Порог греха - Юрий Францевич Курц

Ты должен учиться, получить образование. У тебя вся жизнь впереди! Всё будет хорошо! Всё будет хорошо!

Фаина Иосифовна мучалась, не зная, как утешить ребёнка. Потому в её речи так часто звучало слово «хорошо». А какое будущее она может предрекать такому мальцу-несмышлёнышу? Живут, ожидая хорошего, а иначе зачем жить? Вот рассказать бы ему биографию какой-нибудь выдающейся личности! Дети любят яркие примеры. По себе знает. Они вызывают порыв к подражанию. Она поднапрягла память. Нет, ничего подходящего не прояснивалось в голове. Так почему-то всегда: в нужный момент один мусор вздымается! Пальцами она нежно поерошила кудри Алеся, поцеловала его в лоб.

– Постарайся заснуть!

Он взял руку Фаины Иосифовны и подсунул её под свою щёку. С трудом сдерживая слёзы, она снова поцеловала Алеся в лоб и, поглаживая свободной рукой его голову, вдруг неожиданно для себя сказала:

– Ты знаешь, кто я по национальности? – и без паузы ответила, – я еврейка. А отношение к нам, евреям, со стороны других народов, ну, не совсем хорошее, настороженное, что ли, – ей не хотелось произносить слово «враждебное». – Я не буду тебе объяснять почему. Это связано прежде всего с религией. Ты можешь не понять. Вырастешь, выучишься – сам разберешься. Провинился наш древний народ перед Богом. И несёт через века и кару его, и благодать. Но я объясню тебе другое: почему несмотря ни на какие гонения, подозрения, неприязнь, даже физическое уничтожение мы выживаем и продолжаем существовать на свете? – на миг кольнуло, стиснуло в груди.

Она перевела дух, чувствуя ладонью влажное дыхание Алеся: может быть, уже заснул. И шевельнула уже слегка занемевшей рукой, пытаясь высвободить ладонь из-под его щеки. Но лёгким нажимом головы Алесь дал понять: ещё не спит. Более того, спросил:

– Почему же?

– Что почему?

– Почему же вы живёте?… Выживаете?

– А-а! – спохватилась Фаина Иосифовна, потерявшая нить разговора. – Потому что, мальчик мой, мы умеем терпеть и ждать. Терпеть и ждать, как никакой другой народ в мире. Ведь нас унижают с детских лет: обзывают, бьют, отбирают игрушки. Мы не протестуем, не жалуемся. Мы приспосабливаемся к жизни. С кем-то поделимся конфетами, кому-то дадим покататься на велосипеде, в школе – списать контрольную работу, где-то уступить, где-то задобрить, да мало ли ещё что сделать, с единственно никогда не пропадающей мыслью: повзрослеть, набраться знаний, овладеть профессией, как можно лучше, чтобы хорошо работать, чтобы всегда быть на высоте положения. Это наше оружие. Потому-то многие из нас оказываются впереди других, выше других, дальше других. И с нами вынуждены считаться. Для чего я говорю тебе об этом? – Фаина Иосифовна обхватила голову Алеся ладонями, заглядывая ему в лицо, горячечно заговорила с напряжением в голосе, разделением слов, подчёркивая этим их важность и глубину. – Алесечка, мальчик мой, ты должен набраться терпения! Ты должен стать образованным, сильным, увёртливым! Тогда любое дело станет тебе по плечу, тогда ты добьёшься любой цели. Тебя будут уважать друзья и бояться враги. Тебе не на кого надеяться в этом мире. Он не без добрых людей, но главная опора – на свои силы. Всё уметь! Всё знать! Природа заложила в тебя немало: красоту, здоровье, ум, доброе сердце. Их надо беречь и развивать. Само собой это не произойдет. Надо будет работать, много и терпеливо, много и терпеливо. Ты понял меня, мальчик мой?

Алесь ничего не ответил, а только резво сел на диване и, обхватив шею Фаины Иосифовны руками, прижался к её мягкой и тёплой груди. И она обняла Алеся. Больше она не сказала ему ни слова. Покачивала его, гладила спину и голову до тех пор, пока не обмякло, сонно не распустилось его тело. Фаина Иосифовна бережливо опустила ребёнка на постель, укрыла одеялом и на цыпочках вышла на кухню – завершить сборы в дорогу.

В который раз проверяя содержимое чемодана и сумки с продуктами, Фаина Иосифовна всё никак не могла отрешиться от чувства чего-то упущенного, забытого. С этим чувством она проводит Алеся на поезд, посадит в общий вагон. Упросит дежурного проводника, худого, с испитым лицом, беспрерывно покашливающим не то от морозного воздуха, не то от какого-то недуга лёгких, приглядеть за мальчонкой-сиротой, первый раз в жизни отрывающимся от насиженного места. Деньги, сто рублей («Всё, что могу!»), станет в смущённой торопливости совать в руки проводнику и на обидливый отказ («Без понятий я, что ли? У самого дома троица без мамки бедует!») с ещё большим стыдом спрячет в карман. Обнимет, поцелует, перекрестит Алеся. И будет в машинальной отрешённости крестить и крестить уходящий поезд, пока, наконец, не просветлится, не ударит накатным жаром память: она забыла вернуть Алесю нательный крестик, некогда взятый у него на хранение. «Господи, прости меня! Господи, помилуй и помоги Алесю!»

Поезд в Москву прибыл ранним утром. Генерал встретил Алеся. Обнял и поцеловал, как родного.

– Самочувствие? Настроение? Здоровье? Не обижали?

– Всё хорошо.

– Тогда сейчас завтракаем в столовой и, пока окончательно не проснулся город, я покажу некоторые его заповедные места. Идёт?

– Идёт.

– Надо отвечать: «Так точно, товарищ генерал!» А знаешь почему? Я тебя определил в Суворовское училище. С первых шагов привыкай к воинской дисциплине! Будешь учиться, а ко мне приходить в гости, когда дадут увольнительную. Понятно?

– Так точно, товарищ генерал!

– Вот это по-нашему, по-суворовски, – засмеялся он.

Было около шести часов утра, а неширокая, но плотная масса людей, издали похожая на лесопосадочную полосу, уже протянулась к Мавзолею Ленина с началом где-то в глубине парка, огибающего Кремлёвскую стену. Московское небо закрывала белая тонкая пелена облаков. Матовый, несколько тревожный и в то же время торжественный свет скользил по лицам людей. Их явно было не менее двух-трёх сотен, но на площади стояла тишина, только изредка нарушаемая чьими-то сдержанными голосами.

– Запомни, сынок, – вполголоса говорил генерал, – ты прочтёшь много книг о Ленине и самого Ленина, посмотришь кинофильмы. Они помогут узнать необыкновенный образ обыкновенного человека. Но даже вместе взятые они не дадут того, что даёт мгновение, проведённое в Мавзолее! Посмотри на людей, которые идут взглянуть на него, и не надо убеждаться в незыблемости дела, за которое он боролся, а теперь боремся мы! Иди, сынок, я чуть приотстану, не буду тебе мешать!

Алесь считал ступеньки, ведущие вниз, в усыпальницу вождя мирового пролетариата. Ему всё хотелось запомнить и запечатлеть в себе навсегда. Повернув направо, Алесь стал вглядываться в закутанное полутьмой пространство перед собой. Заметил отсвет открытой выходной двери, наткнулся на ограждение и вдруг внизу, слева, увидел тело Ленина. Ровный матовый свет, разливавшийся в утреннем небе Москвы, словно