Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

пост руководителя Ленинградской писательской организации, П. до 1966 года оставался членом Центральной ревизионной комиссии КПСС и пожизненным членом правления СП СССР, к нагрудному знаку «Почетный работник ВЧК — ГПУ», к Сталинской (1946) и Ленинской (1961) премиям прибавил звание Героя Социалистического Труда (1970), выпустил дюжину одно- и двухтомников, два собрания сочинений в четырех томах… Его именем названы, наконец, библиотека и даже улица на северо-западе Санкт-Петербурга…

Одна беда: книги П. (если не считать тех, что для детей) не переиздаются уже несколько десятилетий. Поэтому как тут не согласиться с Я. Гординым: та давняя история его действительно погубила.

Соч.: Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1976 (Библиотека поэта. Большая серия); Собр. соч.: В 4 т. М.: Худож. лит., 1978.

Лит.: Дементьев В. Голубое иго: Поэзия Александра Прокофьева. М.: Худож. лит., 1964; Гринберг И., Добин Е. Клинками песен боевых: Поэзия Александра Прокофьева. М.: Сов. Россия, 1966.

Р

Райт-Ковалева Рита (Черномордик Раиса Яковлевна) (1898–1988)

Дочь врача Якова-Меера Черномордика, Р.-К. по семейной традиции получила медицинское образование — сначала в Харькове, где познакомилась с В. Хлебниковым и даже попробовала переводить на немецкий его стихи, затем в Москве, закончив медфак 2-го МГУ (1924).

Врачом не стала, хотя, перебравшись после университета в Ленинград, шесть лет проработала в лаборатории у академика Павлова (1924–1930), а затем в Институте мозга (1935–1938). О ее научной деятельности почти ничего не известно, зато известно, что еще в Харькове она, — по ее собственным словам, — была «не то секретарем, не то литературным сотрудником» в журнале «Пути творчества», и, — продолжим цитату, — «уже в те годы моя жизнь как бы „раздвоилась“: медициной я занималась без особой охоты и все свободное время отдавала литературе, языкам, музыке и — больше всего — стихам». Прежде всего футуристическим, и понятно, что при первой же возможности Р.-К. сорвалась из Харькова в Москву, где познакомилась с Маяковским, который с ходу предложил ей перевести на три языка стихотворные подписи для «Окон РОСТА».

Связь уже не прерывалась, и по просьбе поэта Р.-К. перевела на немецкий его «Мистерию-буфф», которую специально для делегатов Третьего конгресса Коминтерна 24 июня 1921 года поставили в Первом гос. цирке. Дальше больше, и в годы московского студенчества Р.-К. даже жила в одной квартире с Маяковским и Бриками в роли своего рода Эккермана, вела хронику, сочиняла темы для сатирических плакатов: «про всякую санитарию и гигиену, про детей, про сбор теплой одежды, ликвидацию неграмотности», а «кроме таких „заказных“ тем, надо было самой выбирать из газет все, что могло пригодиться для „Окна сатиры“». Работа, может быть, не слишком заметная, но увлекательная, и в мемуарах «Только воспоминания»[2413] (Звезда. 1940. № 3–4; Литературный современник. 1940. № 4) рассказала о ней Р.-К. тоже увлекательно.

Перевернута была, однако, и эта страница. Тяжело пережив смерть своего ребенка, Р.-К. замкнулась в себе и на десять лет отошла от занятий литературой, а когда вернулась, то к переводам уже не поэзии, а прозы. Многие из ее ранних работ теперь, разумеется, забыты, но в Союз писателей (1938) она вступила как переводчик. А жизнь продолжалась — в войну Р.-К. побывала в эвакуации, потом, оказавшись вместе с мужем-подводником, инженер-капитаном I ранга Н. Ковалевым в Архангельске, работала на местном радио, и уже после войны и гибели мужа в 1946-м приняла на себя обязанности сначала помощника, затем уже только редактора С. Маршака вплоть до самой его смерти.

Дни Оттепели оказались для Р.-К. звездными: по настоянию С. Маршака она написала биографию Р. Бёрнса для «Жизни замечательных людей» (1959, 1961, 1965), даже съездила на его родину в Шотландию (1963). И тексты для переводов отбирала уже только первосортные: «Авиньонские любовники» Э. Триоле (1956), «Тихий американец» Г. Грина (Иностранная литература. 1956. № 6–7), «Цвет яблони» Дж. Голсуорси (1958), «Дневник Анны Франк» (1960), «Глазами клоуна» Г. Бёлля (Иностранная литература. 1964. № 3), «Процесс» Ф. Кафки (1965), романы У. Фолкнера «Город» (1965), «Особняк» (1965), «Солдатская награда» (Дон. 1966. № 4–6).

Замечательные романы, достойные переводы. Но редкостно оглушительная для переводчика слава пришла к Р.-К. с переложением книги Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (Иностранная литература. 1960. № 11). Конечно, к этому классическому роману в дальнейшем будут обращаться и другие мастера («Обрыв на краю ржаного поля детства» С. Махова в 1998-м, «Ловец на хлебном поле» М. Немцова в 2008-м), и, возможно, их переводы, осуществленные в эпоху уже бесцензурную, действительно более аутентичны. Но именно версия Р.-К. впервые открыла советским читателям отнюдь не благостный мир современных подростков, а В. Аксенову, А. Гладилину, другим авторам русской «исповедальной прозы» дала язык, на котором говорит юность.

Вспоминают, что, подступая к этой работе, Р.-К. обременяла заданиями всех своих знакомых, имевших отношение к школьникам (например, Ф. Вигдорову), донимала, — рассказывает переводчик С. Таск, —

всех вопросами, как говорят подростки, не только нас, но и таксистов, продавцов в магазинах, выискивала какие-то сленговые слова в желании поймать верную интонацию. Объясняла, что не возьмется за перевод, пока у нее в голове не зазвучат голоса персонажей[2414].

Они зазвучали, и в литературной среде укоренилось мнение, что Р.-К. — не просто переводчик, но еще и писатель, причем едва ли не самый виртуозный стилист в русской прозе[2415]. В русской? Да, в русской, так как в годы стилевой бескормицы, последовавшие за Оттепелью, ее переложения «Золотых плодов» Н. Саррот (1970), романов К. Воннегута «Колыбель для кошки» (1970), «Бойня номер пять» (Новый мир. 1970. № 4), «Завтрак для чемпионов» (Иностранная литература. 1975. № 1–2) восполняли то, что было в дефиците в русской литературе.

Жизнь вышла на плато. Р.-К. по приглашению Н. Саррот побывала в Париже, где собрала материал для книги «Человек из Музея человека» о Б. Вильде — русском эмигранте и герое французского Сопротивления (Звезда. 1976. № 6). Ее — остроумную и не просто злоязыкую, но и еще и искусную матерщинницу[2416] — друзья и соседи по писательскому кооперативу на Красноармейской улице, 27 просто обожали, хотя и побаивались. Да и власть не обижала, даже успела к 90-летию наградить орденом Дружбы народов (1988). Не всё, конечно, печатали вовремя — так, «Замок» Ф. Кафки, переведенный еще в конце 1960-х, появился в печати только в 1988-м, но и это было привычно, поскольку было одним из условий игры, правила которой Р.-К. усвоила отлично. О ее осторожности пишет В. Войнович в «Автопортрете», да и И. Роскина свидетельствует, что «в разговоре, в домашней болтовне Рита Райт была, естественно, совершенно своей, полностью антисоветской и всепонимающей. Но вне дома она громко не высказывалась. В сложной ситуации она умела уходить под воду»[2417], то есть отходила, например,