Грушевая поляна - Нана Эквтимишвили

себе лоб! – Лела садится на стол у окна. – Тебе такое счастье привалило, а ты куда-то звонить хочешь. Зачем тебе звонить? – Лела пожимает плечами, как будто уже ничего не понимает ни в жизни, ни в людях.

– Не знаю, все-таки… А вдруг она приедет, – рассудительно замечает Ираклий.

– Не желает она приезжать, понимаешь ты или нет? – говорит Лела, хочет еще что-то добавить, но умолкает.

Ираклий тоже молчит. Лицо у него худее и бледнее обычного, и Леле вспоминаются сказанные американцами слова про нежное лицо и чистый взгляд.

Дверь открывает дочка Мзии, и Лела убеждается, что волосатый жук по-прежнему обитает на щеке девочки, никуда не убежал. Увидев гостей, девочка хмурится и, не сказав ни слова, захлопывает дверь у них перед носом. Лела и Ираклий удивленно переглядываются. Лела снова звонит в звонок. На этот раз открывает Мзия – без привычной улыбки, неприветливая, она мрачно глядит на пришедших.

– Здравствуйте, – говорит Лела, – извините, пожалуйста, можно позвонить?

Во взгляде Мзии читается обида: на глаза ей наворачиваются слезы.

– Ну вы молодцы! – произносит она дрожащим голосом. – Большое спасибо, что так отплатили мне за добро! Приходите, звоните сколько хотите, никто от вас ничего не требует, лишь бы вам хорошо было… А вы позвонили за границу, и нам из-за вас отключили телефон! Муж вернулся с работы, уставший, пошел платить. Почему? Почему нас так обманули те, которым мы помогали?

Мзия вот-вот расплачется. Лела замечает, что из-за ее спины выглядывает дочка. Мзия захлопывает дверь.

Через некоторое время дверь приоткрывается, девочка с жуком на щеке высовывает нос в щелку и смотрит на незваных гостей.

– Дочь, немедленно закрой дверь и отойди оттуда! – раздраженно кричит Мзия.

– Мам, они тут стоят!

– Закрой и отойди! – повторяет Мзия.

Девочка закрывает дверь, и наступает тишина. Из квартиры не доносится ни звука.

Подумав, Лела подходит к двери напротив и звонит в звонок. Ираклий удивлен. В этой квартире поселились новые жильцы. Мама, папа, сын и дочь. Дверь открывает худенькая девочка лет двенадцати.

– Простите, пожалуйста, – говорит Лела, – можно от вас позвонить? Мы на минутку. Мы из интерната, у нас срочное дело.

Девочка испуганно хмурится.

– Телефон не работает, – отвечает она.

– А-а, тогда извините, – говорит Лела, и девочка, не попрощавшись, закрывает дверь.

Ираклий спускается по лестнице, Лела следует было за ним, потом вдруг что-то вспоминает и окликает его:

– Давай подождем немного, эта девочка нам наврала.

– Наврала? – изумляется Ираклий.

Некоторое время они стоят на площадке, потом Лела снова звонит в звонок, и дверь ей снова открывает та же девочка.

– Сейчас мужчина приходил. Заглянул в телефонный ящик и починил телефоны, посмотри, думаю, ваш должен был включиться.

Девочка растерянно заходит в квартиру, оставив дверь открытой, и снимает трубку с телефона, который стоит на полочке в прихожей.

– Ух ты, включили, – говорит она, не понимая, кто кого обманул: она гостью или гостья ее.

Лела и Ираклий заходят в квартиру. Девочка скрывается в комнате, в которой что-то бормочет телевизор.

– Кто это? – спрашивает женский голос за дверью.

– Дебилы. Им нужно позвонить.

Жильцы квартиры замолкают: слышен только звук телевизора да изредка мужское покашливание.

Эта квартира не такая чистая, как у Мзии, кругом беспорядок, в коридоре темно, из кухни не пахнет выпечкой, и никто не выносит им табуретку. Ираклий разворачивает маленький листок, на котором рукой Лелы нацарапаны цифры. Набирает номер. Трубку берет какая-то старуха, которая понимает только по-гречески, но в конце концов раздраженно кричит в трубку на ломаном английском:

– Ноу Инга! Инга ноу! Инга дазнот лив хир энимор!

