Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

ребёнком.

– Хвала богам, что у них хватило ума отправить её к отцу, а не бросить в темницу, как они сделали с людьми, отказавшимся присягать на верность Иштеру.

– Как же войско? – С вновь вспыхнувшей надеждой спросил судья. – Неужели они уже забыли про роту царю?

– Поступая на службу, воин клянётся Россе, а не царю, так что священную роту они не нарушили. – Бородач немного помолчал, и снова быстро посмотрев по сторонам, уже немного тише, добавил: – Не знаю, как «Железнобокие», но у нас в пограничной страже уже готовы всё бросить, и повернуть оружие против бояр, да и союзников оставлять в беде совсем негоже…

– Так что же нам делать? – Совсем растерявшись, ни к кому не обращаясь, а самого себя спросил Парфтек. Теперь уже не имело смысла идти в Олькбарт для встречи с наместником и боярской думой. Сейчас они заняты только собой, и не услышат призыв о помощи. Да и услышат ли когда-нибудь в дальнейшем? Лорд знал, что бояре всегда с большой неохотой отправляли войско Россы на помощь даже самым верным союзникам.

– Если всё действительно так плохо, то попытай счастье! Голову тебе не отрубят, так может быть, хоть выслушают! – Улыбнулся росс, и с задором подмигнул.

– Да-да. Надо идти. – Спохватился судья и нагнулся за мечом.

– Неужто ты в таком виде собрался идти к царю? Дворня и на порог тебя не пустит! – Подбоченясь, со смехом произнёс бородач, и молодцы довольно рассмеялись на загарцевавших лошадях, скаля белые, крупные зубы, сразу растеряв свой воинственный и грозный вид. – Для начала будь нашим гостем, и добро пожаловать в наш острожек! Истопим баньку, попотчуем тебя хмельным мёдом, подберём одёжу справную, дадим коней, а уж тогда, поутру, и в добрый путь!

Лорд подумал, что не имеет права где-то задерживаться. Что любое его промедление принесёт смерть кому-то из вигов, и всё же кивнул в знак согласия. Как же его встретят во дворце самозваного царя? Не прикажут ли спустить с лестницы, или всыпать плетей? А может, за день и ночь, проведённые в острожке гостеприимной пограничной стражи что-то изменится, и то, что дума может отвергнуть сегодня, завтра примет единогласно?

Парфтек взялся за руку бородача, готового помочь ему устроиться на коне за его спиной, и с завистью увидел, с какой лёгкостью взлетел в седло Дерк, что-то сказал отроку, согласившемуся подвезти его, и тот громко расхохотался.

* * *

Глава 4.

О! С каким бы облегчением вздохнул Рутгер, если бы ему удалось избежать этого разговора, но Эрли всё настойчивее и настойчивее подступалась к нему, и требовала ответов на совсем непростые вопросы, о каких он как-то никогда не задумывался.

Взглядом обречённого Стальной Барс посмотрел на горизонт, где пасмурное небо сливалось с не менее хмурым морем, и только по волнам можно было определить, где вода, а где начинают свой бесконечный бег, тучи. Солнце делало отчаянные попытки пробиться сквозь мрачную пелену и одарить своим теплом Обитаемый Мир, но сегодня это было невозможно, и ранняя осень напомнила, что совсем скоро наступит и зима.

– Эрли, пойми, я должен думать о судьбах моих воинов! Гораздо больше меня сейчас волнует то, как мы попадём в земли ювгеров, а уж потом как-нибудь доберёмся до страны Лазоревых Гор!

На мгновение это подействовало, но не более. После вчерашнего дня, когда Эррилайя показала воеводе что происходит на его далёкой родине, в неё будто вселился дьявол. Она уже не была той симпатичной, смешливой девчонкой, готовой всегда прийти на помощь. Теперь это была старая, вечно ворчащая карга, доводящая до белого каления кого угодно. Запали, потухли глаза, и в них уже не было того озорного огонька, от которого хотелось смеяться. Осунулось лицо, поникли плечи, обтянутые старым, стёганным тегиляем, и ранее тщательно заплетённые в косу волосы, растрепались, что делало её ещё больше похожую на ведьму, ещё в детстве представляемых себе, Рутгером.

– А когда же ты будешь думать о нас? – Эрли подняла лицо, и посмотрела в глаза воеводе, отчего его сердце сжалось, и ему нестерпимо захотелось прижать к себе возлюбленную, чтобы как-то успокоить, и взять себе частичку её волнений.

Вчера, после разговора с Зурией, Валтором и Ильвуром, он с трудом отыскал хижину, куда отнесли плохо себя чувствующую Эррилайю. Едва разглядев её при слабом свете потрескивающей лучины, он пришёл в ужас, и поклялся сам себе, что больше никогда не оставит её одну, и не будет просить, чтобы она провела ещё один такой обряд. Он не отходил от неё всю ночь, помогая Йеге отпаивать её целебными отварами, делал всевозможные примочки, слушая её бессвязный бред, и наконец, под утро, когда он уже совсем было отчаялся, любимая, кого он больше всего боялся представить мёртвой или увечной, неожиданно открыла глаза, и дрожащим, слабым голосом попросила пить.

– Мой воевода! – Хортер опустился на колено, обращаясь к Стальному Барсу, поднялся и заговорил: – Мне удалось найти рыбака, согласившегося провести нас мимо прибрежных скал короткой дорогой. Он хорошо говорит на языке русов, но требует половину суммы прямо сейчас.

– Хорошо. Он получит её. – Кивнул виг, нахмурившись. Рано утром, когда отряд был уже готов к походу, северяне столкнулись с вопросом, никем не предусмотренным. Даже всё тщательно продумывающий Аласейа не увидел его вовремя. У них не было проводника, чтобы добраться до земель ювгеров. Человек, присланный Зурией, совсем не знал этой местности, и не мог указать им путь. Хотя до цели похода и было недалеко, он не имел представления, куда идти.

Рутгеру казалось странным, что долгое время было невозможно найти в деревне рыбаков, приютивших мятежников, и живших довольно-таки бедно, смельчака, отважившегося за горсть золота провести отряд вдоль берега, и чуть углубиться на территорию Руссии, чтобы дойти до места, где обитали племена ювгеров. Может это просто совпадение? Или всё-таки и к этому приложила свою руку Зурия, чтобы, не смотря ни на что оставить вигов здесь? Но ведь это же глупо! Разве их сможет остановить отсутствие какого-то проводника? Это совсем не причина оставаться близ моря. Просто путь отряда может быть чуть длиннее, вот и всё!

Может любовница Валтора приготовила для северян ещё что-то более гнусное и коварное? Воевода хотел попросить Эррилайю заглянуть в будущее, чтобы она хотя бы туманно обрисовала то, что их может ожидать, но он тут же с содроганием в душе отогнал от себя эту мысль. Он никогда не простит себе, если ей станет ещё хуже.