Верность месту - Клэр Бойлз

гараж с двумя чашками кофе, протянула одну ему, и он снова поразился тому миллиону маленьких подарков, которые ей всегда удавалось сделать. Она прислонилась к «Фэлкону», пар от кофе поднимался к ее лицу.

— Ну, как тут у тебя идут дела?

— Ты когда-нибудь думала, что мы будем делать, если никто, кроме мамы и папы, не отдаст мне в починку машину?

— Нужно подождать, Бобби, — сказала она. — Непохоже на то, что все остальные механики процветают. Ни у кого ни на что нет денег. Все просто… ждут, я думаю.

— Я не могу ждать вечно.

«Вот если бы я мог придумать, где найти работу, так, как правительство придумывает, где брать деньги», — хотел было сказать Бобби, но решил промолчать.

— Да, я тебя понимаю. — Эми тряхнула волосами и поднесла кружку ко рту, обхватив обеими руками. — Думаю, я продолжаю надеяться на что-то большее. На то, что газеты пишут правду: рецессия закончилась, и работа скоро вернется.

Бобби выругался, ударил кулаком по борту «Фэлкона», увидел, как Эми вздрогнула и едва не подпрыгнула, увидел, как ее брови нахмурились, а в глазах отразился его гнев.

— Я не понимаю, как это может помочь, Бобби. — Она посмотрела в потолок, ее лицо покраснело, глаза наполнились слезами. — Я все время пытаюсь поддержать наше настроение, а ты просто… Я имею в виду, я люблю тебя, Бобби, но ты совсем не стараешься.

Бобби почувствовал, как внутри у него все горит, как слабеют ноги. Он знал, в чем дело. Он так долго этого боялся. И единственное, что он мог ей предложить, — это слабое оправдание. Он указал на «Фэлкона».

— Другой работы, кроме этой, Эми, попросту нет. Чего ты от меня хочешь?

От гнева ее волосы засияли, взор засверкал, и красота вспыхнула так ярко, что он потянулся вслед за женой, когда она отпрянула.

— Это не то, что я имела в виду. Даже близко.

Затем Бобби позволил ей уйти и слушал, как затихает звук шагов по гравию, пока не исчез совсем, оставив Бобби наедине с эхом. Он сел на шлакоблок, почувствовал, как глаза защипали слезы, и сквозь пошатнувшийся мир снова увидел призраков. Одни мужчины с морщинистыми лицами подметали полы. Другие укладывали в штабеля ящики с сахарной свеклой. Фермеры привозили свой урожай, моля Бога, чтобы на заводе с ними расплатились честно.

Бобби отступил, как делал это часто, к койке Эми, но он был слишком напуган, чтобы успокоиться. Ее одеяла были похожи на декоративные растения в полном цвету — прямо-таки весеннее время, — и все отражения восходящей луны в стеклянных банках напоминали профиль Эми: Эми, смеющаяся на вершине горной тропы, Эми, лежащая обнаженной в спальне их дома, теперь ушедшего за долги, Эми, улыбающаяся в день свадьбы, а ее лицо ярко освещает полуденное солнце.

* * *

Бобби не находил себе места и до рассвета бродил вдоль южной стены бункера для свеклы, бросая камни в кроликов. В комнате у него остался пистолет 22-го калибра, но ему не хотелось возвращаться за ним в старое офисное здание. Бессильная сетчатая изгородь, которую он соорудил вокруг огорода, никак не препятствовала кроликам, как и сверкающие металлические ленты, которые он привязал к маленьким кольям, чтобы они танцевали и трещали на ветру. Кролики съели посаженные им салат и шпинат дочиста. Он находился в четверти мили от дороги, но все равно слышал движение транспорта. Дорога вела к главному шоссе и обычно была оживленной, но не в это время суток. Мимо проехали только две полицейские машины.

Он позволил телу расслабиться после охватившей его напряженной дрожи, прицелился и попал в кролика, мгновенно его убив. Не то чтобы это было очень трудно сделать, учитывая реакцию кроликов на страх. Надо было быть совершенным мазилой, чтобы не попасть в кролика, застывшего на месте в зеленовато-желтом свете посреди открытой подъездной дорожки, а Бобби оттачивал свою меткость с тех пор, как жил на заводе. Бобби знал, что лучшая реакция на страх — это контролируемое действие, а не паралич. Кролики в этом смысле были невероятно глупы. Но он их понимал. Требовалось усилие, чтобы продолжать двигаться, когда нет видимой цели, когда кажется, будто тебя преследует нечто огромное, словно приближается злосчастный конец всего, облеченный в абсолютную неизбежность.

Они начали есть кроликов не потому, что им понравился их вкус. Просто дела стали совсем плохи, а кролики были повсюду. Эми зашла после работы в магазин, купила паприку, перец, фасоль, и они вместе поели тушеное мясо с рисом, слушая радио, которое все еще, каким-то чудом, было бесплатным. Бобби быстро привык к тушеному кролику, обладающему сильным вкусом и запахом дичи, начал ценить жесткие сухожилия, застревающие между зубами. Эми потребовалось три попытки, прежде чем она подыскала нужный рецепт и смогла съесть кролика, не подавившись.

— Острый соус спасает положение, — сказала она наконец, поморщившись.

— Послушай, мы не обязаны есть кроликов, — возразил он. — Мы могли бы просто купить окорок или что-нибудь такое.

— Может, и нет, — усомнилась Эми. — Ведь все это часть игры в бережливость, верно?

— Часть чего? — переспросил Бобби.

— Игры на выживание после рецессии, — пояснила Эми. — Это как если бы мы получали очки за любое безумие, которое приучаемся терпеть. Например, за то, что едим кроликов со двора только потому, что они бесплатны.

Бобби провел рукой по плечу Эми и дальше, по ее спине, по лопаткам. Его разум был в панике: он ожидал нащупать крылья, находящиеся в изящном, неистовом движении. Его руки искали их основания. Он подумал о страданиях, которые они пережили: пропущенные платежи по ипотеке, долгие месяцы, когда он задавался вопросом, сколько времени потребуется банку, чтобы нагрянуть к ним в гости… Заберут ли дом в феврале, в мае, в сентябре? Соседи, наблюдающие из окон… Эми восприняла все это спокойно. Только сейчас он заметил следы горечи в ее всегда легком сердце.

Теперь он увидел Эми, освещенную восходящим солнцем, идущую к нему. Он уловил запах кролика, прежде чем смог разглядеть, что именно она несла, и понял, что она нашла шкуры, которые он сушил на вешалке в одном из сараев.

Когда она подошла достаточно близко, чтобы он смог увидеть беспокойство в ее глазах, она