Верность месту - Клэр Бойлз

Богу, хотя и тревожится, что тот может оттолкнуть его еще дальше. Сестра отмечает отсутствие прямого ответа на свои молитвы, размышляет об очевидном отсутствии поучительного чуда. Она благодарна за Интернет, за богатство информации, доступной даже стареющей монахине, за то, что возраст может защитить ее и не дать в обиду, за то, что это может оказаться опасным подарком. Прожекторы освещают детскую площадку — качели, спиральную горку, столбы с баскетбольными кольцами, обернутые вспененным материалом, чтобы уберечь детей от вреда, если они нечаянно с ним столкнутся.

Находящееся за детской площадкой предполагаемое место гидроразрыва прячется в темноте под светом звезд и позолоченного полумесяца. Вокруг него нет ни заборов, ни ворот. Одинокий бульдозер сиротливо стоит на пустыре. Она немного боится, но ее позвоночник, крепкий и широкий, как ствол дерева из грязи и веток, льда и гранита, уже оброс новыми кольцами. Боковая крышка бульдозера открывается в точности так, как было сказано на веб-сайте, и она выливает оба галлона отбеливателя в бачок с маслом.

Сестра Агнес-Мэри не знает, изменят ли ее усилия в конечном счете что-либо, но на данный момент ее суставы перестают болеть. Когда боль возвращается, внезапно, резко, она закрывает глаза и воображает, что ее сомнения и страх заключены в боли. Она мысленно держит на ладони задуманное, раскаленное добела, с острыми краями, представляет, как смиренно кладет его на алтарь.

«Пожалуйста, прими мое подношение», — молится Агнес-Мэри. Оказывается, после стольких лет она не может позволить Богу молчать. Она верит, что Он видит, что Он всегда видит ее, даже когда не отвечает.

Сестра возвращается в освещенный свечами вестибюль церкви. Она не знает, следует ли ей ожидать благословения или наказания. Тишина неподвижно стоит в воздухе часовни, распадается на частицы, прилипает, как дым ладана. На рассвете наступит момент мини-карнавала, когда солнечный свет проникнет сквозь витражи и осветит жесткие деревянные скамьи фиолетовыми, золотыми, зелеными крапинками. Эта красота не является ни чудом, ни голосом Бога. Сестра видит ее каждый день, как восход солнца, независимо от того, как она себя ведет.

* * *

Сестра идет к дому, в котором выросла и в котором Рут и Мано живут вместе. Он стоит в нескольких кварталах от церкви. Сейчас конец мая. Кизиловые деревья вдоль тротуара дрожат в прекрасном пастельном цветении. Ранние тюльпаны срезаны и выброшены, но поздние распускаются желтыми и пурпурными тюрбанами — пасхальных оттенков. Они появляются на несколько месяцев позже. Утреннее небо раскрывается, светлеет и становится голубым. Несколько тонких перистых облачков дрейфуют на большой высоте, медленно удаляясь от хребта Скалистых гор на западе.

Сестра Агнес-Мэри входит в дом и видит Рут и Мано спящими в гостиной, храпящими пьяным стаккато. Банка оливок, празднично окрашенных в зеленый и красный цвета, стоит на кухонном столе рядом с шеренгой открытых бутылок — водки и джина, — которые заставляют сестру Агнес-Мэри вспомнить деликатную манеру их отца говорить, что он достаточно пьян.

— Нет, спасибо, — скромничал он, отмахиваясь от пятого или шестого мартини. — Я уже и так съел полбанки оливок.

Сестра наполняет в раковине кофейник, и вес воды усиливает артритную боль в ее скрюченных, распухших костяшках пальцев. Она зажигает конфорку и снова садится за стол. Она улыбается своим пьяным сонным сестрам, обе моргают, просыпаясь. Она не беспокоится о том, что они пьют. Это больше похоже на веселье, чем на грех.

Сестра Агнес-Мэри отшпиливает свою серую вуаль, кладет ее на спинку пустого стула.

— Берегись, Мано, — говорит Рут, чуть дольше обычного произнося звук «н». — Сестра сняла вуаль. Вечеринка грозит закончиться неистовством.

— Прекрати, Рут, — останавливает ее Мано. — Сестра всегда следует правилам. Мы должны поощрять такие вещи.

Крошка Мано, младшенькая, всегда исполняет роль буфера.

— А что сказал бы отец Морель? — не унимается Рут.

Она подмигивает Мано.

— Нигде нет каменной таблички с заповедями, касающимися вызывающей зуд вуали.

Сестра Агнес-Мэри работает над ослаблением монашеского устава. Она больше не может различать через углубленную молитву и медитацию четкую разницу между Богом и законом. Она все время думает об этом.

— Трудно сказать, могу ли я доверять тебе, — говорит Рут сестре, — без твоей вуали.

В комнату входит Гретхен, правнучка Рут. На ней мягкая фланелевая пижама. Ее длинные каштановые волосы спутались, как птичье гнездо, и, когда она трет глаза двумя крошечными кулачками, сестра Агнес-Мэри видит сколы розового лака на ее ногтях. Сестра счастливо удивлена и чувствует, как любовь к этому ребенку согревает ее тело, прилив радости заставляет расправить ноющие плечи.

— Сестра Агнес-Мэри пришла, — радостно произносит Гретхен.

Сестра видит себя, видит Рут и Мано глазами Гретхен. Она и ее сестры становятся мягкими толстушками. Их можно обнять, как гигантских плюшевых мишек. Они носят песочное печенье в своих практичных сумочках.

— Мэрилин назначили постельный режим, — сообщает Рут.

Мэрилин, мать Гретхен, внучка Рут, сейчас на восьмом месяце беременности вторым ребенком.

— У мамы мальчик, — хвастается Гретхен.

— У тебя будет брат, — изрекает сестра Агнес-Мэри, и Гретхен улыбается.

— Мама собирается назвать его Финч[57], — добавляет Гретхен.

— Так называются маленькие счастливые птички, — поясняет Мано. — Они подпрыгивают в воздухе, когда летят.

— Прелестно, — вставляет сестра Агнес-Мэри. Она не встречала ни одного мальчика по имени Финч, но слышала и более странные имена. — Как у нее дела?

— Она сильная, — говорит Рут. — Правда, скучает.

Сестру успокаивает уверенность Рут.

В этом году Гретхен пойдет в детский сад при соборе Святого Павла. Она забирается к сестре Агнес-Мэри на колени. Девчушка совсем кроха, почти ничего не весит. Сестра воображает полые птичьи кости, пух, розовые трепещущие безупречные легкие. Она представляет себе Гретхен на школьной площадке, представляет себе тот весенний день, когда Гретхен научится, подобно зеленым листьям на дубах позади нее, которыми играет теплый ветерок, качаться без толчков на качелях, правильно работать ногами, взлетать. Сестра представляет себе газовую скважину за качелями, представляет, как Гретхен несется навстречу пара́м факельной трубы. Сестра не хочет, чтобы Гретхен летала в отравленном химией воздухе. Сестра хочет, чтобы у Гретхен был здоровый брат по имени Финч, чтобы Мэрилин снова стала энергичной и радостной. Сестре нужен чистый воздух, пение птиц, прохладная вода для питья.

«Если