Невеста по фотографии - Ли Кым-и

горько и обидно, но она промолчала.

– Это деньги на неделю. Когда привыкнешь к местной жизни, буду давать тебе на месяц. Спросишь у жены Чэсона, она тебе все расскажет.

Тхэван дал ей пять долларов. Когда Подыль, выросшая при матери, которой каждый день приходилось думать, чем они будут питаться в следующий раз, получила деньги на расходы, ее обида немного поутихла. Не прошло и десяти минут, как Тхэван доел свой завтрак, оделся в рабочую одежду и ушел. Он крикнул Подыль, вышедшей проводить его до калитки:

– Хорошо покорми отца!

– Хорошо, не волнуйся! – голос Подыль снова стал грубее.

Вернувшись в дом, Подыль спросила сидевшего в комнате старика Со:

– Ежели работы начинаются в шесть, почём просыпаться так рано? Поля далеко?

«До плантаций больше тридцати минут, а еще нужно проверить состояние рабочих и оборудования» – таков был ответ. У богача Ана были батраки, но Тхэван, видимо, работает и сам. И это намного лучше, чем если бы он, молодой, сидел сложа руки и хвастался тем, что он землевладелец.

В японском лагере, расположенном примерно в пяти ли от лагеря «Сэвен», был магазин с продуктами и товарами первой необходимости. А еще раз в несколько дней супруги-китайцы приезжали на своей повозке продавать разные вещи. Подыль было страшно тратить деньги, которые ей дал Тхэван в первую неделю. Она боялась, что по незнанию цен она все потратит и ее назовут транжирой, поэтому готовила закуски лишь из овощей с собственных грядок и яиц домашних кур. На самом деле Подыль до замужества еды толком и не видела, что уж говорить о рецептах, поэтому блюд, которыми она могла бы накормить, было мало.

– Ну что ты, старик в доме – энто одно, но ужли можно кормить одним киселем мужчину, который каждый день тяжело трудится в полях? Ты хочешь, чтоб твой муженек совсем окочурился?

Получив такой упрек от мамы Джули, Подыль впервые пошла за продуктами. Стоило ей подать на ужин жаркое из свинины, как Тхэван вмиг опустошил тарелку и попросил добавки. И свекор съел на одну-две ложки больше обычного. Раньше ее стряпня мужчинам не нравилась. Подыль спросила у мамы Джули, что любят есть ее домашние, и в любую свободную минутку принималась осваивать кулинарию. Тхэван, заявивший, что ему ничего от нее не нужно, кроме заботы об отце, без каких-либо упреков и требований ел и носил все, что давала ему Подыль.

«Значит, вот столько я должна делать для главы семьи, который исправно дает мне денег на ведение хозяйства», – говорила Подыль словно в свое оправдание, хотя никто ее ни в чем не упрекал. Она весь день варила купленные свиные кости, после того как Тхэван сказал, что ему они нравятся. Столько же, сколько муж давал ей на неделю, она получала за две недели стирки, от которой потом болели плечи и ныла поясница.

В лагере были общие столовая и прачечная. Большинство холостых рабочих жили в общежитии и решали вопросы готовки и стирки, платя за это женщинам поселка. В столовой работали госпожа Кесон и мама Джеймса, а стиркой занимались мама Тусуна, госпожа Вонсан и мама Джули. Через несколько дней после прибытия Подыль супруги из Вонсана уехали из лагеря. Говорили, это для рабочих обычное дело. Подыль предложила заменить госпожу Вонсан в ее работе.

Подыль думала, что, когда она выйдет замуж, у порога ее будет ждать школа с открытыми дверьми. Но это оказалось такой же несбыточной мечтой, как и вера в то, что на деревьях гроздьями растут одежда и обувь. Поскольку поблизости не было школы, то даже Джули и Джеймс с ранних лет учились в школе-интернате в Гонолулу, вдали от родителей. Говорили, что в корейской церкви Кахуку каждое воскресенье проходят уроки корейской письменности хангыль, однако рассчитаны они только на маленьких детей. Не нашлось школы, куда Подыль могла бы пойти учиться, как и человека, которому можно было бы посетовать на то, что реальность отличается от той, что описывали ей свахи. Когда жены в лагере спрашивали девушку, почему она согласилась уехать так далеко, чтобы выйти замуж, Подыль не могла им признаться. Потеряв надежду на счастливую жизнь с мужем и возможность учиться, Подыль желала осуществить хотя бы последнюю надежду – помочь своим родным.

– Нам, конечно, нужна еще пара рук, но ты справишься с такой тяжелой работой? – постукивая себя кулаком по плечу, спросила мама Тусуна. Для Подыль ее слова прозвучали так: может ли жена хозяина плантации делать такую работу?

– Конечно. Я буду хорошо работать, в соответствии с вашими наставлениями! – сказала Подыль еще более учтиво, боясь, что ее посчитают заносчивой, веди она себя как новая жена хозяина плантации.

– И правильно! Покудова у тебя нет детей, хоть гроши, а заработать стоит. Стирка, конечно, выматывает, но по времени неплохо. В столовой, пока готовишь завтрак и ужин, нужно успеть приготовить обед мужу, который он возьмет с собой на работу, а в прачечной до полудня вещи постирал и повесил, а перед приготовлением ужина сходил и снял. Мы получаем в месяц на всех чуть больше тридцати долларов, мелочь идет на издержки, а остальные деньги делим поровну на троих по десятке. У нас нету такого, что старший берет больше, а новичок – меньше, – объяснила мама Джули.

Здесь американские деньги называли на чосонский манер. Доллар – вона, цент – чон, сто чонов – это одна вона. За десять часов беспрерывной работы в полях мужчины получали один доллар двадцать центов; трудились шесть дней в неделю, и так месячная зарплата получалась примерно тридцать долларов. Подыль слышала, что по сравнению с первыми зарплатами мигрантов это была огромная сумма. Как бы ни говорили, что Тхэван землевладелец, Подыль только сейчас осознала, какими большими деньгами были сто пятьдесят долларов, отправленные ей свекром.

Подыль было неловко просить свекра помочь ее семье, ведь он и так уже отправил внушительную сумму, чтобы заполучить ее в невестки, а мысль о разговоре по этому поводу с Тхэваном задевала ее самолюбие. Девушка решила, что заработает семье своими силами. Когда Подыль сказала, что будет работать в прачечной, ни свекор, ни Тхэван не препятствовали ее решению. Никто в лагере не сидел сложа руки и не развлекался, кроме малышей, таких как Тони. Даже младшие братья и сестры Джули и Джеймса присматривали за своими младшими или выполняли работу по дому.

Работа в прачечной действительно была трудной. Особенно непросто приходилось с испачканной желто-красной грязью рабочей одеждой – замоченные штаны становились грубыми и тяжелыми. Даже для предварительной стирки их приходилось натирать щеткой и некоторое время выбивать хлопушкой. После всех процедур – разведения мыльного раствора, замачивания и полоскания по нескольку раз – руки Подыль дрожали, а спина, казалось, готова была разломиться. После этого шитье