Ираклий звонит своей соседке Ивлите. Ивлита ничего не знает. Инга не звонила ей. Ивлита предполагает, что Инга, скорее всего, переехала в другое место и со временем сама объявится.

Решено. Ираклий едет в Америку.

Он понуро плетется за Лелой по улице. Да и Лела не в настроении: ей неловко, что они так подвели Мзию.

– Ты иди, я потом приду, – вдруг говорит Лела.

– А куда ты? Можно с тобой? – спрашивает Ираклий.

– Нет, ты иди, я потом приду.

– Хорошо. – Ираклий пожимает плечами и, засунув руки в карманы, направляется к интернату.

Лела возвращается к дому, но заходит в другой подъезд. Звонит в дверь. Ей открывает Марика и, увидев Лелу, улыбается удивленно:

– Как жизнь?

– У меня к тебе дело.

Марика выходит в подъезд и закрывает за собой дверь с такой осторожностью, будто встречается с бывшим любовником.

– Какое?

Лела достает листок, на котором записан номер для Ираклия, и читает, с трудом разбирая собственные каракули:

– Скажи мне, что значит «Инга дазнот лив хир энимор»?

Марика растерянно смотрит сперва на Лелу, потом на листок и отвечает вопросительно:

– Может, «Инга здесь больше не живет»?

– Слышала новость про нашего Ираклия? – помолчав, продолжает Лела. – Его усыновили американцы и в сентябре увезут к себе. Правда здорово?

– Вау, как круто! – Марика округляет глаза.

– Я вот о чем хотела тебя попросить, – деловито произносит Лела, – научи Ираклия паре слов, ты же знаешь английский.

Марика теряется.

– Я не настолько хорошо знаю язык. Я же сама еще учусь. Лучше возьмите ему учителя.

– Будь ты учительницей, нет проблем. Мы заплатим. Ты сама сколько платишь?

Марика хмурится:

– Я плачу помесячно. Хожу два раза в неделю.

– Ну вот и мы будем платить за месяц, будем приходить два раза в неделю. Или ты к нам приходи два раза в неделю. У меня есть собственная комната, без проблем, просто научи его хоть чему-нибудь, чтобы, как приедет, мог два слова связать.

– Не знаю, я готовлюсь сейчас, времени вообще нет, в этом году поступаю, – все так же хмуро отвечает Марика.

– Мы заплатим тебе. Сколько ты платишь в месяц?

Марика размышляет.

– Деньги есть, – не сдается Лела. – Я же работаю, присматриваю за автостоянкой. Это немного, но нам хватит.

– Не знаю, я сорок лари плачу, это наша родственница. Дадите половину?

– Двадцатку?

Девочки замолкают и смотрят друг другу в глаза. Леле странно вспоминать, что когда-то Марика засовывала руку к ней в трусы и Лела тоже клала руку на ее мягкий и упругий лобок. Она даже вдруг почувствовала запах Марики на своих пальцах. По лестнице, кряхтя, медленно поднимается соседка Тина. Лела отходит в сторону, чтобы ее пропустить, Марика здоровается. Тина удивленно смотрит на соседку, которая снизошла до интернатской Лелы и даже вышла в подъезд, многозначительно произносит: «Здравствуйте!» – и продолжает подъем. Когда Тина скрывается из виду, Марика глубоко вздыхает, словно ей надоела эта торговля, и спрашивает Лелу:

– Ну так что, тебя это устраивает?

– Да, за двадцатку нас устраивает.

– Хорошо. Тогда я буду приходить к вам раз в неделю, только, чур, днем, вечером я сама учусь.

– А сколько стоит один урок, получается? Чтобы мы тебе платили за каждый.

– Ну раздели пополам. Две недели – десять, а одна неделя – пять. В неделю раз меня устраивает, – говорит Марика, и, не дожидаясь ответа, идет к двери.

– Спасибо. Когда тебя ждать?

– Завтра в два.

– Хорошо, – отвечает Лела и сбегает по лестнице.

– Постой! – кричит в