Невеста по фотографии - Ли Кым-и

отцу. Старик Со, в свою очередь, считал девушку дочерью, привезенной из Чосона. Однако Подыль было тяжело делиться с лагерными женами подробностями супружеской жизни. Девушка завидовала ровесницам маме Джули и маме Джеймса, которые могли излить друг другу душу. Они хоть и ссорились по малейшему поводу, но были самыми близкими подругами. И пусть Подыль не было так тяжело, как маме Джули, когда та жила среди испанцев, девушка все равно ощущала стеснение и одиночество, словно жила в месте, в котором не могла ни с кем поговорить.

Подыль скучала по Хончжу. Как легко становилось на душе, когда они разговаривали в Очжинмаль о том, о чем нельзя было говорить. Ей очень хотелось рассказать опытной подруге об отношениях с мужем и получить совет, как быть дальше. А еще Подыль было интересно, как Хончжу живется с ее собственным ненавистным мужем. Единственное, что она знала наверняка, – это то, что у мужа подруги не было дома и машины с фотографии. Неизвестно, жилось ли Хончжу тяжелее, чем самой Подыль, но страдала она явно не меньше. Что касается Сонхвы, которая жила с мужем на год младше старика Со, то за нее Подыль больше переживала, чем интересовалась ее жизнью.

– Мне муж сказал, что твоя подруга вышла замуж за старика Сокпо, энто взаправду? – спросила у Подыль мама Джули однажды после того, как они вышли из прачечной.

– Да, верно. А ты тож его знаешь?

– Еще б! Такого-то прохвоста… он здесь жил, пока его отсюда не прогнали.

Мама Джули рассказала, что мало того, что он был ленивым, так еще играл, пил и буянил, поэтому его и выгнали. Значит, поэтому Тхэван игнорировал его, а Чэсон, когда они прощались, пожелал ему не делать ничего дурного. Подыль хоть и волновалась, но поехать к Сонхве не могла. Они жили недалеко, но было сложно выкроить время, так как на неделе она работала в прачечной, а по воскресеньям Тхэван бывал дома. Как ни крути, возможно, дело было не во времени, а в том, что ей просто не хотелось. Ее собственная жизнь была полна забот.

Приезжие

Прошло больше трех месяцев с момента приезда на Гавайи. Подыль собирала листья салата к ужину на огороде. А еще капусту, перец, баклажаны, лук… Каждый раз она удивлялась, что здесь круглогодично растет зелень, которой она питалась в Чосоне. Подыль подняла голову к горячему солнцу и посмотрела на небо. Хребет горы Коолау окутывали облака. Даже во время проливных дождей дарящие прохладу облака, казалось, не собирались покидать своего горного приюта. Пожив здесь, она начала понимать, почему работающие в полях мужчины выглядят хуже и старше своих лет. На сахарных плантациях всегда палит жаркое солнце.

– Доча, иди в тенек! – сказал старик Со, сидя в тени папайи.

Стул, стоящий в тени дерева, был местом, специально отведенным для свекра. Девушка вырвала еще несколько луковичек, положила их в корзину и подошла к старику Со. Вмиг стало прохладно. Когда Подыль начала работать в прачечной, она завела со свекром тяжелый для нее разговор:

– Я хотела б отправить заработанные со стирки деньги своей семье. Можно?

На это старик Со искренне ответил:

– Дочери – тоже дети, поэтому поступай так, как решила!

Получив первую зарплату, Подыль захотела впервые накрыть стол для свекра на собственноручно заработанные деньги. Говоря, что это угощение для свекра, Подыль пожарила очень острую свинину, потому что Тхэвану нравилось острое. Она с радостью смотрела на мужа, который, обливаясь потом, ел ее блюдо с большим аппетитом. После этого девушка, получив зарплату, стала брать немного своих денег и покупать на них продукты. И хотя ее не заставляли это делать, ведь никто даже об этом не знал, для Подыль такой поступок был маленькой радостью.

Девушка постепенно привыкала к жизни в лагере «Сэвен». Она свыклась и с погодой, и стирка уже не казалась в новинку. Однако смириться с сохранявшейся дистанцией с Тхэваном она не могла. Муж вел себя как прежде. Возможно, он перешел с формального общения с ней на фамильярное из-за упреков окружающих, которые говорили, что они до сих пор ведут себя старомодно, а совсем не потому, что они сблизились. Во время первой встречи в здании миграционной службы казалось, что даже легкое соприкосновение рукавами делало их ближе, но сейчас, даже когда они говорили расслабленно или занимались любовью, между супругами все равно чувствовалась дистанция.

Но и чувства Подыль к Тхэвану не изменились. В ее воспоминаниях брак родителей тоже не отличался нежностью. Напротив, даже в супружестве ее мать и отец следовали янбанскому укладу жизни, по которому считалось неприличным мужчине и женщине находиться вдвоем в одном помещении, поэтому обращались они друг к другу словно к гостям. По мере своего взросления Подыль наблюдала, что и отношения в других супружеских парах тоже не сильно отличаются от того, что было у родителей. Однако самой девушке хотелось, чтобы ее отношения с мужем были полны нежных взглядов и любви.

«А в самом деле, чем же Тхэван хорош? Разве отправил учиться? Помог семье? Да он и не землевладелец вовсе! И тоды почём любить мужчину, который отдал свое сердце другой?» – сколько ни задавала себе Подыль эти вопросы, разобраться ей было сложно.

Лицо Тхэвана запало ей в душу еще на фотографии в Чосоне. Приехав на Гавайи и увидев, что он мало отличается от своего изображения на картинке, Подыль прониклась к нему еще больше. А узнав о том, что Тхэван влюблен, она полюбила его до боли в груди.

– Не велика беда! Долой ее надо! – казалось, она слышит голос Хончжу.

Подыль зареклась пытаться завоевать сердце Тхэвана и хотела пересилить свое упорство, но продлилось это недолго. Существование другой – Тари – не давало ей покоя. Ей очень хотелось узнать, кем была эта девушка, как они познакомились с Тхэваном и как расстались. Но спросить у мужа она не могла. Ей казалось, что стоит этому имени прозвучать, как расстояние между ней и Тхэваном никогда больше не сократится. Расспрашивать о ней старика Со было неудобно. Но вместо этого Подыль могла узнать у свекра о прошлом их семьи.

С тех пор как тело начало приносить все больше неудобств, старик Со стал чаще вспоминать былые времена, поэтому ничто не вдохновляло его так сильно, как рассказы об ушедшей жизни. Погруженный в свои истории свекор из обычно неестественного в речи и действиях человека, который лишь ожидает смертного часа, превращался в храбреца, ведущего за собой семью к жизни на новой земле.

Во второй декаде марта 1905 года Со Кичхун в немалых годах, а именно в сорок шесть лет, поднялся на пароход, следовавший на Гавайи. С ним были жена и два сына. С женой они родили восемь ребятишек, но с ними поехали только двое: четырнадцатилетний Тхэван и