.

Ну что же, плесни в меня смертоносною лавой огня,сверкни траекторией радуг, чтоб лег бездыханнымтрупом,пучина бездонная пусть навеки поглотит меня,вместе с сердцем – надтреснутым, юным и глупым.

Soldat inconnu[2]

Был я простым солдатом.Стало ненужным имя.Труп, у могилы взятый,придавлен я мостовыми.

На грудь мне швырнули знамёна,чтоб не видеть следа от пули.Лежу я, гранитом стесненный,твердым булыжником улиц.

Грудь сапогами топталисолдаты полков несметных:«Победа!» – в угаре кричали,проходили и удивлялись смерти...

Стойте, замрите на марше!Нет победителей, братцы!Снимите с груди моей тяжесть:Триумфальную арку и Францию!

Не хочу я быть ее сыном —она, крови напившись, ликует.Я пойду на нее с карабином,в сердце ей штык воткну я!

Разбейте ей душу пустую,кости развейте по ветру —я приведу вас во Францию иную,в отчизну любви победной!

Последняя война

I

Точка!Кончайте с этим без споров!Довольно кричать: «Ура!..»Глядите:плетется армия через город —та, что сражалась за вас вчера.Дивитесь?Мечетесь бестолково?И никто не знает, что говорят:то ли что война начинается снова,то ли что просто готовят парад.

– Мы очень солдатиков любим,мы им бросаем букеты,да и государство им платит!Но эти... в лохмотьях грубых...Кто же поверит, что этонаши отцы и братья?

Зарыли ихсотнямив братских могилах,поплакали —и дело с концом...Зачем же явились?Кто пригласил их?И кто их опять закопает потом?

Шлипо улицамбатальон за батальоном,сгнившие,не лица —оскал черепов.Черное пятнона виске размозженном,флагамиотрепьяпочерневших бинтов.Заполнили площади,бульвары наши,стали бивуаком вдоль улиц...

...И сразупо лестницам радиобашендепеши в просторы шагнули:

– Всем! Всем!Встаем из гробов!

Помогите нам вылезть из ям!Мы,убитые со всех материков,заявляем:конец смертям!

Думаете:«Павшие мирно спят...А это —сражений мерещится ад...»Нет!На площадях и на улицах митинг.Слово имеет неизвестный солдат.

II