Порог греха - Юрий Францевич Курц

нипочём! Не зря же на фронте перед боем солдатам выдавали так называемые «наркомовские». Сам принимал. Но на охоту водку не брал из опасения не удержаться в роковой час, пригубить раз-другой, да и наклюкаться. А тайга хмельных не терпит!

Солнце уже поднялось над вершинами кедрачей. И без того легкий бодрящий морозец ослабел совсем. Руки не мёрзли. Искрился, влажнея, снег. Дышалось свободно, неслышно. Яснела голова. Но в душе Алеся было как в неприбранной избе с давно не метённым полом. Он нехотя жевал сало с хлебом, глотал, запивая чаем, и никак не мог избавиться от нудящей тяжести в груди. Комок в горле растаял, но, казалось, растянулся по всему пищеводу, лип к нему. Какая-то непонятная сила понуждала Алеся посмотреть на то место, где в кровавом месиве снега багровели кабарожьи потроха. И, упираясь глазами в синючее небо, он всё равно видел растерзанное тело олёнка.

Афанасий долго молчал. Ему как-то хотелось оправдаться перед своим учеником за жестокую школу. Скрутил самокрутку. Прикурил от горящего сучка. Несколько раз затянулся глубоко, но без наслаждения.

– Я всё понимаю, Леська. Ты меня тоже пойми, – начал он извинительным тоном. – Ты думашь, я без сердца совсем. Без пользы и без надобности я зверя не извожу. Вот в позапрошлом годе неподалёку отседова двух кабарожьих анжигашков обнаружил. Без матки. Голодные. Слабые. Испуганные. На кордон их принёс. Выходил. А как крепость телом набрали – в тайгу выпустил. Так они через месяц опять ко мне пришли. Доверчивые, как яманята! Накормил я их, и они опять в тайгу подались. И так несколько раз. Выросли уж. Сами себе хозяева, а в гости наведывались. Добро помнили. Я ждал их и скучал, как по родным!

Атас, дотоле сидевший в сторонке, подошёл к Афанасию, лёг и положил голову ему на колени.

– Но потом они пропали, – продолжил Афанасий, поглаживая Атаса между ушей. – Или дикая вольность своё взяла, или какому зверюге в лапы угодили. Можа и на охотницкую пулю нарвались. Врагов у кабарги много: кусочек этот лакомый. Одна струя чего стоит? В медицину идёт! – Афанасий раздумчиво попыхал самокруткой. – В тайге, Леська, жизня шибко суровая… А это у тебя пройдёт. Ко всему привыкаешь. Такая уж скотина несносная – человек. Не держи сердца!

– Я и не держу, – отозвался Алесь (он почему-то тоже почувствовал неловкость перед Афанасием), – с чего вы взяли?

– Ну и лады! Тогда двигаем домой: тута нам больше делать неча!

На лесном кордоне Алесь прожил почти до конца декабря. За это время его дважды навестила тётя Катерина. Она возила в город дрова и по пути заезжала на кордон. Во второй раз предупредила, чтобы он готовился к отъезду. Следующим днём у неё намечался ещё один рейс. Прибудет примерно к полудню и заберёт Алеся.

Эта весть сразу же опечалила Афанасия: «Думал, Новый год с тобой стретим! Осталось дней-то всего ничего, ан нет!»

До вечера он ходил сам не свой: то копну сена подправит граблями, то зачем-то прясла обойдёт подёргает, то поленницу дров начнёт перекладывать. Не находил себе места и Алесь. Они то и дело натыкались друг на друга. Вдруг Афанасий хлопнул оберучно себя по бедрам, показывая, какая славная мысль осенила его голову, и закричал Алесю, который в это время чистил скребницей Каурку.

– Слушай, Леська! А давай мы Новый год сёдни стретим, а? Кто нам запретит? Мы тута сами себе царство-государство!

Алесю ни разу в жизни не приходилось встречать любимый праздник в тайге. Как можно отказываться? Да ещё неизвестно, что с ним будет дальше!

– Здорово придумал, дядя Афоня! – откликнулся Алесь.

Они бросились встречь друг другу и, обнявшись, покружились на месте.

– Ёлка эвон за домом, – показал Афанасий рукой, – живьем растёт. Не надо в лесу рубить, нарядим!

Уже много лет Афанасий отмечал праздник только в обществе животных, но ёлка была всегда. На этот случай у него были и многолетние, или, как он сам говорил, пожизненные украшения: вырезанные из жести и консервных банок фигурки зверей, птиц, рыб, деревьев, разных машин; мишуру заменяла сцепленная металлическая стружка (разжился как-то на заводе), а звезду выпелил лобзиком из плексигласа с небольшой полостью внутри для маленькой (от карманного фонаря) лампочки, её он окрашивал в красный цвет и присоединял к батарейке. Деда Мороза вырезал из осинового полена чуть ли не в метр высотой. Правда, стороннему глазу было трудно определить в нём главного хозяина зимы, но важно, что сам Афанасий знал, под какой угол клин заколачивается. От неизменной же спутницы Деда Мороза – Снегурочки он отказался вовсе: «Я без бабы, пусть и Дед горюет в одну голову!»

Приготовления к торжеству закончили в полной темноте. В половине двенадцатого распалили костёр. Неподалёку примостили широкую лавку, покрытую рядном. На неё поставили нехитрую снедь: хлеб, солёные огурцы с капустой, варёную картошку, сушёное мясо и жареную рыбу. Две алюминиевые кружки, бутылку водки и бутылку настойки на лечебных травах. Для Каурки Афанасий приготовил большой ящик дроблёных сухарей («Пусть ест, сколько душа пожелает!»), а Манерке – пару кочанов мороженой капусты и горку морковки. А Атас должен был довольствоваться с хозяйского стола.

Каурка притопал по первому свистку Афанасия, обнюхал редкое и дорогое для него лакомство, захрупал, благодарно покачивая мордой. Манерку пришлось тащить к костру за рога. Она дичилась огня, мекала, пыталась буднуть. Но, ткнувшись мордой в желанную кормёжку, успокоилась.

В свете костра все железки, навешанные на ёлку, засверкали волшебством, может быть, даже и лучше, как показалось Алесю, чем на городской гостье-таёжнице. И звезда светилась с какой-то притаённостью, тепло и ненавязчиво, особенно на фоне одноимённых светил, горящих в небе.

Афанасий налил в свою кружку водки, в Алесину плеснул настойки:

– Ничего, маленько можно! Токо на пользу будет! Я ей, паря, от хворей лечусь – драгоценность! Ну, за уходящий!

Ожгло до слёз горло. Покатилось по нутру и разлилось приятной теплотой. Чуть качнулась ёлка. Поплыли звёзды. И так вдруг хорошо стало Алесю! Никаких забот и печалей, такая радостная лёгкость: взмахни руками – и полетишь! Он несколько раз перепрыгнул костёр. Повисел на шее Каурки, целуя его в мяготь над верхней губой. Схватил в охапку Атаса, покатался с ним по земле.

Афанасий повторно наполнил свою кружку водкой, повторно плеснул настойки Алесю. Лёгкость пропала, как-то затяжелели ноги. Земля начала покачиваться. Алесь сел на чурку.

– Ты, Алеська, хорошенько закусывай, а то спьянеешь!

Алесь пожевал кусочек мяса. Есть ему почему-то не хотелось. И, глядя в костёр, он машинально принялся кормить мясом и рыбой Атаса.