Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

превосходительство», обвиняли в том, что он грубо обругал собственного повара, и сажали на одну скамейку со слугой, ему, естественно, казалось, что наступил конец света. Так же и крупного гражданского чиновника, привыкшего считать, что полиция существует исключительно для низших классов, ждало большое потрясение, когда он внезапно, к своему несказанному изумлению, оказался оштрафован за нарушение полицейских правил! Разумеется, судей стали обвинять в опасных революционных настроениях, а когда им случалось обнаружить проступки со стороны чиновников, их сурово осуждали за подрыв престижа императорской власти!

Какое-то время эти обвинения вызывали у либералов лишь улыбку или едкие реплики, но примерно в середине 1880-х годов критика стала появляться даже в либеральной прессе. Серьезных обвинений не выдвигалось, но недостатки системы и судебные ошибки ставились на вид и сурово порицались. Иногда случалось, что судья предавался праздности или что на заседаниях в небольших уездных городках невозможно было собрать кворум судей в назначенный день. Не обращая внимания на достоинства этого учреждения и приносимую им пользу, критики, особенно в лагере реакционеров, стали предлагать частичную его реорганизацию в смысле усиления контроля со стороны центральных властей. Предлагалось, например, передать назначение председателей судов властям, подчинить судей обычным судам и отменить принцип их избрания земством.

Эти жалобы правительство встретило с удовлетворением, ибо уже приступило к проведению реакционной политики и в 1889 году неожиданно подарило критикам гораздо больше, чем они сами желали. В сельских округах Центральной России судей сменили надзиратели, о которых я говорил в предыдущей главе, а часть функций, которую нельзя было возложить на новых чиновников, передали судьям обычных судов. В некоторых крупных городах и в сельских округах отдаленных губерний мировые судьи сохранились, но их уже не избирало земство, а назначали власти.

Обычные суды также на удивление быстро акклиматизировались. Первые судьи отнюдь не были опытными юристами, и слишком часто им не хватало того бесстрастного спокойствия, которое мы привыкли ассоциировать с судом; но, по крайней мере, это были честные и образованные люди и, как правило, неплохо знали законы. Их недостатки были связаны с тем, что спрос на квалифицированных юристов намного превышал предложение, и правительство было вынуждено выдвигать людей, которые в обычных обстоятельствах даже и не подумали бы предлагать свои кандидатуры. В начале 1870 года в 32 окружных судах, существовавших на тот момент, насчитывалось 227 судей, из которых 44 не получили никакого юридического образования. Даже не все председатели имели соответствующую подготовку. Конечно, суды не могли эффективно работать до тех пор, пока все судьи не получили хорошее специальное образование и не ознакомились на практике с судебными делами. Теперь положение исправилось, и нынешнее поколение судей гораздо лучше подготовлено и более работоспособно, чем их предшественники. Что касается неподкупности судей, то мне никогда не доводилось слышать подобных жалоб.

Из всех юридических нововведений, пожалуй, самым интересным является суд присяжных.

Когда в ходе реформ в судебную организацию были введены присяжные, это пробудило в образованных классах немалый сентиментальный энтузиазм. Данный институт имел репутацию «либерального» и, по слухам, получил одоб рение со стороны высших авторитетов в области уголовной юриспруденции. Этого было достаточно, чтобы обеспечить ему благоприятный прием и вызвать самые завышенные ожидания в том, что касалось его благотворного влияния. Десятилетний опыт несколько охладил этот энтузиазм, и раздались голоса тех, кто считал, что введение суда присяжных было ошибкой. Полагали, что русский народ еще не созрел для такого учреждения, и в поддержку этого взгляда приводились многочисленные случаи из жизни. Например, говорили, что где-то присяжные вынесли вердикт о «невиновности при смягчающих обстоятельствах»; а где-то заседатели, не в силах принять решение, якобы бросили жребий перед иконой и так и вынесли приговор! Кроме того, присяжные часто оправдывали подсудимых, которые полностью признали свою вину перед судом.

Насколько эти комичные истории правдивы, я не берусь решать, однако осмелюсь утверждать, что подобных случаев, если они действительно имеют место, слишком мало, чтобы служить основанием для серьезной критики. Однако тот факт, что присяжные часто оправдывают заключенных, открыто признающих свои преступные деяния, не вызывает сомнений.

Большинство англичан, пожалуй, сочтут это достаточно убедительным доказательством того, что суд присяжных, по крайней мере, введен преждевременно, но прежде чем согласиться с этим радикальным выводом, стоит изучить это явление более внимательно в его связи с российским уголовным судопроизводством в целом.

В Англии судейской коллегии предоставлена очень большая свобода в определении тяжести наказания. Таким образом, присяжные могут ограничиться рассмотрением фактов и предоставить судье оценивать смягчающие обстоятельства. В России позиция присяжных иная. Российское уголовное законодательство подробно устанавливает наказания по каждой категории преступлений и оставляет судьям очень мало свободы действий. Присяжные знают, что в случае вынесения обвинительного приговора заключенный неминуемо понесет наказание по уголовному кодексу. Кодекс, по большей части заимствованный из иностранного законодательства, основан на понятиях, очень далеких от понятий русского народа, и во многих случаях предусматривает суровые наказания за действия, которые рядовой русский считает пустяшными проступками, а то и вовсе не заслуживающими наказания. Даже в тех вопросах, где кодекс соответствует общепринятой морали, есть множество исключений, когда summum jus в действительности есть summa injuria[14]. Возьмем такой пример – пример из жизни, о котором мне стало известно. В деревне вспыхнул пожар, и деревенский староста, потеряв терпение из-за апатии и лени нескольких молодых односельчан, преступил границы своих определенных законом полномочий и подкрепил свои упреки и увещевания тумаками. Разумеется, такой человек не виновен в каком-то страшном злодеянии и, уж конечно, не в глазах крестьян, и все же, если его привлекут к ответственности и осудят, он неизбежно подпадет под действие статьи кодекса, которая приговаривает к ссылке на длительный срок.

Что делать присяжным в таких случаях? В Англии они могли бы спокойно вынести обвинительный приговор и предоставить судье решать с учетом всех смягчающих обстоятельств; но в России они не могут действовать таким образом, ибо знают, что судья должен осудить заключенного в соответствии с уголовным кодексом. Таким образом, остается только один выход из затруднения – оправдательный приговор; и к чести российских присяжных нужно сказать, что, как правило, они и выбирают такой вариант. Иными словами, в тех самых случаях, за которые присяжных критикуют строже всего, они как раз и берут на себя исправление несправедливости уголовного законодательства. Иногда, правда, они заходят в этом слишком далеко и присваивают себе право помилования, но такие случаи, на мой взгляд, очень редки. Я знаю только один достоверный случай. Подсудимого признали виновным в тяжком преступлении, но это произошло накануне большого религиозного праздника, и присяжные посчитали, что, помиловав подсудимого